– Существуют разнообразные взгляды на толкование Библии, но лично я считаю, что высшим авторитетом может считаться только Папа, ибо он является неоспоримым наместником Бога на земле. Ваше крамольное учение о Боге перевернуло все мыслимые и немыслимые представления о Церкви. Вы отрицаете все таинства, сохранив только крещение и евхаристию, да и то в каком-то извращенном виде.
– Я не стану вас переубеждать, герцог, это действительно так, потому что крещение и евхаристия – это евангельские таинства, что касается остальных, то они – только церковные и не могут считаться полноценными… Однако, герцог Норфолк, позвольте мне прервать наш теологический разговор. Предоставим решать вопросы богословия нашим проповедникам. Вы ведь не за этим сюда пришли? Не так ли?
Герцог Норфолк прищурился и окинул взглядом стоявшего перед ним бывшего советника.
– Да, вы совершенно правы, господин Кромвель, – неприятный смех герцога эхом отозвался под сводами подземелья. – Прежде всего я хотел насладиться отрадным для меня зрелищем и, поверьте, получил большое удовлетворение от увиденного. Многие годы меня не отпускало желание видеть ваше унижение, а уж тем более – ваш конец. Хвала Господу нашему, моя мечта постепенно стала обращаться в реальность. Но я пришел к вам не только поэтому. Его Величество поручил мне довести до вашего сведения, что через неделю состоится суд над королевой, где вы будете выступать как главный свидетель. Так что советую вам напрячь свою память и ознакомить присяжных со всеми деталями дела.
– И в чем же вы обвиняете королеву? – поинтересовался Кромвель ехидным голосом. – Уж не в измене ли королю? Вы собираетесь поступить с ней так же, как когда-то с Анной Болейн? Вот только беда: Анна Клевская не развратна, чего нельзя было сказать о вашей племяннице. Да и с кем королева могла изменить королю, когда он каждую ночь проводит в ее постели?
– Не сегодня-завтра королеву сошлют в Ричмонд, где она и будет ожидать решения суда, – жестко парировал герцог. – А по поводу измены… у меня будут доказательства, не сомневайтесь в этом. И тогда я легко избавлюсь от королевы-протестантки, и корона перейдет к королеве-католичке, а моя власть над дряхлеющим Генрихом будет безгранична.
– Вы говорите о Катерине Говард? Не правда ли?
– Вы догадливы, мой милый друг, – снисходительно глядя на Кромвеля, легко согласился Норфолк. – Все идет по плану.
– Боюсь, вы заблуждаетесь, милорд: Анна Клевская не так проста и глупа, как кажется. Я бы посоветовал отнестись к ней с большим уважением.
– Она только женщина, причем некрасивая и неуклюжая, да и к тому же весьма посредственного ума. Королева мне не противник.
– Как знать, как знать, – задумчиво ответил Кромвель. – Может статься, что она станет вашим концом.
Раскатистый хохот лорда-казначея взлетел под хмурые своды подземелья и эхом разнесся по пустынным коридорам. Вдоволь насмеявшись, Норфолк уставился на бывшего советника с высоты своего нынешнего величия, непоколебимо уверенный в себе.
– Запомните: никому еще не удавалось заманить меня в ловушку. С Болейн произошла осечка, но такого больше не повторится. Вот только жаль, что вы этого уже не увидите, ибо сразу после суда над королевой состоится и ваш суд, и, будьте уверены, я сумею добиться для вас смертного приговора…
Глава 22
На столе стоял серебряный канделябр, мягкий свет мерцающих свечей которого освещал небольшую залу, служившую королю обеденной комнатой. Стены этого уютного помещения были украшены многочисленными шпалерами, пол устлан лавровыми листами, а в камине, облицованном цветным мрамором, несмотря на лето, потрескивал веселый огонь. В те далекие времена принято было считать, что дым благоприятно влияет на здоровье человека, а так как у Генриха оно сильно пошатнулось в последнее время, то он всегда прислушивался к советам лекарей и знахарей.
Посреди комнаты стоял массивный стол, вырезанный из хвойных пород дерева, вокруг него были расставлены высокие кресла и стулья, обтянутые отличной кожей. Сквозь окна дворца Хэмптон-Корт, расписанные геральдическими символами, струился лунный свет, придававший зале еще большую красоту.
За столом восседал Генрих, одетый в желтый кафтан, богато украшенный драгоценными камнями, в черной шляпе с белым пером. По правую руку от него примостилось юное, миниатюрное, не блещущее ни особой красотой, ни умом создание, имевшее зато… задорные зовущие глаза, пухлые губки и розовые щечки. Веселый, слегка развязный нрав и милый облик Катерины с первого взгляда покорили престарелого короля, искавшего после всех своих любовных неудач свежих чувств и ощущений. Он с обожанием смотрел на новую фаворитку. Его восхищало в ней все: и юность, и сила бьющей через край жизни, и доброта, и кокетливость, и обаяние, и та легкость, с какой она завоевала симпатии двора (правда, в основном мужской его части). Ее дерзость, а порой и бесцеремонность, вызывавшие неодобрение у дам, наоборот, приводили кавалеров в восхищение. Но Генриха мало волновало мнение двора. Монарх, обладающий (во многом благодаря реформам Кромвеля) абсолютной властью, не нуждался ни в чьем одобрении. Достаточно было того, что он чувствовал себя влюбленным, и эти внезапно проснувшиеся эмоции словно возвращали его к тем временам, когда он был молод и полон сил.
– Генрих, милый, когда ты наконец отошлешь свою жену? – капризным голоском прощебетало юное создание. – Мне надоело уже выполнять ее дурацкие распоряжения: то книгу принеси, то лютню, то вышивку. Скучно! К тому же мне невыносима одна только мысль о том, что ты ложишься с ней спать каждую ночь. Фи, это противно!
– Дорогая Кэтрин, тебе не стоит беспокоиться. Мы просто спим рядом, и все. Пока она моя жена и живет здесь, я вынужден так поступать. Но скоро этому придет конец.
– Ты с ней разводишься? – встрепенулась Катерина, едва не опрокинув на Генриха кубок с вином. – О, прости, прости, прости. Я такая неловкая.
– Ничего, дорогая… Нет, пока мы не разводимся. Сейчас не время, дорогая.
– Но я хочу, чтобы она уехала далеко-далеко. Пока она здесь, мне нет места подле тебя. На праздниках она рядом с тобой, на турнирах тоже. Прошу, Генрих, отошли ее… Ну пожалуйста. Я устала от улыбок за своей спиной. Все шепчутся, что она имеет власть над тобой, поэтому ты ее и не прогоняешь, – надув губки, добавила Катерина. – Я не хочу делить тебя ни с кем. И не хочу видеть никого около тебя. Пожалуйста, пожалуйста, Генри!
Она умоляющим взглядом поглядела на него и положила свою маленькую ручку на мощную руку короля. Генрих самодовольно улыбнулся, услышав эти слова. Лесть молоденькой, цветущей Кэтрин была приятна стареющему королю. С юной любовницей он чувствовал и себя как в молодости: уверенным, мужественным, неотразимым и желанным мужчиной. Что до девушки, то маленькая плутовка знала все уловки обольщения и умела ими пользоваться. Генрих поцеловал нежные пальчики фаворитки, а затем накрыл ее ладошку своей дланью.
– Хорошо, пусть будет по-твоему. Пока Анна поживет в моем замке в Ричмонде, сегодня я уже сказал ей об этом… Нет, нет, нет, послушай меня, – король перебил запротестовавшую было Кэтрин. – Пойми, все не так-то просто. Такие вопросы не решаются в один день.
Катерина Говард вновь надула губки и обиженно отвернулась от короля. Генрих усмехнулся и, вынув из кармана камзола изящный браслет, усыпанный рубинами и алмазами, аккуратно надел его на тоненькую ручку фаворитки.
– Ну, дорогая, не хмурь свое прелестное личико, не тумань печалью свои ясные глаза. Нужно немного подождать, и тогда никто не помешает нашему счастью.
– Почему ты не можешь сейчас развестись? – недовольным тоном спросила фаворитка, придирчиво рассматривая подаренный браслет.
– Сейчас не время. К тому же у меня нет причин, чтобы сделать подобный шаг, – попытался объяснить Генрих, но девушка прервала его:
– Как это «нет причин»? – с возмущением спросила Катерина. – Ты любишь МЕНЯ, а не ее. Этого довольно! К тому же у вас до сих пор нет детей, – ласково улыбнувшись, продолжила фаворитка, встав и подойдя вплотную к королю.
Она положила одну руку ему на плечо, а другой начала нежно поглаживать его лицо.
– А я рожу тебе много-много детишек, – лукаво глядя Генриху в глаза, увещевала его Катерина. – Они будут такими же сильными, храбрыми и красивыми, как ты.
Кровь бросилась в лицо короля. Он с силой прижал Кэтрин к себе и страстно поцеловал.
– Подожди, Генри, мы еще не договорили, – в мнимом смущении глядя на него, ответила Кэтрин, вырываясь из объятий. – К тому же я еще не доела свои любимые сладости.
Катерина вернулась за стол и принялась с большим удовольствием уплетать желе, приготовленное в виде розы.
Надо сказать, что англичане были мастерами по части приготовления всякого рода сладостей. Помимо желе, на королевской кухне готовили торты, разнообразную выпечку, вафли, придавая изделиям причудливые формы. Например, марципан смешивали с желатином, после чего придавали этой смеси форму кроликов, уток, гусей. Готовые фигурки посыпали сверху корицей, отчего казалось, что на столе лежит не десерт, а зажаренные тушки настоящих животных. Но фантазия поваров не останавливалась и на этом: очень часто делались сладости в виде геральдического щита того или иного вельможи; изделие ярко украшали, а иногда даже посыпали золотом.
Вообще, англичане словно пытались засахарить все, что только ни росло на земле. Для этого подходили розы, левкои, фиалки, розмарин и многое-многое другое. В качестве ингредиентов для приготовления сладостей повара использовали даже овощи: огурцы могли консервировать в сахарном сиропе, из салата-латука делали красивые, а главное, очень вкусные леденцы. В ход шли даже апельсиновые косточки и зеленые грецкие орехи. Как раз очень популярны были леденцы из стеблей салата-латука, апельсиновых косточек и зеленых грецких орехов.
Доев желе, Катерина бросила на Генриха манящий горячий взгляд и слегка приоткрыла коралловые губки. Генрих притянул было ее к себе, но в этот момент вошел слуга и сообщил, что Ее Королевское Величество ожидает его в своих покоях. Катерина возмущенно вскочила с кресла и, прикусив губку, отвернулась. Генрих тяжело поднялся, подошел к ней и обнял за плечи.