— Понятно? Кто согласен на мои условия — завтра к семи утра построиться здесь же, на площади со всем своим имуществом, ничего не утаивая! Кто не согласен — до утра должен свалить на все четыре стороны!
Такая же фигня… Парализовало их всех, что ли?
— Если вопросов больше нет то, как я уже сказал — завтра в семь утра на этом же месте…
Из задних рядов раздалось:
— Ба… Господин Стерлихов, покушать бы нам… Третий день без росинки маковой…
С десяток голосов поддержало, превращаясь в нарастающий гул. Я снова прикрикнул:
— Ничего, одну ночь потерпите. На голодный желудок умные мысли в голову приходят…
— Да, сколько уже этих «голодных ночей», уже было, то! — заныл кто-то из самых голодных.
— Пусть те, кто решил у меня остаться и у кого есть продовольствие, поделятся с теми, у кого его нет… Завтра все равно всё у всех заберу — ведь, ясным языком же сказал! Степан Поликарпович, проследи. Кто не поделится — тот пусть сразу проваливает! Мне жлобы не нужны!
Ещё часа два беседовал с Лузером у него дома, делая ему внушение:
— Тебя, Степан, я председателем назначил. Это — что-то, вроде управляющего или старосты. Оправдаешь?
— Что?
— Оправдаешь моё доверие или с города кого привезти?
— Да, я…
— Ничего! Дед твой справлялся и ты справишься, а я если что помогу. Самое главное, Степан, смотри не стань таким, как Ферапонт. Вот этого я тебе точно никогда не прощу!
— Да никогда в жизни, Христом Богом клянусь!
— Никогда не говори «никогда» и, не поминай имя Господа нашего всуе… Ладно, расслабься, я тебе верю! Ты из этих людей, наверное, большинство знаешь?
— Да, наших из Младших Починков всех знаю и из Старших, почти всех.
— У тебя ни на кого из них «зуба» случайно, не имеется?
— Что? Ааа… Да, нет! На этих не имеется.
— Если имеется, то забудь! Начинаем с чистого листа… Как тебе контингент? Ну, что за люди? Толк с них будет, как ты считаешь?
— Да какой там, с них толк? Лентяи да бездельники… Пьяницы ещё.
— Нельзя так о людях говорить! Как ты думаешь, много останется?
— Да почитай всё…, — «обнадёжил» Степан, — а, куды им деваться?
— И, что? Даже имущество отдадут?
— Отдадут… Куды, они денутся?!
— Кстати, тебя тоже касается. Придётся и тебе отдать трофейную лошадь с телегой и Красаву на общак, в смысле — в артель… Времена нас ждут трудные, выживем не выживем — не знаю. Сам пойми: не по-божески, когда у одного много, а у других вообще ничего. Каждому ребёнку, хоть по стакану молока в день, но надо… Но, это первое время так. Как лихие года переживём — хоть десять коров себе заводи, если желание есть… Если это не повредит делу, разумеется. Хотя, сам подумай — ты мужик умный, Степан! Ты теперь председатель! Какие, на хрен, коровы?!?!
— Да, ну их… Коров, — с готовностью согласился Степан Лузер, искоса поглядывая на суетившуюся у чуда-печи Дусю, — а Аренда? Аренду тоже придётся отдать?
— Она пока жеребёнок, в общаке ей делать нечего. Так, что пусть у тебя остаётся. Если всё будет нормально, будет председательскую коляску возить — когда подрастёт и, тебя на ней… Может, зря Ферапонту его бричку отдали, а? — и, мы оба засмеялись, вспомнив то дело, — ну, ничё. Мы тебе новую купим! Ещё лучше — на резиновом ходу, как у моей машины.
Встряла его Дуня. Сначала она надула губки, когда узнала, что её Красаву собираются забрать в какой-то «общак», потом, прислушавшись к разговору, поняла в чём дело и, высказала дельную мысль:
— А, зачем Красаву забирать? И, куда? У нас самый большой и целый сарай в селе… Лучше уж остальных коров к нам. А молоко… Ну, пусть на ваш «общак»… Не жалко, раз надо.
Подумав, я с Дуней согласился:
— Дело говоришь, Евдокия Фроловна! Пусть будет так. Назначаешься старшей над коровником — сама напросилась… Да и, не только над коровником. Бери под себя всю живность — кроме тягловых животных, конечно. То другая песня… Подбери себе из женщин столько помощниц, сколько надо… Хотя нет! Я сам тебе подберу утром.
Наберёт ещё, чего доброго к себе своих бывших подруг или родственниц…
— Кроликов тоже заберёшь, Дмитрий Павлович? — спросила старшая дочь Лузера — Маша, из крольчатника буквально не вылазившая, — там же маленькие…
— Окролились, всё же крольчихи? — обрадовался я.
Хозяйство, помаленьку, потихоньку, но прибывает!
— Зачем забирать? У вас хороший крольчатник. Вот и, образуем на его месте кролиководческую ферму… Хочешь быть на ней старшей? Будешь, но когда подрастёшь.
Не забыть бы какую-нибудь книжку по кролиководству девчонке подарить, раз у ней такая любовь к кроликам. Дети у Лузеров все умеют читать…
Только от Лузеров вышел, провожаемый Степаном — на площадь перед храмом въехал фургон, под управлением Му-му. Он остановился, увидев меня, и из фургона повылазили… А, ЧЁ ТАК МНОГО НАРОДУ, ТО?! Сам Му-му, его жена, три его дочки, Дама и… Тихоновна с восемью «скелетиками» из трущоб!
— Да, вы что? Мать вашу! Решили меня в гроб живьём загнать?!
Минут пять, чего со мной в жизни ещё не бывало — я истерил: орал, брызгал на всех слюной и топал ногами… Разве, что по полу не катался и ковры не грыз, как Гитлер. «Скелетики» слиняли за фургон, Му-му мял в руках картуз и смотрел в землю… Потом, вроде, успокоился:
— Ну, рассказывайте кто, как дело было.
Начал было рассказывать Му-му, волнуясь и отчаянно махая руками:
— Му-му, му-му-му му-му…
— Достаточно, потом доскажешь… Следующий!
Полина Андреевна, тоже волнуясь и сбиваясь, изо всех сил пытаясь опять не разозлить меня, рассказала, что когда я тогда кинул детворе деньги… Ну, перед тем, как мы с семьёй Му-му «сбежали» из трущёб, то самые сильные и наглые ребятишки быстро расхватали брошенные мной монетки да бумажки, а проигравшие в «борьбе за выживание» увязались незаметно за нами… Ну, да! Это поначалу мы рванули. Потом, из-за дочерей Егора, скорость пришлось резко сбросить. И извозчик, которого мы позже поймали, тоже — как на грех, попался какой-то полусонный, с такой же раскумаренной лошадью… Так, что неудивительно, что за нами проследили, не отстав, даже такие полудохлые детишки.
Проследовав за нами до Постоялого Дома «скелетики» поселились в кустах на пустыре неподалёку. Да, точно — есть такой пустырь и кусты на нём… Я ещё планировал выкупить этот пустырь и на нём автодром устроить — «чайников» учить и автогонки за деньги устраивать… Построили там шалашик из подручных материалов и спокойненько там себе жили-поживали. На следующий день связались с дочерьми Му-му и, те им хавчик носили… А я всё думал, что так много на еду уходило?! Каюсь, грешил на Му-му. Приглядевшись на «скелетиков», снова высунувшись из-за фургона, заметил: да, не такие они, уже и «скелетики»! Отъелись, слегка, на моих харчах. Перед самым отъездом, подтянули и Тихоновну… Потом, когда Му-му с семьёй двинулся в Солнечногорск, запрыгнули потихоньку в фургон, затащили туда же, и Тихоновну, благо старушка лёгонькая и сухонькая и ненамного превосходит их габаритами. В фургоне накрылись разным барахлом и незаметно ехали, пока их — аж за Балахной не обнаружили, когда Му-му полез в фургон за овсом для лошадей.
— Ну, не везти же их было обратно! — совсем разволновалась Полина Андреевна. Дааа! Дилемма… По ходу, придётся открывать ещё и детский приют! Приют имени Мишки Квакина[22] — как всегда осенило на название…
Я прошёлся вдоль подобия строя «скелетиков», заглядывая им в глаза. По годам им где-то от пяти, до двенадцати лет. Мальчиков трое — самых маленьких, девочек пятеро. Во! Даже, двойняшки есть!
— А, родители вас не ищут?
В ответ самая старшая девочка — лет двенадцати, черноволосая, долговязая и тощая, как спортивный велосипед, но бойкая как воробушек, которая — как я понял, была у них заводилой, ответила:
— Смеёшься, дяденька? Будут они нас искать, как же… Наши родители только и думают, чтоб мы побыстрее сдохли!
Я подошёл к девочке вплотную, посмотрел ей в глаза, приставил палец к носу и тихо, но «страшно» сказал:
— Никогда, никогда, слышишь, девочка? Никогда, не говори так о своих родителях! Думать — думай, что хочешь. Но, вслух не говори! Понятно, девочка?!
Девочка фиг испугалась:
— Понятно, чего тут не понятного…
— Как зовут?
— Настя.
— Будешь, Настя, старшей пионервожатой…
— Кем, кем?
— Потом объясню…
Я подошёл к Тихоновне:
— Вы кем этой гоп-компании приходитесь?
— Ась?
— Кто они вам? Дети, внуки или просто, племянники?
Старушка замялась, вместо неё ответила опять Настя:
— Да, никто она нам. Прибилась откуда-то. Но дороже, чем родная мать…
— Ещё раз, что-нибудь нехорошее про мать услышу — задеру юбку и выпорю похлеще родного отца!
Ага! Испугалась она, а как же!
— А, давай! Ни разу, родной отец не порол! В основном, не замечал — когда как обычно пьяный, а так — в ухо бил, когда трезвый и злой…
Нет, ну вы видали? Ох и, хапну я с ними горя, чуйка у меня есть!
— Встать в строй! — рявкнул я.
«Подходи, как-нибудь — когда подрастёшь. Так, по попке отшлёпаю!», — хотел добавить, но сдержался.
— Назначаешься, Тихоновна, директором этого дурдома… То бишь, детдома.
— Чаво, это?
— Таво, это. Будешь рулить приютом, Тихоновна. А, эта чертовка пусть будет у тебя помощницей…
— Настюха, то? Настюха помошница…
Тьфу, ты блин! Ну ладно, потом разберёмся…
Ну, чё делать?
— Егор! — обратился я к Му-му, — выдай из фургона пайку на пару дней этой шайке и езжай с семьёй в Замок.
— Михалыч, — это я Громосеке, — садись с ними. Фургон и лошадей поставите в гараж… В конюшню, то есть. Накачай им воды для питья, готовки и поения лошадей. Пускай, в общем, располагаются — а ты им помоги… Комнату я им сам подберу — подумаю ещё, какую… Наверное ту — угловую, она побольше. Временно разрешаю в оранжереи костёр палить — для готовки… Понял, да?!