В гостевом крыле — в хороших двухкомнатных квартирках, жили-поживали Громосека и Му-му с семьями. Там же жил и, наш Ильич в — однокомнатной, а Стрижу я «свил» гнёздышко в будущем музее — по соседству с котельной-мастерской.
В будущей котельной-мастерской ныне — в прошлом, была «коптильня» Стрижа… На входе в неё поставил уже давно — при «первом» ещё моём ремонте, прочную стальную дверь с очень труднооткрываемым замком, за старой — деревянной дверью. Сам же Стриж попадал в «коптильню» прямо из своего «музея» — через прорубленный проход, про который никто не курсях. Ещё, бы! Прорубали и отделывали его под потайную дверь лично я и Му-му! А мы с Му-му никому про то не скажем! Хахаха!!!
Му-му же, помогал Стрижу обустроить «коптильню», помогал ему в работе — делая самую физически трудную работу…. Охранял — хрен мимо пройдёшь! Даже, попаданцы не знали, чем они там занимаются — и, поэтому — наверное, хорошо спали.
Всё, конечно, было ещё сильно-сильно не доделано — ну, не доходили до всего сразу руки! Так, что впереди ещё будет много-много перестановок и переселений…
Такая же история была и, со спальным этажом: мою — хозяйскую спальню, полностью доделали. Даже мебель вся… А вот, хозяйкину — моей будущей жены, слегка недоделали. Очень «слегка»! Ну, не успели! Мебели, вообще нет… Про детские, я вообще не говорю — работа там ещё и, не начиналась.
Поэтому может, встретивший меня с «группой товарищей» Боня, на мой вопрос: «Где она?», глумливо заржал:
— А ты догадайся с трёх раз! …В твоей спальне тебя дожидается — где же ещё! В её спальне — ещё, даже кровати нет… Это ты — специально, да, Ваше Рукоблудие?!
Народу было много, поэтому я очень вежливо ответил:
— Заткнитесь пожалуйста, Василий Григорьевич!
— Хихихи!!! А ты ничего себе подружку нашёл — шуструю! Даст она тебе пропердеться — помяни мои слова!
— Боевая девчонка! — поддержал его Бугор, — одним словом — Генеральша! Правильно мужики окрестили…
— А, то без вас не знаю! — отбивался я, — по себе выбирал. Покормили хоть?
— Конечно, али мы не джельтельмены?! Покормили и, не раз — она ещё до обеда приехала. И не только покормили! Везде она свой нос засунула, пришлось обо всём рассказывать, всё показывать… Ну, то — что можно, конечно.
— Кстати, Наталья Георгиевна очень сантехникой интересовалась, что в вашей спальне, Дмитрий Павлович, — опять влез ехидный Боня, — так, что душем она пользоваться уже умеет… Хихихи!!!
Да, санузел я у себя оборудовал — будь здоров!
— Ладно, ну вас к лешему… Я к себе.
— Не беспокоить до утра?! Хихихи!!!
Убью когда-нибудь этого гада! Хотя, конечно, он мне просто мстил — и, есть за что! Я же, постоянно его подкалываю…
По запарке я влетел в свою спальню, даже не постучавшись… Ну, отказала какая-то извилина, что поделаешь?!
Лошадёнок сидела у большого зеркала… Ну, не то чтобы в «неглиже» — но, в состоянии, очень близком к этому и, расчёсывалась.
У меня прямо всё… Вы видели, когда-нибудь ледоход на большой реке? Как сталкиваются и встают на дыбы огромные льдины? Вот примерно, такая же фигня…
Наташа обернулась и, увидев меня, привстала в изумлении: таким ей меня ещё лицезреть не доводилось! В защитного цвета невиданной «афганке», в американских ботинках из буйволиной кожи, с ножом на кожаном ремне… Дааа… Со стороны бы, посмотреть! Огромный и загорелый до черноты — к тому же и, перевозбуждённый, как Кинг-Конг в период гона! Зрелище, должно быть, сильное…
Однако, что-то у моей Лошадёнка начали раздуваться ноздри! Неужели мои «флюиды» перешли к ней?! Что-то сейчас будет… По крайней мере, себя я уже еле сдерживаю — меня колотит, трясёт и подкидывает!
— Дмитрий Павлович! — прерывисто дыша, промолвила Наталья Георгиевна, — то, что я сегодня увидела… Вы великий человек!
Полузакрыв глаза, Наташа сделала шаг ко мне, протянув руки… Как тут у них, на хрен, тут делают предложение? Опять не подготовился, поленился!
С грохотом упав перед ней на колени, ещё и громко стукнувшись лбом об дубовый паркет… Ну, а иначе я б её — просто-напросто зверски бы изнасиловал, я прорычал скорее, чем проговорил:
— Наталья Георгиевна, будьте женой великого человека! — так, что ли? Или, не так? — предлагаю Вам свою руку и сердце!
Наташа, присев, обняла мою голову, прижав её к своим коленям:
— Вы повторите это перед моим дядей?
— Да, хоть перед самим Государем Императором! Слово дворянина!
— Дмитрий Павлович… Я Ваша… Делайте со мной, что хотите!
…Я мял её с полчаса, как медведь гризли ломает незадачливого золотоискателя, где-нибудь в дебрях Амазонки… Тьфу ты, блин — Аляски! Пока она сама не потащила меня в сторону широкой — ещё генеральской, недавно — как раз, как будто для этого случая, отремонтированной кровати…
…Хватило ума ещё сорвать — сначала с неё, потом с себя одежду, а не заняться «этим» прямо в американских ботинках. Ну, тех самых — из толстой, жёлтой буйволиной кожи, с кучей медных заклёпок…
…Как и, следовало ожидать, я оказался у Наташи первым. Однако! После нескольких болезненных вскриков… Она, так разошлась!
…Где то, уже после полуночи, устав после бесчисленных совокуплений, мы отдыхали. Я, лежа на спине, Наташа, боком — прильнув ко мне, положив руку на мою грудь.
— …Так вот, значит, что такое любовь…, — задумчиво проговорила она, — …Вы меня чуть не убили, любимый мой Дмитрий Павлович!
— Неужели?! Я думал, нам обоим понравилось…
— «Понравилось»… Пожалуй, это не то слово… Я думала, что умираю… Но, странно! Я хотела умирать много-много раз…
Чудная она какая-то! Ну, точно говорил Племяш — «синий чулок»… Сейчас всю плешь проест своими моральными мучениями! Однако, как я убеждался не раз — женскую психологию не дано понять никому:
— А у Вас позднее зажигание, Дмитрий Павлович! — мои словечки здесь быстро распространяются!
Наташина рука, мирно и удовлетворенно лежащая у меня на груди и, лениво перебирающая редкие волосинки на ней, вдруг медленно тронулась вниз… «Внизу», как кипятком обдало!
— Почему же?
— Ну, может потому, что Вы — такой тормоз, любимый Дмитрий Павлович! Мы могли бы заниматься «этим» уже давно-давно, ещё зимой…, — и, Наташина рука, по-видимому попыталась «снять с ручника», схватившись за «рычаг»…
По ходу, Рыбке придётся дать полный абшид[73], с пенсионом в виде торговли презервативами — на неё сил, у меня уже не останется!
— Виноват! Обещаю с лихвой наверстать, в ближайшие же…, — Лошадёнок сильно дёрнула за «рычаг», — …часы!
Несмотря на то, что «навёрстывал» я довольно таки долго, проснулся — как и, обычно в Солнечной Пустоши — в шесть утра, причём проснулся бодрый и энергичный… Прямо, фэнтази, какое-то! Сделав все свои утренние дела, я решил прошвырнуться по Замку, пока Лошадёнок спала.
Ну, особенно то, «прошвырнуться» было негде — по случаю воскресенья все ещё дрыхли. Только на кухне народ был занят делом — завтрак поварихи и их помощники-подварёнки готовили.
Вышел во внутренний дворик… О! Му-му двор метёт! Верный признак того, что Стриж в «коптильне». Зайти, что ли? Возникли кое-какие «производственные» вопросы, идеи… Давно уже возникли, надо бы обсудить.
Поздоровавшись с радостно приветствовавшим меня Му-му, «поговорив» с ним пару минут, я показав на железную дверь спросил:
— У себя?
— Му-му! — утвердительно закивал одноимённый дворник.
Я подошёл к двери и позвонил условным сигналом. Некоторое время меня изучали в глазок, затем дверь открылась… Дверь открыл Ваня Безрукий — второй помощник Стрижа и, по совместительству — ученик и, оглядев двор, быстренько запустил меня…
Забыл про Ваню Безрукого рассказать! Значит, когда я вернулся из питерской «командировки», меня через пару недель тот мальчик разыскал… Ну тот, которому на заводе лопнувшим приводным ремнём левую руку оторвало и которого я вылечил от гангрены.
— Ваня, ты что ли?! — очень я удивился в тот момент, — какими судьбами?
— К Вам я, Дмитрий Павлович…, — серьёзно сказал Ваня и, посмотрел на меня, как мне показалось осуждающе.
— Ко мне?! Вот, как… А зачем?
— Мамка сказала, что: «…пусть тот, кто тебя от смерти спас, тебя и кормит»!
— …??? Чё, это она? Плесени, какой галлюцигенной наелась?!
— Шестеро у неё нас — едоков! Все мал, мала меньше…
— Понятно, можешь дальше не продолжать…, — отца у Вани уже года два, как не было. Несчастный случай на производстве — по ходу, это у них наследственное, — ну и, что прикажешь мне с тобой делать?
— Ну, убейте меня обратно, а побираться я не пойду! — дерзко, смотря мне прямо в глаза, с твёрдой решимостью взрослого мужика ответил Ваня.
— Убивать не буду, но если будешь дерзить — выпорю! Ладно, езжай с этим мужиком вот на этом фургоне в Солнечногорск ко мне в имение…
— Егор!
— Му-му?
— Присмотри за мальцом!
— Му-му!
— Короче, давай езжай! Потом — когда сам приеду, может определю тебя куда…
Поселил Безрукого в Замке, поручил присматривать за ним Му-му, приказал учиться в школе… И, на как-то про него — на время, забыл.
Потом приезжаю из Нижнего — батюшки светы! Ваню Безрукого, Стриж, чуть ли не усыновил и обучает своему «ремеслу»…
— Уважаемый Стриж! — я немножко тогда вскипел по первости…, — мальчишка же! А вдруг проболтается?!
— Нет, не проболтается! Наш пацанёнок, шпанский… За метлой плотно следит.
— Ну, ладно… Ты подписался — тебе и отвечать…
— Отвечу, не мандражируй[74]! Одному мне внапряг, с мальцом дело веселей пойдёт…
— Так, он же однорукий!
— Ничего, ничего… В нашем деле не так руки, как голова нужна.
…Вопреки моим давнишним опасения, Стриж оказался культурным, приятным в общении восьмидесятилетним старичком. Это он наедине со мной «по фене ботал», так как ему меня представили как вора. А на людях, хрен отличишь его от какого-нибудь Ростроповича!