— Да, ты что…!? Реально, что ли выросли?!
Лучше б, у меня новые зубы выросли, а «стоял» бы, как и положено — три раза в неделю! Половина рта уже в «мостах»…
— …И, что с тем дедом потом стало? Писаться, позже по-детски начал?
— Почитай, сам узнаешь! Я тебе всю книгу пересказывать не собираюсь, я тебе краткий джастинг даю…
— Что, что ты мне «даёшь»? …Ты мне лучше объясни, с чем всё это связано, как ты считаешь? Какие-то потусторонние силы? Может, инопланетяне?! Летающих тарелок здесь не наблюдалось?
— Не знаю… Не верю я во всякую чертовщину, а в пришельцев — тем более! Я, же — технарь, прагматик. Конечно, признаю, что существуют некие необъяснимые наукой явления, но это просто потому, что наука ещё до них не доросла. Твой случай, вообще, может быть результатом самовнушения — запали тебе мои слова в душу…
— А, вот про это — мне не надо! Я — очень трудно внушаемый. У меня друг психолог: так что, я знаю — про что говорю…
Боня, развёл руками, опять задумчиво поскрёб подбородок:
— Ну, тогда я фиг, его знает… У этого Нестора, есть ещё одна такая байка: типа, если Пустошь кого заприметит — то, выполнит первое его желание, но потом от себя не отпустит. Не сможет, значит, человек этот жить нигде — кроме, как здесь. Сказка, конечно — но может, она на чём-то основывается…
— Да, не было у меня подобного желания, клянусь!
— Э, подожди клясться! Вспомни свой первый день… В баньку вечером сходил? После баньки водочку попил?
— Да, я немного…
— Неважно… Утром, с бодуна, давление поднялось? И, не только давление, признайся… И, ты хочешь сказать, желания никакого у тебя не возникло? Ой, не лги!
Прикалывается, скотина. Но, что-то, в словах его определённо есть… Знать бы, что это «есть». Тьфу ты! Совсем запутался…
— А, вообще то, благотворное действие Солнечной Пустоши, не так ярко, как в твоём случае выражено, — продолжил Боня, — Вот, если кто тут поселишься — то, лет десять-пятнадцать дополнительной жизни, причём — активной, я ему гарантирую… Ну, почти гарантирую.
— Почему «почти»?
— У каждого по-всякому выходит — какой-то «индивидуальный подход» у Пустоши…
Боня помолчал, подумал, ехидные огоньки снова появились в его глазах:
— Тебе же, наоборот — грозит скорая мучительная смерть, от полового истощения…
— Завидуй молча!
Поболтали ещё немного, подкалывая друг друга и, я — распрощавшись с районным агрономом, заехал в аптеку — за мазью и, домой — в Замок… Чёрт, забыл! На полпути от Храма до Замка вернулся, нашёл первый попавшийся магазин, купил три килограммовых пакета самых дешёвых конфет. Не удобно с пустыми руками мужиков отпускать, не так воспитан! Конфеты выбирал по принципу — что б, на обёртках поменьше было компрометирующих происхождение надписей… Хотя, конечно пофиг: мужики, в основном — неграмотные, их дети — тем более. Сожрут, не читая — вместе с фантиками и, никаких вопросов задавать не будут!
Прошёл портал, вышел на крыльцо: мужики, как и положено, всё ещё спали… Открыл тайник, положил туда принесенную — довольно уже тяжёлую сумку с золотишком, достал детали велосипеда, инструмент и, потихоньку начал собирать…
…Почти собрал, как незаметно подошёл проснувшийся Мелкий:
— Ты что, барин, делаешь?
— Да вот, велосипед собираю…
Ничего страшного — велосипед и автомобиль, вроде уже изобрели. Правда, Ваня навряд ли, их видел…
— А, что это? — ну, теперь он от меня не отстанет!
— А это, что бы ездить. На хорошей дороге лошадь можно обогнать!
— Да, ну! Ну, это ты, барин, точно — врёшь!
Достал блин, Мелкий!
— Ваня, вот тебе батончик для сестрёнки… Не сожри, смотри! У меня больше нет. И беги будить мужиков, два часа уже прошло…
Крестьяне встали на удивление споро и бодро, с хорошим настроением. Указав им, где и как копать, я продолжил собирать велик. Наконец, закончил… Опробовать, что ли? А была, не была!
Покатался по дороге между прудами, вспомнил молодость… Ход вроде, лёгкий, ничего не дребезжит — значит, правильно собрал. Мужики не видели, они за углом копали, зато увидел Мелкий — он как собачка бегал за мной… Пожалел его:
— Что, Ваня? Хочешь прокатиться?
Даже, промолвить ничего не смог — от привалившего счастья, только головёнкой тряс…
— Ну, смотри! Сам напросился — шишек и синяков, набьёшь себе достаточно…, — отрегулировав руль под его рост, я принялся учить Мелкого ездить на велосипеде. Сидя на сиденье Мелкий ездить не мог — до педалей не доставал, научил его ездить «под рамкой»… Способный малый оказался — до меня дольше доходило в своё время! Ни разу, даже, не упал! Буквально через пять минут, он уже самостоятельно носился по хорошо накатанной дороге между прудами…
Ладно, пусть себе катается! Пойду посмотрю, как мужики копают — да послушаю, о чём они говорят… Взял тот конченый деревянный табурет, подошёл и сел рядом с копающейся ямой. Сначала, они меня стеснялись — больше помалкивали, но потом разговорились. Времени было достаточно, яма не широкая — один копает, другой землю таскает, а двое болтают — отдыхают, то есть. Потом меняются…
Знакомый, по моему времени трёп — за «жисть», сам когда-то так… Начальству, в основном, «перепадало» — ему «косточки перемывали». Но, есть и очень сильное отличие: такая безнадега в их словах слышалась, что с непривычки оторопь меня брала. Как будто бы, они сами себе могилу перед расстрелом роют! Слушал я, слушал, а потом не выдержал:
— Мужики, а может и, вы тоже в такой плохой своей жизни виноваты, не только начальство?
Мужики примолкли. Наконец, Шустрый знакомо-придурковато начал:
— Конечно мы, барин, сами виноваты — кто же ещё? Пьём много и, про Бога забыли…
— Погоди ты с Богом, дядька Матвей! Человек, по делу и, всурьёз интересуется…, — перебил его Угрюмый, — вот послушай, барин, про мою жизнь! Потом сам скажешь, в чём моя вина… Пришли мы с дружбаном моим — Петрухой Гвоздевым, со службы вместе… В один год женились и, от своих отцов отделились. По имуществу, тоже ровнями были — ему лошадь родитель дал и, мне тоже — одну… Вот только, сдох по весне мой меринок! Отчего не скажу — вроде кормил хорошо, не только соломой, но и сено немного давал — когда он было, сено то. Да и, овсом по весне начал прикармливать. Короче, пахать надо, а мне не на чем! Бабу б, конечно, запряг… Да первый год всего жили — перед людьми неудобно, как то…
Мужики хохотнули — это, я понял, у них юмор такой…
— Отец мой, той зимой представились, Царство им Небесное, а старшие братья коней не дали — у них лишних нет…, — продолжил Угрюмый, — пошёл я к дружку моему, Петрухе — тот как раз, первым отпахал уже. Петруха, по дружбе стародавней лошадь мне дал — вот только, половину урожая потребовал по осени. Я согласился, а что делать?
— Друзей надо разборчивее выбирать! — резко ответил я.
Угрюмый не обиделся:
— Это ты так, барин, говоришь, потому — что нашу жизнь, вообще не знаешь… Не был ты в нашей шкуре, то! Петруха тоже рисковал: его кобылка только-только отработала и, вполне могла тоже пасть — вслед за моим мерином, когда и, я на ней ещё пахал бы… Лошадь, барин, не человек — ей отдыхать надо! А, с меня то, барин, в том случае — какие взятки?! Я бы, Петрухе в жизть, за павшую лошадь не отдал бы — хочь и, убил бы он меня! И, пошли бы мы с Петрухой на пару — кусочки, Христа ради, по деревням собирать…
Угрюмый задумчиво почесал бороду:
— …Вот я, пожалуй, не дал бы Петрухе лошадь в таком же случае… Ну, а в тот год урожай — так себе, случился, да и земля при переделе — супесь досталось. Рассчитался я с Петрухой, а денег не только на лошадь — что б купить, на подать еле хватило! Кое-как до весны дотянули — хорошо, братья помогли, кто чем мог… Так ведь, от своих детишек ради меня много не оторвёшь! По весне не только лошадь потребовалась, но и на семена. Опять я к Петрухе… Вот так, с стой поры и живу: вроде, только с долгами рассчитался, а тут голод… Опять я в кабалу… Это, не мы про Бога забыли — это Бог про нас…
— Не богохульствуй! — перебил его Шустрый. Впрочем, довольно вяло…
— Вот и, скажи теперь, барин: в чём я виноват? Где я, что не так сделал?! В чём я обшибся?! Где, когда, в чём согрешил?! Где, кого обидел или кому дорогу в недобрый час перешёл?!
В голосе Угрюмого слышались плохо скрываемые слёзы… Он, без очереди спрыгнул в яму, выгнал из неё того, кто Помельче и, ожесточённо принялся долбить лопатой спрессованную тысячелетиями глину…
В натуре, безнадёга… Легко мне их судить: образование — даже высшее, я получил бесплатно, лечили меня — когда я в детстве болел, бесплатно. И, то — особенных то успехов, я сам по себе не добился! По сути, я такой же лузер — как и, они. Просто я в другое время родился и, у меня был вполне успешный брат, который мне немного помог в своё время. Был бы у Угрюмого брат — хотя бы такой, как Петруха — он бы тут яму под моё дерьмо, сейчас бы не копал!
— Получается, ни в чём. Но, так жить — тоже нельзя, надо что-то делать…
— Да, что тут сделаешь…, — все трое тяжело вздохнули, только тот — что, Помельче, почесался… У него дополнительные болячки.
— Бросить всё и уходить! В батраки к помещику или в рабочие на завод…
— Шустёр, ты больно советовать, барин! — зло отозвался Смелый, — в батраках у помещика, оно конечно, сытнее… Да только, куда ему столько батраков? Да и, мы ещё на барщину ходим — на отработку, то бишь — как временнообязанные… Так, зачем много батраков помещику, когда мы есть — которые за бесплатно батрачат? А, на заводе я той зимой работал… Месяц проработал — всю зиму проболел, по весне без копейки остался! Неее! Я лучше, здесь на вольном воздухе сдохну — чем в той вони и мокряди… Да и, поди сам попробуй устройся на тот завод! Знаешь, сколько этой зимой было желающих?
— Не гоже нам, крестьянам, ни в батраки, ни в рабочие на завод! Мы, как деды и отцы наши, должны обществом жить и землю пахать. А, что мрём — так всегда крестьяне мёрли! Так заведено с испокон веков — не нами, не нам и переделывать…, — уныло, с невыразимой словами тоской, высказал свою точку зрения Шустрый, он же дядька Матвей.