Глядя на мое вытянувшееся лицо, добавил:
— То-то! Вы бы подобрали челюсть с пола, молодой человек…
В некотором обубуении, я сел в машину.
— Ну, что? Подъедем, посмотрим лошадей? Да и, с табунщиком заодно, Вам познакомиться всё равно надо… Он калмык по национальности. Не знаю, где брат Ваш его нашёл, но по лошадям — истовый фанатик! Зовут его Борис Саналович. Он тут с женой и дочерью живёт. Дочь, кстати, ну вся в папу…
— Умение находить нужных людей — наша фамильная особенность!
Подъехав к пасущимся лошадям почти вплотную по удивительно ровной степи, мы с Боней вышли из машины. Я невольно залюбовался — среди рыжих кобыл и жеребят носился, задрав хвост дудкой, до изумления красивый золотистый жеребец! Увидев нас, он резво подскочил ко мне, обнюхал и, не получив ничего — кроме робкого поглаживания по шее, презрительно фыркнув, убежал к своим кобылам.
Тем временем, к нам приблизился на невысокой лохматой лошадке табунщик. Не знаю, какой он там калмык — но, если мне надо было бы нарисовать пресловутого «монголо — татарина», я бы изобразил его именно таким! «Ну, вылитый Батый! — подумал я, всматриваясь в него, — и, придумывать ничего не надо».
— Познакомься, Боря, — обратился агроном к спешившемуся табунщику, — это, Владимир Федорович Стерлихов, брат покойного Германа Фёдоровича и, стало быть, владелец…
Боня обвёл рукой окружающее пространство.
— Здравствуйте Владимир Фёдорович, — поздоровался Батый, — как доехали?
— Спасибо хорошо и, главное, не скучно…, — о чём, интересно можно говорить с коневодом? Ни, разу — до этого, не разговаривал… Ах, да! О лошадях, — очень красивые лошади! Что, это за порода такая?
— Это чистокровные лошади будёновской породы, — ответил Бату и, предвосхищая дальнейшие дилетантские вопросы, добавил, — эта порода была выведена по приказу маршала Буденного специально для армии. Годится, как для верховой езды, так и, как гужевая. От европейских пород отличается большей выносливостью и неприхотливостью. Очень долгое время может обходиться одним лишь подножным кормом. В наше время используется, в основном, как спортивная…
«Ну, прямо Википедия!», — восхитился я.
— Во сколько обходится содержание всего этого хозяйства?
— Я не особенно в курсе, могу ошибиться. Финансово-хозяйственную часть ведет моя жена, она сейчас по делам в Солнечногорске. Попозже приедет к Вам и отчитается…, — ответил Бату, — я знаю лишь, что Генрих Федорович за всё за год вперед заплатил. Так, что до следующего мая денег на это «хозяйство» не понадобится.
Уже полегче… Содержание лошадей, как я знаю — удовольствие очень хлопотное и дорогое! Дешевле и проще целый автопарк содержать…
— А, с этой э… Конефермы, возможна какая-нибудь прибыль? — на всякий случай интересуюсь, — брат не успел меня посвятить в свои планы, может Вы подскажите, для чего всё это…?
— Прибыль, конечно возможна…, — Бату показал рукой куда-то вглубь табунка, — вон, видите того жеребчика? Когда подрастёт, будет стоить миллионов пять.
— Долларов? — у меня привычка всё в баксах считать.
— Да нет, рублей! Остальные уйдут, где-то, за пятьсот тысяч каждая, — видя моё глубокое разочарование, добавил, — хотя, Герман Федорович не для продажи это дело затевал….
— А, для чего?
Вместо ответа Бату уставился неподвижно в какую-то точку в степи. Через минуту точка выросла в размерах, ещё через минуту степь заполнилась грохотом копыт и, мимо нас в направлении конефермы пронеслась девушка лет четырнадцати верхом на лошади. Только, глазками в нашу сторону любопытно стрельнула, да чёрная коса перед глазами почти горизонтально мелькнула. «Вот так, должно быть, выглядела атака амазонок! Впечатляет…».
— Может, для этого? — наконец-то, ответил Бату.
— Что, это?
— Лошадям иногда надо давать «газку» — для их же пользы…
— Кто, это?
— Это, моя дочь. Помощница…
— Вы за неё не боитесь?
— Моя Лиза ездить на лошади научилась раньше, чем ходить! — с плохо скрытой гордостью в голосе ответил Бату, — кстати, Генрих Фёдорович не запрещал местным ребятишкам по вечерам кататься… Ну… У нас здесь, нечто вроде детской конноспортивной секции…
— И, я не запрещаю… И, вообще — пусть все идёт, как шло! Потом разберёмся. Ну, что, Василий Григорьевич, проедемте ко мне во дворец?!
— Конечно, поехали, вечереет уже…
И, попрощавшись с Бату, мы поехали дальше.
— …А, после того — ну, «брата моего предка», были случаи исчезновения? — продолжил я тему.
— Да нет, не было. По крайней мере, я о них не знаю… До начала тридцатых годов ваш дворец пустовал, затем в нём было управление строительством канала. Когда канал построили, там разместили районные органы власти. Во время войны эти органы уплотнили, подселив беженцев. Особенно, много детей ленинградцев-блокадников было — на откорме. После войны властям построили соответствующие здания, а в вашем Замке много чего и кого поперебывало, в том числе дворец пионеров и краеведческий музей.
— Да, народу много тусовалось… Если, с десяток и пропало, могли тупо не заметить!
— Понятно тогда, почему Ваш брат так долго ремонт делал…, — поддержал шутку юмора Боня, — строители исчезали! А, кто их — молдаван, считает, то? Ха, ха, ха…
Минут пять мы ржали, как будённовские лошади.
— …Погребок там у Вас знатный, — продолжил Боня.
— И, чем же он знатен?
— Генерал строил дворец прямо над копаемым колодцем. Копали, как я уже по-моему, говорил — метров до пятнадцати, пока на практически сплошной скальный грунт не наткнулись. После облома с водой, решил Генерал преобразовать колодец в винный погребок. Как раз, виноградник ему какой-то француз заложил, чтоб вино делать… Не пропадать же трудам! Снизу расширили, построили винтовую лестницу. Но, до своего вина Генерал так и, не дожил… До, во время и после войны там овощехранилище было. И, надо сказать — картошка и прочие корнеплоды по три года хранились! Яблоки да груши до нового урожая дотягивали. Что, странно: в других местах точно такие же овощехранилища копали — эффект не тот…
— Кстати…, — вспомнилось Боне, — по договору о купле — продаже, одна комната должна быть оставлена под краеведческий музей Солнечногорска и, в неё должен быть свободный доступ в определённые часы. Я этим музеем заведую… На общественных началах.
«Так вот, откуда агроном так много знает: местный энтузиаст-краевед!»
— Да, за ради Бога! Я же уже сказал: пусть все идёт, как шло. Лучше скажите, во сколько обходится содержание этого дворца? Ну, там — земельный налог и, прочая мудотория?
— Это Вы у своей экономки спросите! — ехидно ответил Боня.
— У какой экономки?
— У вашей. Вы, что же думаете: Герман Федорович купил себе домишко, сделал шикарный ремонт и пустовать бросил? Нет, барина ожидает верная дворня!
У меня слегка отвисла челюсть — про это я не подумал! Это ж, каждому надо платить зарплату. А, больничные, отпускные, декретные, профсоюзные и прочая, прочая, прочая… А, вы думаете нам — боярам, легко?
— И, много у меня «верной дворни»?
— Сейчас аж, целых двое: как я сказал — экономка и, как положено — дворецкий… Супруги. Был ещё секьюрити, но он сбежал, не выдержав тягот службы в отдалённом гарнизоне.
— Уффф… Всего-то, двое! — у меня от души отлегло, — пусть бежит, если без выходного пособия…
— Кстати, я им уже давно про ваш приезд маякнул. Так что, барина ожидает банька и обед! Точнее, ужин.
— Я надеюсь, банька будет с девками?
Женщины на заднем сиденье «Волги», примолкли услышав про девок… Это я, позабыв про них ляпнул!
— Для девок Вы, Ваше Благородие, титулом не вышли! Девки ныне, не менее, чем барону полагаются.
— Вот же, блин, досада! Придётся подсуетиться…
Тем временем, мы въехали на перекресток с другим шоссе, я повернул вправо — к совсем уже близкому Солнечногорску. Боня продолжал комментировать:
— Это мы въехали на тот древний тракт. Если бы ехали прямо — попали б, прямиком на Большие Болота.
— Тракт, где кончается?
— Тракт упирается в Волгу. Там раньше была паромная переправа. Ещё, есть старая дорога от места переправы — вдоль Волги, до Нижнего… Шоссейку, по которой мы ехали, уже при Советской власти проложили.
Начались огромные сады. По большей части — заброшенные и засохшие, но кое-где — ещё зеленеющие…
— Одного только детского питания — соков да пюре, на десятки миллионов производили! — чуть, ли не простонал Боня.
— Вася! — подала голос с заднего сиденья одна из теток, жена или сестра, я не понял, — если ты, своим нытьем, доведёшь себя до инсульта с параличом — вода в твоих арыках не появится!
— Пускай выговорится! — возразила другая, — если, внутри будет негатив накапливать, ещё хуже будет…
И, понёсся бесконечный женский треп за здоровье… После садов мы проехали небольшую, полузаброшенную промзону. Боня траурно молчал, поэтому я мог только догадываться о предназначении некоторых зданий и сооружений. Промзону сменил частный сектор, затем спальный микрорайон со школой, детсадами да больницей. Очень много заброшенных, полуразрушенных или только начинающих разрушаться строений…
В общем, типичный рецессивный российский районный городок! Улицы прямые и широкие, сравнительно хорошо озеленены. Кое-где, на газонах пасутся коровы и козы… Ну, колхоз колхозом! Имеется небольшой парк отдыха с аттракционами, по-моему, не работающими. Несколько десятков пятиэтажных «хрущёб» заброшены да растащены… Ага! А это — попытка «многоэтажного» строительства: недоведённый до ума каркас панельной девятиэтажки.
Центральная площадь с типовым зданием бывшего райкома — нынче мэрией, с традиционной статуей Ленина перед ней. На улицах весьма умеренное количество пешеходов и автомобилей. Старый, изношенный, но на удивление — целый асфальт! Видимо, сказывается отсутствие резких перепадов температуры, как в остальной — не аномальной России…
По пути высадили, поочередно, обоих тёток… Боня вызвался сопроводить меня до самого дворца.