Над туалетом в бывшей кухне, а ныне моей жилой комнате, поставили бак для воды — кубов на несколько. Этот бак, сваренный Громосекой на месте — «здесь», из принесённых «оттуда» листов нержавеющей стали, был оснащён поплавковым регулятором. Как, только уровень воды опускался ниже, чем надо — включалась электропомпа. Теперь, питьевую воду из будущего можно в канистрах или «буньках» не таскать: из крана вода шла пропущенная через фильтр — пригодная, как для питья, так и для готовки-варки.
Еле-еле притащил из будущего четыре камазовских аккумулятора — это «аварийное освещение»: чтоб не гонять по любому поводу бензиновый генератор. С помощью одной простейшей самодельной приспособы — я придумал, Громосека смастырил, подзаряжаются автоматически от бензинового генератора…
На правом пруду сделали мостки и, теперь — после работы, с удовольствием с них ныряли.
Практически, сделали-переделали печь… Глину для неё я навозил на мотоблоке из найденного за селом котлованчика, а песок приходилось таскать в мешках из своего времени — песок в Солнечногорске всю жизнь был привозной — от Бони узнал. Осталось подождать — по словам всезнающего Громосеки, с месяц — когда печь естественным путём высохнет.
Комната у Громосеки была небольшая — размером с детскую спальню в стандартной советской квартире, поэтому сообща решили, что он обойдётся небольшой газовым нагревательным прибором… Ну, а если будет уж слишком холодно — временно переселится ко мне.
Ну и, общий ремонт в обоих жилых комнатах сделали: обои поклеили, потолочку прилепили, линолеум расстелили… Хотя гостей, может, звать в такое жилище и стрёмно, но жить в нём уже можно.
Конечно, быстроте ремонта во многом благоприятствовал электроинструмент — которого, столько в девятнадцатый век натащил, что появилось опасение спалиться. Что б, хоть немного «замаскироваться» — везде, где только обнаружил, уничтожил все надписи и прочие символы, по которым можно сделать вывод в каком времени они были изготовлены.
Немножко мебели принёс для Громосеки: панцирную кровать, тумбочку, да пару стульев. Продавались они, просто парно… Кроме того — советскую стиральную машинку «Малютку» на барахолке приобрёл, (что удивительно — совершенно новую!) видя, как Громосека мучается со стиркой.
Громосека, вполне себе освоился — отъедаться потихоньку начал на моих харчах. Раз попросил его попробовать перебиться без «стакана». Нет, не получилось. До полуночи прошатался, но заснуть так и не смог… Зависимость, однако! Пришлось ему налить.
Ну, а курить — реально меньше стал: сперва ему двух пачек в день не хватало, сейчас же и полпачки ему много…
— Да, что-то не тянет, Вова! — сам удивляется, — самого себя курить заставлять приходится.
…Так, что три недели прошли плодотворно. Ну, три недели — это те, что в прошлом. Ещё неделя прошла в моём времени. Туда частенько приходилось мотаться за всякой необходимой хренью, за бензином, например. Одна заправка, практически — тридцать литров! Ну и, девчонок своих проведать — «здесь» я ещё девчонками не обзавёлся. Некоторые мелкие организационные вопросы решить. Заодно, золотой запас многократно увеличил — «отксерив» через портал.
Пару раз засветился перед подчиненными: пёрвый раз перед Спецом, с которым случайно столкнулись после моего очередного возвращения «оттуда»:
— Что-то не пойму, Шеф! Пятнадцать минут назад я видел тебя гладко выбритым, а сейчас у тебя — как минимум, трёхдневная небритость…
— Сам не пойму, Саша! Временами бриться через каждые десять минут приходится…, — не моргнув ничем, соврал я, — должно быть анормальность Солнечной Пустоши на меня так действует.
Поверил? Конечно, нет! Но, других вариантов ответа на собственный вопрос у него не было…
Другой раз случайно забыл закрыть дверь в гараж со стороны холла и, в гараж так же случайно забрёл мистер Адамс, который — по моим расчётам, должен был смотреть с миссис Адамс на пару, очередную серию каких-нибудь там, «Ментов»… А я как, раз направлялся в погребок с двумя канистрами бензина и рюкзаком, гружённым «золотишком»:
— В гараже жарко, — с ходу придумываю, — боюсь, могут взорваться. Пускай пока в погребке полежат…
Не знаю, поверил или нет, но даже бровью не повёл.
Да, шила в мешке не утаишь! Как любила моя бабушка поговаривать. По крайней мере, долго…
Проверил, нет ли изменений в настоящем — из-за моих движняков в прошлом: сравнил флешки с историей Пустоши — одну из которых я с собой в прошлое всегда брал, а другую здесь в сейфе хранил. Оказывается, есть изменения! Схема канализации на плане Замка изменилась. На старом плане стояк канализации выходил из Замка через полуэтаж под холлом, на новой — через кухню… На остальной ход мировой истории сооружение туалета в прошлом — вроде, не повлияло.
По вечерам, когда Громосека вырубался после своего стакана, я катался по окрестностям Солнечногорска на велосипеде. Задумка моя была такова: не ждать пока Автопром мне «драбаган» сделает, съездить всё же за тем — самым близким кладом… Ну, тем — что рыбаки на берегу Волги нашли. Не так деньги нужны были, как обуял меня кладоискательский зуд! А, до него километров сто — чуть меньше. С непривычки ноги отвалятся — вот я и привыкал, с каждым разом заезжая всё подальше и надольше. По моим прикидкам, когда я «привыкну», то смогу до места клада на велосипеде добраться часов за шесть…
…В тот вечер суббота была и, Громосека — на вполне законных основаниях, после «утрешнего» стакана весь день продрых, практически. И, после вечернего, тоже — недолго российские сериалы по ноуту смотрел… Я же, так — ковырялся слегка весь день по хозяйству. Хотел уже, без надоевшего до смерти «катания» свалить к себе — в будущее, но всё же решил поездить на велосипеде, чтобы не терять приобретённые навыки.
Ещё издалека, от Замка заметил — возле Храма, что-то не так… Какая то, там нездоровая тусня нарисовалась!
Я поднажал слегка на педали. Ёкарный бабай! Цыгане, что ли? Да нет, вроде свои… Возле Храма стояла телега, почему-то без лошади. На телеге было сваленое в кучу какое-то убоищное пёстрое барахло, а возле телеги живописная кучка: мужик в лаптях, непонятного возраста. С ним баба, такого же вида и, трое детёнышей женского пола. Все пятеро одеты в, невыразимое — нематерным языком, рваньё и, страшно худы и измождены… Кого, это чёрт принёс по мою душу?
Не успел я, спешившись, открыть рот, как мужик меня опередил:
— Барин, Дмитрий Павлович, где же ты, так долго пропадал? — запричитал он и повалился мне в ноги. За ним, завывая, последовала его баба и трое, видать — дочерей.
«О! Один уже признал за Дмитрия Павловича!» — хватило ума подумать мне.
— Извините, любезнейший… Мы с Вами, разве знакомы? — интересуюсь.
— Как, же так, барин? — запричитал мужик, — ведь обещал же к себе взять, а сам пропал куда-то, али не помнишь?
Ну, ни хрена себе!
— Не помню, конечно — сколько воды, то с тех пор утекло… А зачем это я, тебя к себе взять обещал? Напомни!
— Ну, как это зачем, барин, Дмитрий Павлович? Ведь, из ваших я — из генеральских! Дед мой, царство ему небесное, верой и правдой Вашему батюшке всю жизнь служил, да и отец мой, тоже — ныне покойный, успел ему послужить… Да и, худо мне барин! Тогда было худо, а ныне вообще — край! ПОГИБАЮ Я, БАРИН!!! Вместе со всем своим честным семейством погибаю…
— Крепость, вроде как, отменили. Так, что ты не из «моих», а человек вольный…, — я никак не мог сообразить, что мне с этим «подданным» делать.
Вдруг, боковым зрением я увидел — шмутьё на телеге зашевелилось и, слабый, до могильной жути, голос произнёс:
— Матушка, пить…
От неожиданности я, аж подпрыгнул, уронив велосипед, волосы встали дыбом:
— Кто, это?!
Крестьянин размашисто перекрестился на храм и, с привсхлипом ответил:
— Сыночек мой единственный, Ивашка. Отходит, болезный…
Мелькнула несуразная мысль: «Опять Ивашка… Они, что здесь, иначе как Ванями, сыновей не называют?»
— В смысле, «отходит»? — начал пробирать меня внутренний холодок…
— Помирает, значит… Попа бы — отпеть, да кобылка пала…, — мужик с тоскою посмотрел на мой велосипед.
За его спиной — в голос, отчаянно заголосили бабы.
— А, ну-ка успокой своих, думать мешают!
Пока мужик, чуть ли не пинками, регулировал громкость, подошёл к телеге.
Мальчишка, навскидку лет пяти, явно умирал. Я же на «скорой» подрабатывал, кое-что видеть приходилось…. Восковые, заострившиеся черты лица, предсмертный пот. Потрогал лоб — градусов сорок, больше даже. Очень тяжёлое дыхание, каждый вдох, сопровождаемый страшным хрипом, давался ему — видно, с невероятным трудом и мог быть последним…
В страшной панике я сунул мужику бутылку минералки, что была с собой:
— Напои сына, что стоишь… — блин, он не знает, как открыть! Показал… Пока тот поил, лихорадочно думал. Сам не спасу, нужен врач!
— Вот, что… Вы тут, пока располагайтесь… А, я его к себе отнесу, у меня там лекарства есть…
Уже ни о чём не соображая, схватил мальчишку на руки и, понёсся тяжёлым кавалерийским голопом в Замок. Не каждая лошадь на скачках так резво бегает! Видно, таская тяжести по лестницам, я хорошо натренировал ноги. Ну и, пацанёнок был по причине крайнего истощения, чрезвычайно лёгок. Практически одни кости да кожа…
Добежал до Замка невероятно быстро. Только тут думалка потихоньку включилась. Положил мальчика на пол — он деревянный, тёплый, да и, хуже ему уже всё равно не будет…
Немного отдышавшись, достал из тайника лекарства, сделал укол сильного антибиотика. Потом разбавил в воде таблетку аспирина и дал выпить. Блин, боюсь этого мало! Побежал я с Айболитом договариваться…
Айболита, я практически не знал… На «презентации» его не было, сам он не проявлял особого желания со мной знакомится — вроде как, ему от меня и, ничего не надо было. Ну, раз не надо — так не надо, нам тоже от Вас ни чё не надо — поэтому будем любоваться друг другом издали… Айболитом, я его прозвал за круглые очки и бородку, что делало его издали — а иначе я его и не видел, очень на того похожим.