— Хорошо! Если, ещё что надо будет — крикнете вниз, я Вам что угодно принесу, — с довольным тоном пообещала та, уходя.
Ну, кто ещё мне скажет, что сервис в России не на высоте?!
Еле дождался Глаши — она пришла только, когда стемнело. Не принято, что ли, заниматься у них „этим“, пока Солнце не сядет? Да, не… Работы, по ходу, много.
…Первый сексуальный опыт в этом времени, в целом, прошёл успешно. Чуть было не испортило всё то — что, в самый неподходящий момент я вспомнил, что родился лет через пятьдесят после её смерти… Так прямо, „всё“ у меня и опустилось! Наверное, привыкнуть надо. Ну, ничего… Крикнул „вниз“ и, Антонина Васильевна принесла нам с Глашей винца и яблок. Винцо было паршивеньким, яблоки маленькими и кислыми, но не в этом суть! Главное — ритуал, что ли: выпили мы с ней на двоих бутылочку, закусили яблочками — и, всех моих „фобий“, как не бывало.
Несколько напрягало, то что женщины этого времени понятия не имели об эпиляции и, об привычке брить некоторые места… Я не только про подмышки… Да и, попахивало от неё, не в обиду будет сказано! Про душ, который современные мне женщины посещают чуть ли не ежечасно, тут понятия не имеют. По этому поводу, даже, подарил ей дезодорант…
Глафиру же, опять удивило моё нижнее бельё — особенно, носки с резинками, которые: „Сами по себе держатся!“… Но, буквально на повал, её поразили презервативы, которые я захватил с собой в немалом количестве — с расчётом на месяц ежедневного блуда. Не хочется какой-нибудь „сифон“ подцепить — он здесь не лечится. Хотя я и, взял с собой кое-какие лекарства, но всё равно — неприятно было бы…
Пока я учил её, как правильно их — презики, мне одевать на… Ну, на „него“, короче, она всё допытывалась из шкурки какого животного те сделаны.
— Я такие кондомы видела у господ, но они были сделаны из рыбьего пузыря или из тонкой кожи…, — проинформировала она меня.
— Да есть, такой зверёк в Америке… Писюкастый членс называется. Вот с его шкурки и, делают!
Потом она искала завязки, которым презерватив привязывается… Такая, угарная девка попалась… Комедии бы с ней снимать! Хотела уже было, своим бантиком от чулок его — на „моём“ привязать, да я — умирая со смеху, не разрешил! Потом, все использованные гандоны, которые я кидал в „ночную вазу“, она хотела вытащить и постирать…
В общем, поржал я в эту ночь от всей души! Такой, позитивчик от здешнего секса… Однако, на месяц — с такими темпами, гандонов не хватит! Хрен с ним, пускай стирает.
Утром я сунул ей пятерик ассигнациями и, мы расстались, весьма довольные друг другом. Пока утром собирался на завтрак, под ногами хрустели тела подохших тараканов и клопов. Во время завтрака Карп, размахивая руками от возбуждения, рассказывал, как Антонина Васильевна и Глафира подохших насекомых в данный момент вёдрами выносят… Он что? Решил таким способом мне аппетит испортить?
— Вот и, распространяйте этот карандаш среди владельцев гостиниц да постоялых дворов, — подсказал я ему бизнес-идею.
— А какая цена будет-с?
— Попробуйте начать с четвертного за штуку… Десять процентов с проданного Ваша.
— Дороговато-с…
— А сейчас всё дорогое.
— Вы правы-с… Сегодня же займусь!
— Десять карандашей я Вам дам на пробу при выезде… Напомните, Поликарп Матвеевич, если забуду.
— Вы к племяннику?
— Да. Возможно, у него в этот раз заночую. Но, за номер я Вам плачу — в него никого!
— Как договаривались. Я помню-с…
После завтрака, я поднялся в свой номер и переоделся перед поездкой к „племяннику“. Когда я снова спустился вниз, все так и, ахнули — я был при „всём параде“! В тёмно-сером костюме, так называемой „визитке“ из „нездешней“ ткани, которая чуть ли не переливается… На голове обалденный котелок из „Али-Экспересс“, а в руке — дорогая трость, с массивным набалдашником (в Киеве купил. Местные могут подумать, что набалдашник трости золотой — а, он всего лишь с титановым напылением). На руке — золотые часы „Полёт“ в экспортном исполнении, что мне родители на совершеннолетие подарили и, которых я уже, целую уйму „наксерил“. На груди золотая брошь с бриллиантом, на пальце — ну, просто охрененный „болт“… Золотой крест с цепью, подумав, одевать не стал — вроде здесь такие только попы таскают.
В общем, весь из себя — такой важный, я отправился на встречу с „племянником“… Во дворе меня уже ждала верная „Хренни“, которую Студент и Малыш — по моей просьбе и за двадцать копеек, ранее завели, прогрели и выгнали из „гаража“. Не описать их — особенно Малыша, щенячий восторг при этом.
Маршрут я хорошо изучил по карте, поэтому двинулся в город один — без провожатого, хотя Студент с Малышом наперебой предлагали сопроводить. Меньше подозрений: что это, типа, я и, дорогу к дому — где родился и вырос, уже не помню?! А сыновья Карпа ещё успеют — накатаются! Я решил взяться за них плотно…
Вскоре въехал в Нижний. Бедные городские окраины. Дааа… А я ещё, что-то против российских дорог в начале двадцать первого века имел. Тут же их, вообще нет!
Но, вскоре дело пошло пободрее: начался купеческий „квартал“ — лавки, магазины… Небольшие заводики, мастерские… Церковушки, чуть ли не н каждом шагу… Ну и, первая увиденная мною булыжная мостовая. Однако, подвеска на „Хренни“ жестковата!
Ехал медленно, но уверенно — дорогу по карте очень хорошо изучил. Народ кругом заходился в экстазе. Дети так, вообще — табуном бежали за мной. Встреченные лошади, впряжённые в экипажи или телеги — бывало, шарахались… Их владельцы или возницы иногда матерились на меня, но чаще замирали с раззявленными хавальниками.
Первый же, попавшийся мне в этом времени городовой — полицейский, стало быть, докопался было и, хотел подойти — когда я остановился на нерегулируемом перекрёстке, по всем правилам пропуская гужевой транспорт, едущей по главной дороге (не хватало ещё, мне прославится в веках, устроив первое на Земле ДТП!). Но, я так на него надменно глянул — что, тот отдал мне честь и передумал подходить. Хорошо, что центр переезжать не надо. Вот, там бы шороху было!
Наконец, вот он — „отчий“ дом! Я его ещё с детства — по фотографиям дедушки помню. Довольно таки, здоровенный домяра… Каменный первый этаж и деревянный второй. На первом этаже магазин, второй этаж — жилой. Магазинов, по идее, ещё несколько должно быть по городу, этот просто „головной“ — заодно и, контора. За домом должен быть большой двор со складскими и хозяйственными пристройками… Точно! Вон и, ворота туда ведущие.
Хотел перед воротами бибикнуть — но и, так из магазина выскочил какой-то человек. Приказчик или, может продавец, так сразу не поймёшь… Что-то, этот человек какой-то бледный… Может, испугался чего? Чего это, интересно, он мог испугаться?
— Открывай ворота, что рот раззявил? — шуганул его я, — не видишь, я еду?!
Странно, но человек меня безоговорочно послушался и ворота открыл. Я въехал во двор… Из угла двора на меня лаяла огромная псина, прямо таки заходилась… Ну, лиха беда начало! Припарковавшись у стены, я заглушил мотор и спросил у человека, закрывшего за мной ворота:
— Здорово, любезный! Как зовут, не припомню…?
— Афанасий…
— Во! Вспомнил: точно Афанасий! Ты, что Афанасий, меня не признал? — по возрасту тот, по-любасу, должен меня знать, — Я же Дмитрий Павлович — сын покойного твоего хозяина!
— Сразу ж, признал-с…, — но перепугался, по ходу, ещё больше, зубами аж заклацал.
— А, раз признал, то какого беса стоишь? Хватай вещи и неси в дом…
Тут, боковым зрением замечаю, что на крыльцо дома кто-то вышел… Ну, вот! Встреча состоялась. На крыльце стоял мой „племянник“ — он же прадед, это однозначно! Сразу же его узнал. Узнает ли, он меня? С ним две женщины: одна пожилая и одна, лет сорока. Кто такая первая — без понятия, вторая — стопудово, служанка…
Схвативший было два чемодана, Афанасий, снова впал в ступор.
— Такое ощущение, что мне здесь не рады! — громко сказал я, поднимаясь на крыльцо, — Прокопий, племянничек дорогой, ты что? Мне не рад?! Не рад собственному дяде?!
Много раз мысленно и перед зеркалом, репетировал эту сцену… А, сказал какую-то …уйню. А, ну-ка: три раза глубоко вздохнул и успокоился!
— …Эээ, эээ…, — промычал сперва, что-то нечленораздельно, „племянник“. Но быстро оправился, — так, Вы хотите сказать, что Вы мой дядя — Дмитрий Павлович Стерлихов?
— А, что? Не похож?! — подбоченясь, со смехом выпендриваясь, спросил я.
„Племянник“ и пожилая женщина напряжённо вглядывались в моё лицо… Старушка, впрочем, очень уж щурилась… Не видит, наверняка, ни фига. Кто такая, интересно? На фотографиях её, вроде, не было… Хотя нет, вру! Попадалась пару раз, но всё как-то на заднем плане… Служанка же, смотрит пристально, но равнодушно. По ходу, она Дмитрия Павловича совсем и, не знала…
— Так Вы ж, вроде, поменьше ростом были? — первое, видно, что на ум пришло, спросил Прокопий.
На это я громко расхохотался:
— Не поверишь, но ты тоже меньше ростом был! Вот таким…, — показал я рукой рост „племянника“, „виденного“ „мной“ „в последний раз“ в десятилетним возрасте, — подрос с тех пор. Правда, как был пузатеньким — так и, остался! Хахаха!!! Весь в отца — моего брательника!
Я вовсю прикалывался, немного освоившись. Прокопию же — прадеду моему, было вовсе не до смеха. Он лихорадочно соображал:
— Так, Вы, ж… Вроде ж, с бородой были…?
— А ты, наоборот — без бороды был! — громче прежнего, расхохотался я.
И вправду, что-то весело мне стало. Обратная связь, что ли…
Прадедушка — он же Племяш, озадаченно чесал молодую поросль на лице, которую позже обзовут бородою. На старинных фото, она у него, такая окладистая была…
Обстановку разрядила старушка. Она кинулась ко мне и обняла, со словами:
— Димочка дорогой вернулся! Не думала уж, что и доживу, но Господь сжалился!
Её слезы оросили мою парадную тёмно-серую „визитку“… Так… Быстренько соображаем, кем может быть эта старушенция — так кстати объявившаяся, Дмитрию Павловичу… Не мать, точно! Та, уже давно умерла… Может, тётя?