— Кужаев, что с тобой? — сразу узнаёт его голос прапорщик.
— Нога, — отвечает первый номер расчёта ПТУРа Алдар Кужаев.
— Медики! — говорит прапорщик Михеенко. — Посмотрите.
Медика во взводе давно нет, забрали его во временное распоряжение медсанбата и не вернули. Теперь медики это бойцы штурмовой группы. Аким Саблин — медик. Как говорится «и на дуде игрец».
Кужаев совсем рядом, в соседней яме, и ноге его конец. Мина ударила рядом, разорвала «сустав колена» брони, почти оторвала ногу.
— Эвакуация, — сразу сообщает Аким взводному.
Сам разрывает пакет биоленты, тюбик биогеля кладёт рядом, достаёт шприцы: антибиотик и нейроблокатор и красный шприц: это препарат вызывающий медицинскую кому. Рана засыпана пылью, грязью. Саблин быстро разбирает броню «колена». «Колено» ремонту не подлежит. Он отбрасывает его. Первым делом нужно смыть грязь и остановить кровь. Он не успел это сделать.
— Медика, медика сюда.
Саблин не может узнать голос, казак взволнован:
— Чего там? — спрашивает он, вкалывая Кужаеву нейроблокатор.
— Каратаев тяжело ранен… или убит. В голову попало.
— Вовка, — говорит Саблин Володе Карачевскому, — иди сюда.
Карачевский тоже, вроде как медик.
— Чего, Аким? — володя садится рядом.
— Обмой ему рану, залей гелем, затяни лентой, вот, — саблин показывает ему шприцы, — загони его в кому сначала. И антибиотик напоследок. Понял?
— Есть, — невесело говорит Карачевский, ему бы лучше с минами возиться, а не с ранами.
Саблин быстро идёт ко второму раненому. Он надеется, что раненому. Там уже два казака вытащили Каратаева из окопа, но дальше ничего не делают, ждут.
— Ну, дайте, — Аким их расталкивает, садится рядом с раненым.
Дело плохо. Тяжёлый «хвост» мины после разрыва ударил Васю Каратаева в лицо. Шлем не пробил, слава Богу, но вмял забрало, раздавив казаку правую часть лица. Надбровная дуга, глаз и скула всмятку.
— Эвакуация, — сразу говорит Аким.
— Жив? — спрашивает прапорщик.
— Жив, — отвечает Саблин, — но его крепко приложило.
Он достаёт новый тюбик геля, шприцы. Сбросив перчатки, начинает работу. Он, как и Володя Карачевский не любит это дело, но кроме него больше делать некому.
— Ну, держись Вася, — говорит он Каратаеву который без сознания.
Медики их подгоняли, они торопились, уже полыхало небо на западе. Там тяжко бахали «чемоданы» двести десятые. Хлопали мины. Видно началось наступление. Медикам уже нужно было туда, но они ждали пока Саблин и ещё четыре казака не дотащат до медбота двух своих раненых. А как их быстро пронести по оврагу, что изрезан ветрами и завален пылью, в которой ноги утопают едва не покалено. Хорошо, что есть шприцы с медкомой, в коме раненые ничего не чувствуют, не страдают, даже когда их ненароком уронит кто-то из братов-казаков.
Аккуратно уложив обоих раненых в бот, медики расположились там же, и робот покатил, поднимая пыль к медсанбату.
— Ну, на этот призыв отвоевались казаки, — сказал третий номер пулемётного расчёта Сафронов Нестор.
— Это да, — отвечал ему Володя Карачевский.
— Завидуете, — смеялся Теренчук.
— Завидуем, — соглашался Карачевский.
— Давайте лучше покурим, — произнёс Теренчук, доставая из кармана пыльника сигареты.
Да, покурить было нужно, пока это возможно, все стали закуривать.
А казаки, чуть передохнув, снова пошли в овраг. А на западе всё только разгоралось.
— Ну, где вы там? — шумел в наушниках взводный. — Догоняйте.
И они ускорили шаг.
Дело было сделано. Испытание прошло успешно. Да, конечно ей хотелось, чтобы последний абориген самоликвидировался. Это было бы абсолютной победой. Но и тот результат, что она получила, был выше прогнозируемых результатов. Значительно выше. Ей, хоть и не без труда, но удалось полностью ликвидировать группу аборигенов. Она хорошо чувствовала себя на солнце, ей совсем не доставляли хлопот микроорганизмы, которыми кишела вода. Ни грибок, ни насекомые ей не были страшны. Все процессы, протекавшие у неё в организме, протекали штатно, запланировано. Дизайнеры будут довольны своим детищем. Она уже готовила отчёт, который их порадует. А если они будут довольны первым этапом испытаний значит… Значит они начнут второй этап.
Это было как раз то, о чём Ольга мечтала. Ну, не мечтала конечно, для мечтаний у неё не было необходимых нейронных систем и нужных для этого гормонов. Но у неё было желание, то, что заложили в неё дизайнеры, острое желание размножаться. И болото, Великая пойма, было как раз то место, где она очень хотела оставить свои гены. Тут ей было хорошо. А значит и её потомству тут понравится.
Тот пограничный биологический полуробот, что сопровождал её сюда, предупреждал, что опасность местных существ значительно выше среднего. В результате взаимодействия с ними, она пришла к другому выводу. Они легко дестабилизируются, они мало опасны. Единственная трудность была лишь в одном, к каждому из них нужно было подбирать свою волну. Общей частоты для всех не существовало. Это она тоже собиралась указать в отчёте. Последнее, что ей надо было выяснить по протоколу, так это пригодны ли они в рацион, для неё и её будущих детей. Но она была уверена, что с этим проблем не будет. Ещё в лаборатории ей в рацион включали самые разнообразные виды питательной протоплазмы. В том числе и ткани местных аборигенов. Они хорошо усваивались. У неё вообще с пищеварением проблем не было. Дизайнеры знали своё дело. Ткани этих существ, что ей давали в лаборатории были весьма питательны. А значит мозг воспринимал их как вкусные. Особенно вкусными были куски самок аборигенов, в них было больше жира. Жир давал много энергии. Да, он казался очень вкусным. Но и мужские особи давали высококалорийные ткани. Правда в лаборатории их не нужно было разделывать, пища поступала уже в виде порционных кусков. Поэтому, ей нужно проверить работу пищеварительного тракта в условиях болота. И работу верхних манипуляторов — лап.
То есть ей нужно было отделить части от туши и съесть их. Ничего сложного. Она не сомневалась, что легко пройдёт этот тест. Её манипуляторы хорошо подготовлены для этого, у неё крепкие и острые когти, мышцы совершенны, а её челюсти и зубы легко разгрызали и местных двухстворчатых, которых впрочем она в виде эксперимента и просто проглатывала, не разгрызая. В общем, в отчете она собиралась отметить, что приспособлена питаться на болотах самостоятельно, как местной фауной, которую она использовала в пищу уже три дня, так и непосредственно аборигенами.
Она вылезла из рогоза на открытую местность. Машинально-инстинктивно замерла, осмотрелась, прислушалась. Программа осторожности была у неё вшита в главную базу, в приоритетные программы, прямо в лобные доли мозга. Осторожность — основа выживаемости. А её именно к этому ее и готовили.
После анализа обстановки, на четырёх конечностях, как и положено на открытой местности, прижимаясь к земле, Ольга быстро прокралась к лежавшему недалеко от камней телу.
Она не могла никак разобрать, отключен ли у тела мозг или нет.
Впрочем, даже если он у этого существа и функционировал, это не имело большого значения. Оружие, что лежало с ним рядом, было допотопно и к тому же было разряжено. А физически ему нечего было противопоставить ей. Она была продуктом гениальных дизайнеров. А он всего-навсего кучей протоплазмы миллионы лет медленно мутировавшей в русле изменения среды обитания.
Он ей был не соперник. Он был её рационом. Она остановилась, зависла над лежащим телом. Замерла. Потом поскребла когтем его одежду. Нет, он не соперник, эта форма протоплазмы не успевала мутировать даже за изменяющимся климатом. Этой форме нужна куча искусственных приспособлений, чтобы выжить в своём мире. Одежда, дыхательные устройства, устройства для передвижения и охоты. Жалкая вымирающая форма. Куда ей соперничать с нею. Да, для неё эта форма всего-навсего рацион. А этот пограничник с низкой вариативностью анализа убеждал её, что аборигены представляют опасность. Ну, разве что ему самому и его подчинённым. Он ведь и сам не очень продвинутый модуль с ограниченным умственным потенциалом. Одно слово «переделка». Не говоря уже про его подчинённых. Те вообще просто управляемые функции.
Ольга одним быстрым движение сорвала с головы, лежащего на земле тела, маску. Да, запах был вполне приемлемым, немного вонял пластик и другие несъедобные вещи, но это было не страшно. Их она есть не собиралась. И тут это существо открыло свои зрительные органы. Ольге они показались нефункциональны. Отвратительно нефункциональны. Да ещё и цвет их был мерзок.
Небо перед закатом солнца бывает таким же бесцветным. И металлы бывают такого цвета. Нет, он жалок и слаб. Он ей был не соперник. И тут она почувствовала, что это существо, своим слабым и хлипким левым манипуляторам, схватило её левый манипулятор. Зачем? Неужто он собирался продолжить сопротивление? Глупая трата сил. Она уже собралась показать ему, кто будет доминировать на болотах и оторвать ему его манипулятор, когда под её брюхом что-то загудело, словно что-то быстрое, стремительно, молниеносно набирало обороты, и она ощутила тяжёлую и высокую вибрацию. А потом гул вибрации дошёл до такой точки, что просто исчез, и вибрация исчезла, ушла за пределы её чувств. Она больше её не чувствовала и не ощущала. Хотя вибрации были её коньком, её силой.
Зато с удивлением почувствовала нечто иное, она чувствовала, что у неё в гидросистеме стремительно падает давление. Так стремительно, что это заметно снижает эффективность работы мозга. Не понимая, что происходит, Ольга отпрыгнула от тела.
Замерла. Быстро анализируя ситуацию. Прислушивалась к себе. Осматривала себя. И увидела, что на землю льётся её внутренняя жидкость, жизненно необходимая ей для химических процессов. Ольга на своём брюхе-накопителе обнаружила длинную дыру. Дыру, из которой вытекала драгоценная жидкость! Сущность её биологического устройства. Как такое могло произойти, как её совершенная нервная система могла не заметить такого огромного повреждения. И не сообщить ей об опасности.