— Вагоны видел?
— Да, вроде бачив, — немного замявшись, отвечает связной.
— Тоже своими глазами?
— Так точно, товарищ командир!
Длинная очередь прижимает нас к земле. Отползаем к будке. На переезде барахтается раненая лошадь.
Через две минуты переезд очищен и движение возобновляется.
— Вагонов много?
— Так кто ж их считал! Может, десять, а может, и пятнадцать. С окнами…
— С какими окнами?
— Да вроде из зеркального стекла. Двойные рамы.
— Что за чертовщина? Какие же зеркальные стекла в товарных вагонах?
Связной топчется, жмется:
— Так вагоны–то классные, товарищ командир.
— А ты говоришь, эшелон с рогатым скотом. Что ж они, быков в плацкартных возят, что ли?!
— Так приказано доложить начальником заслона. И еще добавил товарищ Кульбака: скажи, мол, что ревут быки…
— Вагоны классные, значит, с пассажирами. Надо срочно выяснить — просто с пассажирами или с войсками, — перебил связного Вася.
— Какие уж тут «просто пассажиры»! Пассажир тебя очередью полоснул, что ли? Ясно — с войсками. Да еще с отборными. Беги, связной, вперед, передай приказ командиру роты: охрану перебить, а скот — захватить!
Связной исчезает во мраке ночи.
Понимая, что самое важное в данный момент — дать возможность колонне проскочить через переезд, на который все чаще и чаще залетают шальные пули, подаю команду:
— Ускорить движение!
Сразу замелькали, размахивая нагайками, маяки. Ездовые нахлестывали коней, на рысях проскакивая открытое место. Чутко прислушиваясь к хлопкам выстрелов с заставы, кони сами рвались вперед. Моментами вспыхивал шквальный огонь: противник очухался. Кульбака, не шибко инициативный, но исполнительный, через десять минут поднял роту в атаку.
Бойцы с ходу ворвались в первые вагоны. Там, видимо от толчка при крушении, было много раненых и контуженых. Они почти не оказали сопротивления. Захлопали редкие выстрелы из пистолетов. Это офицеры, не пожелавшие сдаться в плен, кончали расчеты с жизнью.
Небольшая пауза — и вдруг опять шквал огня с середины эшелона. На переезде невозможно устоять. Сдержав под уздцы упряжку очередных саней, переждали. Огонь стих.
— Похоже, что били легкие пулеметы, — говорит начштаба. — Теперь меняют диски.
И сразу «ура»!.. И опять шквал огня. Разрывы нескольких гранат… Наших или фашистских? Похоже, наших.
И снова тишина.
Атака партизанской роты явно захлебнулась.
— Как бы не смяли ее — уж очень дружно гитлеровцы контратаковали, — забеспокоился начштаба. — Огонек у них что–то силен. Не стал бы Кульбака отходить.
Но рота, слышно, залегла вдоль полотна железной дороги.
Еще через несколько минут, сопровождаемые конвоем, на переезде появились первые пленные.
— Роберта Кляйна сюда!
Кляйн не заставляет ждать себя — он уже здесь. Ему помогает Вальтер из группы Жмуркина — немецкий коммунист–коминтерновец.
— Аус дем фатерлянд, — бормочет здоровенный верзила.
— Танкист? — спросил по–немецки Роберт. — Дивизия?
— Четвертая армия, — быстро ответил долговязый обер–лейтенант, щелкнув каблуками.
Через несколько минут Кляйн, допросив трех — четырех пленных, выяснил, что эшелон из двенадцати вагонов вез фашистских офицеров–отпускников.
— За отличия на Восточном фронте они получили внеочередные отпуска, отбыли их и возвращались «аус дем фатерлянд», — закончил Кляйн.
— Да, лакомый кусок сала! — притаптывая снег сапогом, почесал затылок Шумейко. — Эх, жаль, мой батальон еще не подтянулся.
— Гони в батальон, да уши не развешивай: противник серьезный. Это не какие–нибудь вояки с Горыни да Стохода. Действуй!
— Есть, приказ голов не вешать, а глядеть вперед! — Шумейко сорвался в галоп навстречу своему батальону.
— Васыль, поторопи колонну! Послать связных на обе заставы! Каждые пять минут пусть докладывают обстановку. И надо дать подкрепление Кульбаке…
По заведенному правилу, когда заставам требовалась помощь, в бой бросалось то подразделение, которое в этот момент подходило к переезду.
Сейчас это «счастье» подвалило пятому батальону — бывшему Олевскому партизанскому отряду. Им–то и командовал капитан Шумейко. Разведчик он замечательный, особенно в западноукраинских районах: отлично владеет Галицким диалектом и при выходе из Карпат наловчился даже изображать собой бандеровца.
Капитан быстро вывел свое войско на переезд и уже опять стоял рядом со мной, веселый, лихой, предвкушая боевую удачу и славу. Но заставить батальон прямо с марша развернуться в боевые порядки ему не удалось. Олевцы, повинуясь какому–то стадному чувству страха, валили через переезд очертя голову и, миновав зону действенного огня противника, то залегали, то уползали в степь. А когда среди них оказалось человека три раненых и те завыли от страха и боли, батальон Шумейко охватила настоящая паника.
— Забирай своих чумовых к чертовой бабушке! Очищай переезд! — услышал я возле будки мальчишеский тенорок Пети Брайко. — Мой батальон подходит! Разрешите в атаку, товарищ генерал! — обратился он ко мне, перепутав в горячке звания (видно, вспомнил не то Руднева, не то Ковпака).
— Давай, Петро Евсеевич, давай!
— Есть, товарищ командир! Будэ зроблено!
Бравый Брайко, в голове у которого, видимо, уже созрел план атаки, разделил свой батальон на две части и повел по обеим сторонам полотна. Бойцы бежали не пригибаясь, громкими криками подбадривая залегшую, отчаянно отстреливавшуюся роту из батальона Кульбаки.
— По два ручника на фланги! Автоматчики и гранатометчики в середину! — командовал Брайко.
— Не забудь связаться с командиром роты заслона! — крикнул вдогонку ему начштаба. — С Кульбакой держи связь! Не перебейте друг друга, черти!..
Повозки, тачанки, верховые, пешие бойцы стремительно пролетали перед моими глазами. Теперь уже без шуточек и перебранок. Лица серьезные, глаза сосредоточенные. Оружие у всех на боевом взводе. Это обоз батальона, ходивший с Матющенко в Карпаты из Брянских лесов. А батальон во главе с Брайко схватился мертвой хваткой с фашистским офицерьем.
С каждой минутой, с каждым выстрелом становилась все более ясной обстановка на заслоне. Противник — серьезный, знающий не только войсковую, но и партизанскую тактику. Справится ли Брайко?..
Удар его батальона был силен. Рота из заслона тоже ободрилась и атаковала противника с севера. Короткий, но ожесточенный бой с применением гранат закончился нашей победой. Основная масса гитлеровцев была уничтожена. Паровоз взорван, вагоны сожжены. Оставшиеся в живых гитлеровцы расползлись по лесу.
У нас не было времени и возможности заниматься ни трофеями, ни подсчетом перебитых гитлеровцев. Обозы уже прошли переезд.
— Не втягиваться в преследование противника! — распорядился я.
За переездом, в лощинке, меня ожидал со своей упряжкой Коженков. Я уже готов был отправиться туда, как со стороны Ковеля к другой нашей заставе приблизился еще один эшелон. Завязался новый бой.
Взрыв мины. Залп бронебоек. Оглушительно застучали пулеметы.
Извергающий облако пара, но не добитый еще паровоз второго эшелона попятился назад. Заниматься им некогда: через переезд прошел уже наш арьергард.
Вслед нам противник наугад клал мины. Темное небо, словно дождь метеоритов в летнюю ночь, прочертили трассы многочисленных пулеметов.
— Пускай себе лупят в божий свет, как в копейку, — сказал довольный начштаба. — Разрешите снимать заслоны?
— Снимай, Вася, снимай. Брайко и Кульбаку пристраивай в хвост. Они арьергард теперь.
— А головной кто?
— Выходит, Шумейко.
Мы переглянулись.
— Да, с такими головными навоюешься.
— Но нет же времени для перестроения колонны…
Распогодилось. В небе весело засверкали умытые звезды, перемигиваясь и играя. Пушистые поля заголубели нежным ночным светом.
Мы разместились в санках вчетвером — Вася Войцехович, Саша Коженков, новый мой ординарец Ясон Жоржолиани и я. Застоявшиеся в лощинке сытые кони побежали споро. Никто из нас четырех не углядел заметенного поворота с основной наезженной дороги. Мы уклонились на юго–запад и угодили прямо на заставы так называемой самообороны бандеровцев.
Санки наши пролетели три хуторка и одно большое село, не встретив никаких постов. Лишь во втором селе я приказал остановиться, чтобы расспросить дорогу у вышедших с толстыми палками крестьян. И тут вдруг увидел, как из–за угла хаты в нас целится какой–то человек. Еще раньше его заметил начштаба.
Погрозив нагайкой, Войцехович крикнул:
— Я тоби стрельну! Ось я тоби зараз стрельну! — И в морозном воздухе повис длиннейший и виртуознейший набор соленых слов.
— То кто? — кивнув в сторону скрывшегося за углом, спросил я у ближайшего из самодеятельной охраны.
— Де? Ты, Мыкыта, бачив?
— Ничего я не бачив, — почесывая свой загривок, отвечал Мыкыта.
— И мы не бачили, паны–товарищи, — хором ответили мужики.
— Ну, раз вы не бачили, так и мы не бачили, — стараясь придать своему голосу как можно больше безразличия, ответил я, подтягивая незаметно автомат. — Хай буде так. Ваше счастье, що он не стрельнул. Ну, Мыкыта, подойди поближе. Сядай.
Мыкыта не очень решительно шагнул к саням и присел на них боком.
— Коженков, вперед! — тихо скомандовал Войцехович.
Лошади взяли с места крупной рысью.
— Вернется ваш Мыкыта! — крикнул Ясон, на всякий случай все же держа автомат на изготовку.
Выехав на полевую дорогу, мы расспросили проводника, где находится село Мосур — конечный пункт нашего сегодняшнего марша.
Мыкыта, устраиваясь поудобнее на облучке саней, повернул к седокам свое усатое лицо.
— Эге, хлопцы, так вы ж сильно праворуч забрали. Придется нам через курень пана атамана Сосенко проехать.
— Погоняй!
Но все же мы с начштаба задумались. Сразу спрашивать провожатого насчет объезда было бы неправильно. Успеется. Главное — не потерять времени и не уклониться дальше в сторону от оси движения колонны.