на Муромцева. А вы, семеро, за мной!
– Товарищ лейтенант, меня возьмите, – тихо попросил Бурмин, парень повернул голову, в глазах показалось мольба. – Пожалуйста, возьмите… – голос задрожал. – Не пожалеете, товарищ лейтенант. Я этих фрицев голыми руками душить буду.
– Уверен, что пожалею… Бурмин, извини, не возьму. В следующий раз пойдёшь, а сегодня остаёшься.
– Товарищ лейтенант…
– Я сказал – останешься! Это приказ! – Глеб повысил голос. – Прости, Бурмин. Пойми, нам холодные головы нужны, а у тебя сегодня голова такая, что и нас погубишь и сам сгинешь . Всё, и не смотри на меня так.
Глава шестая
– Товарищ лейтенант, вы нам точно все сказали? – прошептал Друбич, сползя на дно канавы. – Про склад у деревни Баталова, замаскированный под овощехранилище.
– Да, Друбич. Как цыганка, всю правду тебе сказал, ничего не утаил, – Глеб выплюнул травинку. – Тебя что смущает?
– Странно это, товарищ лейтенант. Ну забыли про склад, да и шут с ним. Немцы, надо будет – сами взорвут, у них этих боеприпасов до чёртовой мамы. Что им какой-то склад?
Шубин отделался молчанием, затянул потуже ремень на поясе комбинезона:
– Умные все пошли… Значит существует страшная тайна, знать которую нам не положено, – глубокомысленно заключил Герасимов. – А может всё проще?.. Кто-то из начальства опростоволосился, а теперь нами прикрывается…
– Так, разговорчики!.. – нахмурился Глеб.
– Виноват, товарищ лейтенант!
Временами казалось, что он распустил свое воинство, но лейтенант продолжал придерживаться выбранной тактики в отношении подчинённых – не стоит держать их на длинной дистанции, они такие же люди, да и ты не полковник, больше шансов, что в опасной ситуации прикроют тебе спину.
С обратной стороны к откосу привалился Глинский, всем своим видом проявляя безразличие, он в три затяжки высосал папиросу, зачем-то закопал окурок в землю, стал отцеплять от пояса фляжку.
– Володька, а ты что скажешь? – поинтересовался обустроившийся за ним Мостовой.
Глинский пожал плечами:
– Ничего…
– И правильно! – засмеялся Герасимов. – Меньше знаешь – спишь как мертвый.
Зашевелился Шлыков, вытянул ногу, почесал колено, он усердно боролся со сном, глаза слипались.
Небо из тёмно-синего становилось бледно-фиолетовым, ещё минут пятнадцать и оно обретёт розоватую серость, а там и утро, новый день, насыщенный непредсказуемыми событиями.
Группа покинула расположение час назад, застряла на минном поле, а всё остальное время одолевала буераки нейтральной полосы, растянувшиеся на два километра. Двигаться дальше было опасно – передний край противника не был монолитным и неразрывным; опорные узлы стояли в шахматном порядке; на господствующих высотах, на равнинных участках, с возможностью обстрела всех сторон света; между позициями растирались минные поля; ставили ряды колючей проволоки и спирали Бруно.
Несколько минут назад двое убыли в разведку, остальные остались в извилистой канаве. Слева не громко покашливал, обнимая радиостанцию в брезентовом чехле Никита Брянцев. Переговорное устройство весило около восьми килограммов, работало на нескольких каналах и осуществляло связь на расстоянии до двенадцати километров – бегать с этой штукой за спиной уже научились.
Нетерпение усиливалось, ничейную полосу хотелось бы пройти до рассвета. Глеб вскарабкался на косогор, стал всматриваться в мглистою перспективу: до ближайшего перелеска метров шестьсот – он либо пустовал, либо живые в нём хорошо замаскировались; тянулась вереница балок, с кустарниковой порослью; скальные породы выбирались на поверхность, но высотой не отличались, шли маленькими горками; на северо-востоке пробивался просвет между покатыми холмами. Согласно данным авиаразведки, скоплений противника там не было. Передвигаться по балкам было удобно, но не всегда они вели в нужном направлении.
Он что-то заметил, напряг глаза: шевельнулось пространство, кто то возник и снова пропал, за ним ещё один переполз пригорок и испарился. Вскоре скрипнул камень под локтем, посыпалась земля.
– Товарищ лейтенант, это мы… – в канаву скатился Коля Савенко, за ним Друбич, отдышались. Савенко зачастил, глотая слова: – Ваше задание мы не выполнили, товарищ лейтенант, не до этого было. Кажется немцы сюда ползут.
– Какие ещё немцы?.. – напрягся Глеб.
– Мы отползли метров на полтораста, – более внятно стал излагать Друбич. – Видим, на встречу кто-то перебегает и прямо на нас, четверых насчитали, потом они залегли и дальше ползком. Мы давай отползать и за ними косяка давим. Они теперь неспешные, в канаве посидят, переползут.
– Это не наши… – пробормотал Глеб. – Меня бы предупредили, если бы кто-то ушёл на ту сторону. Немецкая разведка.
– Почему бы и нет?.. – простодушно пожал плечами Николай. – Нам значит можно, а им нет?.. У них такая же фронтовая разведка, пробираются в наш тыл, чего-то вынюхивают, берут языков из числа командного состава. Помните позапрошлую ночью – старший лейтенант Селиванов пропал, ночью до ветра побежал, назад не вернулся. Искали парня, хотели дезертирство припаять… Может снова они, а товарищ лейтенант?
– Из Селиванова какой язык – смех один.
Из простоватых рассуждений вырисовывалась истина, это было некстати. Досадная задержка, но вряд ли удастся разойтись бортами, как кораблям в море.
Шубин шикнул, чтобы не шевелились и снова пополз наверх. Небо ещё прибавило серости. Между пригорками, на расстоянии примерно сто метров ползли люди, их силуэты выделялись вполне отчётливо – четверо и тишина. Ползли в направлении той самой канавы, где сидели разведчики. Трещина в земле была глубокой, извилистой, миновать её немцы не могли. Возникал вопрос: где именно они в неё спустятся?
Шубин сполз обратно, стал шёпотом ставить задачу, бестолковых в группе не было.
Бойцы растянулись, вступали осторожно, чтобы камешек под ногой не скрипнул. Дистанция на два линейного. Застыли, образовав цепь, обернулись к командиру – Шубин в третий раз вскарабкался на гребень. Время ускорилось, понеслось сломя голову.
Небо стремительно светлело, совершенно не считаясь с нуждами разведки. Чужаки уже были метрах в пятидесяти, перемещались один за другим по всем правилам маскировки – немцы использовали камуфляж, фактически сливающийся с местностью. Если не сменят направление, то скатиться в канаву метров в двадцати от Шубина.
Глеб отвёл в сторону руку с отставленными двумя пальцами – должны понять, он вроде человеческим языком объяснил. Сполз в канаву, припустил по пади, сел на колено. Через пятнадцать метров рядом скорчился Максим Друбич, в полумраке поблёскивали его глаза. Зашевелилось пространство, подтягивались остальные.
Это были немцы, они переговаривались глухим шёпотом, других доказательств не требовалось. Впереди глубокая канава, в ней можно передохнуть, настроить рацию. Определённо шли не за языками.
Их встретили со всем подобающим гостеприимством. Скатился первый, он был одет в пятнистый комбинезон, подобранной по фигуре, амуниция грамотно крепилась к ремню, ничего не гремело, не стесняло движения, каска, обтянутая сеткой, крепилась ремешком к подбородку. Солдат присел на корточки, осмотрелся, показался второй, спустился почти бесшумно, присел рядом с первым, за ним ещё двое.
Работали выверено, без лишних движений.
Несколько мгновений диверсанты водили носами, прислушивались – даже автоматы были обмотаны материей, чтобы не выдал предательский металлический звук. У того, что спустился последним, за спиной весёлый, вместительный, прямоугольный ранец.
– Покурим Манфред? – донесся свистящий шепот.
– Да, можем покурить.
Но это вряд ли. Знакомое ощущение – комок пустоты внизу живота. Глеб первым выкатился из-за изгиба траншеи, швырнул нож в живот, резко повернувшегося, диверсанта. Всё произошло стремительно, навалились остальные, заработали ножами. Теснота как в коммуналке – не развернуться, тем более не выстрелить. Раненый схватился за рукоятку, торчащую из живота, задышал с посвистом. Шубин помог, ударил по руке, выдернул нож, немец с шумом завалился. Глинский, закусив губу, молча бил в живот второго, тот вздрагивал икал, уже не реагировал. Третий схватил за горло Мостового – протяжно завыл, дыша как марафонец, Мостовой не растерялся, ударил головой, а когда фашист отпрянул под руку скользнул Коля Лисовенко и сунул нож немцу в бок, выдернул и снова ударил. Четвертый с ранцем смог увернуться, полез на склон канавы, Друбич навалился, дёрнул за ранец, поступок оказался плохо продуманным – повалились оба, при этом Друбич оказался внизу, мускулистая туша немца чуть его не раздавила, фашиста стащили с утробным смехом, он судорожно рвал из кобуры парабеллум. Никита Брянцев пнул его по руке – убивать последнего диверсанта пока не стали, остальные трое уже отмучились.
Выжившего схватили за шиворот, прижали к стене. Герасимов стащил с него рюкзак, внутри помещалась сравнительно компактная рация, больше ничего. Немец презрительно кривился, щурил глаза.
– Всё спокойно, товарищ лейтенант, – сообщил сверху Шлыков. – Никого… Светать будет скоро. Поспешить бы…
Никто из разведчиков не пострадал, только Мостовой поглаживал, стиснутое немцем, горло, да Друбич с опаской прощупывал рёбра, прислушиваясь к ощущениям.
Немца приезжали к бугристому скату, приставили нож горлу, пленник закатил глаза, задрожали пальцы.
– Имя, фамилия, номер части! – потребовал Глеб.
– Копфлер, обер-ефрейтор Мартин Копфлер 212-ый гренадерский батальон 78-ой пехотной дивизии.
– Кто командир батальона?
– Оберст-лейтенант карл Цигель.
– С какой целью направлялись к переднему краю?
– Вы должны гарантировать мне жизнь! – хрипел, отдуваясь пленник. – Я всё расскажу, если вы сохраните мне жизнь.
– Он ещё и торгуется… – покачал головой Шубин. – Наверное лавочникам работал.
– Так он же высшая раса, ему положено, – зевнул Герасимов. – Говори, не томи…