— Отвали.
— Пора мне. — Исмаил-Хан взвалил тяжелый рюкзак на плечи, потоптался на месте, проверяя, удобно ли подогнаны лямки, повернулся ко мне: — Обязательно доберись до дома.
— Доберусь! — пообещал я. — Береги себя!
— Хоп. Аркаша, лист бумаги, ручка есть?
— Есть, — ответил, и тут же: — А что?
— Сюда дай да, — потребовал Исмаил.
Тощий нехотя добрел до машины. Полез в бардачок, вытащил оттуда блокнот и перепачканную чернилами ручку.
— Оп… ля, опять вытекла, — видимо, подобное происходило не впервые, что, собственно, и неудивительно, жара разжижала любую жидкость. — А, нет, пишет, — обрадованный открытием Аркадий принес и подал ручку Исмаилу. Тот взял и что-то долго старательно писал — слева направо. Затем вырвал листок и протянул мне. На белой страничке было написано всего несколько цифр — телефонный номер.
— Если когда-то потребуется помощь, позвонишь по этому номеру, спросишь Вячеслава, скажешь, от Хана, тебе помогут.
— Спасибо, — поблагодарил я, не собираясь никогда пользоваться этой любезностью. Но телефон запомнил и бумажку положил в карман куртки к лежавшей там флэш-памяти.
— Бывай, брат! — обнял уходящего Аркашка.
— В камышах аккуратнее, говорят, там какой-то дурак опять мин понаставил, — напутствовал азиат.
— Удачи! — пожелал я.
— Следующий раз как всегда, — Исмаил развернулся и зашагал в южном направлении. Мы какое-то время смотрели ему вслед.
— И нам тоже пора, — Расул направился к водительскому месту.
— Пора, — Аркадий хмыкнул. — А он что, так и поедет? — его скептический взгляд прошелся по моему измазанному в крови камуфляжу.
— Открывай багажник, — Расул был вынужден согласиться, что в таком виде мне ехать нельзя.
— Держи! — заглянув в багажник, Аркашка притащил небольшой пакет, забитый какими-то шмотками. Как оказалось, в нем лежала старая, видавшая виды и измазанная смазкой рубаха и такой же степени сохранности штаны. И все это было на три размера больше меня.
— И куда это мне? — я оттянул пояс спадающих с меня штанов.
— Нормально, сойдет! — Аркашка с оптимизмом похлопал меня по плечу. — Видок, конечно, не ахти, но мимо кордонов проехать поможет. Я, кстати, на заднее сиденье полез. А ты спереди садись. На всякий случай, если остановят.
— Почему спереди? — возмутился я. — У меня ни документов, и вообще ни хрена нет!
— Вот потому и спереди. Спереди если сидишь — значит, никого не опасаешься, значит, все у тебя порядке. А вот сзади такого увидят — обязательно документ спросят. Это тебе, брат, не хухры-мухры, это психология.
— А если все же спросят? — я не собирался сдаваться с такой легкостью.
— Если что, скажем, брат приехал, — Аркадий осклабился, затем, перестав улыбаться, серьезно добавил: — Откупимся.
После этих слов я вспомнил об оставленных в лежавшей на земле камуфлированной куртке долларах, нагнулся, поднял, стараясь не привлекать чужого внимания, сунул их в карман к уже лежавшей там карте памяти и листку с номером московского телефона.
— Так поехали, что ли? — Аркашка полез на заднее сиденье.
— Погоди, — Расул направился к багажнику, достал оттуда канистру с маслом, подошел к моей одежде, обильно полил и, достав зажигалку, поджег. Черная копоть потянулась вслед за ушедшим Исмаилом. Расул же подождал, когда все это разгорится, палочкой разок перевернул камуфляж, удовлетворенно хмыкнул, вернул канистру в багажник и сел за руль. Вставив в замок зажигания ключ с висевшим на нем огромным брелоком-камнем, он повернул его и долго гонял стартер, ожидая, когда двигатель отзовется на его усилия. Наконец раздался хлопок, мотор завелся и затарахтел.
— Барахлит? — поинтересовался я.
— Бензин, — недовольно проворчал Расул, включая скорость и резко выкручивая руль. Развернувшись, он прибавил газа и, объезжая большие камни и игнорируя мелкие, помчался к виднеющейся вдалеке грунтовке. Если все будет, как мне обещают, то скоро я окажусь дома. Дома… А ведь когда-то мы начинали считать себя дома, стоило только нам пересечь «речку». Как давно это было, в другой жизни…
— Из России? — сидеть молча Аркадий, наверное, не мог.
— Да, — ответил я.
— Я тоже, только давно, — из-под неплотно закрывшейся двери несло глинистой пылью. — Живу тут, работаю.
Я чуть не подавился от возмущения, работает он, сволочь эдакая.
— Домой, значит? — Аркадий завозился на заднем сиденье, зашуршали пакеты, остро запахло жареной картошкой, специями и сыром — он распечатал пачку с чипсами. Слюна сама собой стала наполнять рот. — Будете?
Расул отрицательно покачал головой.
— Нет, — вопреки собственному желанию ответил я.
— Домой, значит, — повторился Аркашка, — это хорошо. Не боись, домой мы тебя переправим.
— Да, кстати, каким образом вы собираетесь это сделать? — я как-то не задумывался над вопросом моего убытия домой, а потом мне пришло в голову, что перебраться через речку мало. Чтобы оказаться в России, в посольство не пойдешь, там не объяснишь, каким образом я сюда попал. Можно, конечно, изобразить из себя похищенного, но для этого не худо бы актерское образование иметь. — У меня ни паспорта, ни путной легенды.
— Да не боись ты! — в очередной раз успокоил меня продолжавший хрустеть чипсами Аркадий. — Это товар перевезти сложно, и то, если пути не знаешь, а человека от сюды до туды доставить раз плюнуть, тем более с такой физией, как у тебя.
— А что моя физия? Что-то не так? — спросил я, не совсем понимая, куда он клонит.
— Нормально с твоей физией. Самое то. Вот с его физией на границе могли бы проблемы быть. Смастрячим тебе документы, и лети домой. Может, еще от нас кому посылочку передашь…
Я резко повернулся в его сторону и, наверное, в моих глазах отразилось все…
— Шучу, шучу, — Аркадий поспешил взять свои слова обратно. — Ты думаешь, мы станем доверять товар первому встречному? Для этого у нас свои люди есть, проверенные. А за тебя Мехсуд Хакимулла хлопотал. Переправим без всяких обязательств. И зря ты так на нас смотришь.
— Как? — я сделал вид, что не понял.
— Как на врагов, не любишь ты нашего брата! — Аркадий болтал, а сидевший за рулем Расул делал вид, что его этот разговор не касается. Его, мол, дело — баранку крутить.
— А за что вас любить? — меня прорвало. — Полстраны уже наркотой завалили, сколько людей из-за таких, как вы, на кладбищах лежит, сколько семей распалось, одних сирот… — я замолчал, что толку продолжать перечислять, они все равно от своего не отрекутся…
— Вот взял и сделал нас крайними, ты с нас еще за развал Советского Союза взыщи. Ты вот кем у себя там, в России, работаешь?
— Военный пенсионер, — отвечать ему не хотелось, с другой стороны, как бы я к ним ни относился, а они мне помогают. Раз уж пользуюсь их добротой, то следует хотя бы вести себя чуть вежливее.
— Военный пенсионер, а в Афганистан зачем подался?
— Да в частной военной компании подработать решил. Подзаработал.
— Вот! — перегнувшись через сиденье, Аркадий назидательно потряс указательным пальцем. — Пошел в наемники. И ведь не от хорошей жизни ты в них подался? Молчишь. Пенсия у тебя какая?
Я молчал.
— Не жирная. Тысяч десять, пятнадцать? Угадал?
Я продолжал молчать.
— А что это за деньги в городе? Тьфу, пыль! Плохо мы живем. А почему? Да потому, что всякая падаль, у которой ни на учебу ума не хватает, а работать она не хочет, спит, жрет, срет, спаривается, прожирая наши с вами заработанные деньги. На горбу у остальных сидят все эти неудачники, бомжи всякие. И при этом размножаются и размножаются, болезни разносят, у них, видите ли, денег на хлеб не хватает, а они второго ребеночка заводят… голодранцев плодят. И всех надо прокормить. Вот и уходят государственные денежки. Разве не так?
Я промолчал, хотя у меня была иная, кардинально отличающаяся от Аркашкиной версия ухода общенародных денег.
— Ты думаешь, мы просто наркоторговцы, да?
Нет, этот юноша явно нарывался на грубость, не ответить ему я просто не имел права.
— Убийцы, вот вы кто, — устало произнес я.
— Это ты, брат, хватил, — Аркадий встрепенулся, будто получившая хлыстом по заднице лошадь. — А не задумывался ты над тем, что чем больше мы переправим наркоты, тем лучше для России? — продолжал развивать свою теорию Аркаша, а точнее, подводя душеспасительную базу под творимое наркодельцами зло. — Чем больше герыча, тем скорее передохнет вся быдлятина. Пусть дохнут и освобождают место крепким, умным, не одурманенным вредными привычками русским парням и девчатам. Кто колется? Мразь. Кто нюхает, курит? Выродившиеся аристократы и дебильная чернь, которые и людьми не имеют права называться. Нет, Михалыч, мы не торговцы смертью, мы ассенизаторы. Мы очищаем улицы наших городов и деревень от размножившегося дерьма.
Я промолчал, смысла продолжать разговор не было. Набить бы морду, но от единожды набитой морды одного или двух наркодельцов ничего не изменится. Тут государева воля нужна…
Мы ехали долго. Незаметно наступила ночь, в свете фар пространство сузилось, со всех сторон машину обступили тени, пару раз мимо пронеслись встречные машины, в одном месте нам пришлось обгонять старенькие трехколесные трактора. Уже далеко за полночь машина выскочила на окраину какого-то небольшого городка. Аркадий начал было вновь излагать свою философию, но, увидев мой брошенный на него взгляд, предпочел заткнуться.
Дома, стоявшие по бокам улочки, куда мы въехали, не сильно отличались от таких же, расположенных на другом берегу речки. Разве что на стенах не видно следов пуль и прочих примет ведения боевых действий. В одном месте «Нива» начала сильно притормаживать, я подумал, что вот и приехали, но Расул, объехав одному ему видимое препятствие, вновь вдавил педаль акселератора, и мы понеслись прочь, выбираясь из переплетающегося лабиринта узких улиц. В конце концов мы попали в квартал, где в свете редких уличных фонарей высилось с десяток пятиэтажек. К одному из этих зданий мы и подъехали. Вопреки моим ожиданиям, Расул затормозил плавно, остановившись напротив первого подъезда. Выключил фары, и я понял, что мы на месте.