Полковник Петров первым начинает говорить, спокойный и собранный, но от его голоса холодок по коже. Он смотрит на нас отстраненным взглядом, что удивляет. Он всегда относился к каждому, как к сыну. А теперь в его взгляде и голосе только холод и сталь.
Хочет найти виноватого среди тех, кто вернулся?
Не могу сдержать взгляда, сверлю его глазами.
Почему нас подставили?
Спустя десять минут прилетает генерал-майор. Он — словно каменная глыба, лицо ледяное, шаг твердый, взгляд цепкий, суровый. Осматривает нас с явным недовольством, его слова режут по живому.
— Кто из вас объяснит, что произошло? Почему столько людей погибло, а караван оказался пустышкой? — обводит он собравшихся суровым взглядом и упирается в лица наших командиров. — Где разведка? Где данные? Где оружие, ради которого послали погибать спецназовцев?
Молчание тяжелое, гулкое, будто в комнате давит какая-то неведомая сила. Все понимают, что сегодня начнется охота на виновных.
— Кто передал ложные координаты? — генерал- майор идет вдоль строя, словно готов убить одного из нас взглядом.
Я чувствую, как у меня начинает закипать злость. Это он нас туда отправил. Это его люди предоставили чертовы координаты, а теперь мы — как бараны на заклании — должны объяснять, почему нас послали в мясорубку.
Не выдерживаю, делаю шаг вперед, и слышу свой собственный голос грубый хриплый.
— Вы хотите знать, что произошло, товарищ генерал- майор? Спрашиваете, кто виноват? Да, мы все хотим это знать! Но только не от нас тут зависит, какие координаты поступают. Нас в данной операции назначили исполнителями.
Генерал прищуривается, его глаза сверкают яростью.
— Беркутов, — медленно, почти ледяным тоном произносит он. — Ты у меня за такие слова будешь жестко наказан. Думаешь, можешь говорить так дерзко со старшим по званию?
Глава 9
Я уже собираюсь ответить, но командир — полковник Петров, встает между нами. Его лицо напряженное, но голос остается спокойным.
— Товарищ генерал -майор, прошу учесть состояние бойца. Беркутов вернулся с задания, потеряв половину своего взвода. У него нервы на пределе. Давайте сначала разберемся с тем, откуда поступили эти данные. Может быть, стоит поискать виновных среди тех, кто нам их предоставил?
Генерал разворачивается к нему, но тут и начальник штаба Бессмертный вставляет свое слово.
— Полковник Петров прав. Если кто и должен ответить, так это те, кто давал информацию. Беркутов и его ребята выполнили приказ. Ложные координаты получены от разведки. Надо разбираться с ними.
Генерал смотрит на них обоих, но молчит. Чувствуется, как напряжение в воздухе растет, и, наконец, он жестом велит им пойти за ним.
Не хочет обсуждать дальше при всех.
Они входят в дверь штаба, я прислоняюсь к стене и жду, пока этот разбор закончится.
Минуты тянутся, как часы. Внутри слышны глухие, отрывистые голоса. Сердце бьется ровно, но я понимаю, что в любой момент меня могут вызвать снова. Командиры заступались за меня, но не факт, что это поможет. Генерал явно прилетел, чтобы найти виноватого, видно узнали о провале на самом верху –в ставке. И пока никто не знает, на кого падет его выбор.
Наконец, дверь открывается, и выходит начальник штаба — полковник Бессмертный. Лицо у него хмурое, взгляд строгий. Подходит ко мне, коротко кивает.
— Разговор окончен. Решили, что виновного все же назначат. Петров настоял, чтобы отправили запрос в разведуправление. Они должны дать объяснение, кто и почему прислал те координаты.
— Значит, нашли? — спрашиваю, но Бессмертный качает головой.
— Пока нет, но одного — точно назначат.
В его глазах читается что-то недосказанное. Смотрю на него, пытаюсь понять, кого же выбрали.
Бессмертный коротко вздыхает, затем бросает, почти шепотом:
— Петров взял всю ответственность на себя.
— Почему генерал- майор решил без разбирательств в срочном порядке назначить виновного в провале операции?
— Иди отдыхай, лейтенант Беркутов. Нормальный мужик генерал — майор Горин. Разберутся без нас. Только парней жалко, не вернуть…
Лицо начальника штаба становится мрачным и отстраненным.
— Найти бы ту гниду — предателя, который подставил всех. И приставитьк стенке, по закону военного времени.
Бессмертный тяжело вздыхает.
— Командира воинской части могут перевести в тыл за то, что информацию не перепроверил. Отправил вас прямиком в чёртов капкан… умирать. Или хуже того — на пенсию отправят.
— Могут так поступить?
— Кто-то должен ответить, — Бессмертный обречённо машет рукой и уходит в сторону.
На следующий день.
Грузовик вздрагивает на выбоинах, бросая меня и мой рюкзак по кузову. Держусь за поручень, чтобы не улететь, и смотрю на дорогу. Запылённая, раскалённая — словно этот Афган сам себя сжирает. Колёса гудят, воздух дрожит от жары.
Мои попутчики сидят рядом в кузове на чем попало, ребята едут, кто в командировку, кто в отпуск домой в Союз. Они уселись на чемоданы, рюкзаки и просто какие-то ящики. Все торопятся в Кабульский аэропорт.
Наша воинская часть находится в глубинке. И, чтобы добраться до Кабула, надо ещё постараться.
Я думаю о брате. Он старше меня на три года, женат, детей нет, как я успел выяснить у всеведущих кадровиков. Служит на Дальнем Востоке.
На этом всё.
Теперь он здесь. Зачем?
— Эй, Беркут! — водила в кабине высовывается, кричит мне. — Дальше не повезу! Сам крутись! И остальные тоже, давайте спрыгивайте. У меня маршрут в другую сторону.
Среди пацанов проносится гул.
— Тут недалеко. Что не можешь добросить нас до вертолётной площадки?
— Пару километров устроите марш — бросок, вам не привыкать. А я спешу, — сплёвывает он в окно и скрывается в кабине.
Спрыгиваю, встаю на ноги. Перебрасываю рюкзак за спину и бодро шагаю по дороге.
Поднимаю воротник, прячу лицо от солнца и ветра. Взлётное поле гудит, как гигантский улей. Вертолёты стоят в линию, некоторые уже прогревают двигатели, другие только выгружаются. Всё в движении: пилоты, техники, офицеры.
У каждого свои дела, готовятся к взлёту.
Первый экипаж. У Ми-8 открыты створки, на землю выгружают ящики. Подхожу к командиру, высокий мужик с усами, в лётном комбинезоне.
— Товарищ капитан, до Кабула подбросите?
Он даже не смотрит на меня, заносит что-то в журнал.
— Не могу. Не мой маршрут.
Отхожу, сажусь на ящик, наблюдаю. Пыль клубится, от раскалённого воздуха и лопастей вертолётов в глазах рябит.
Техники носятся с инструментами, иногда переговариваются, шутят.
Поднимаюсь, подхожу к следующему экипажу. Тот же вопрос. Лётчик, молодой, с густыми волосами, оглядывает меня снизу вверх.
— Десантник?
— Да.
— А что на своих не летишь?
— Личное дело, надо срочно в Кабул.
— Не по пути. — Отворачивается, сигарету прикуривает.
Уже пару часов слоняюсь по площадке.
Настырно направляюсь к очередному вертолёту Ми-8, похоже, экипаж готовится к влёту.
Подхожу. Командир, крепкий, с резкими чертами лица, выходит из кабины. Поворачивается ко мне:
— Чего надо?
— В Кабул. До аэропорта, если можно.
— Мы туда летим, но с загрузкой. Не напрягает с мешками и ящиками лететь?
— Лишь бы долететь.
Он прищуривается, а потом ухмыляется.
— Ну, десант, садись. Только учти, если командир спросит, что ты делал в полёте, скажешь, что мешки охранял.
Дружно смеёмся, и я лезу в вертолёт.
Внутри тесно: груз — мешки, ящики, запах масла и выхлопных газов. Здесь на таких «рабочих лошадках» — перевозят любой груз, доставляют и десантников до места назначения, и вплоть до эвакуации раненных и погибших. Ещё Ми-8 называют «солдатской машиной». Однимсловом, транспортный вертолёт.
Сажусь в угол, придерживаю рюкзак. В голове одна мысль: Наконец-то.
Когда вертолёт взмывает в воздух, за стеклом начинается настоящий Афган. Жёлтые поля, узкие дороги, сжимающиеся к горизонту горы.
Задача ясна — добраться до Кабула, найти брата и понять, что он здесь делает. Но это будет потом. А сейчас можно вздремнуть часок.
Вертушка садится с мягким ударом, взметая пыль.
— Спасибо, что подбросили.
— Давай, десант, удачи!
Я сгибаюсь и прыгаю на потрескавшийся асфальт. Кабульский аэропорт — это не Шереметьево. Тут нет стеклянных терминалов и улыбчивых диспетчеров.
Всё пропитано пылью, выхлопами и ощущением войны. Вокруг солдаты, техника, вертолёты. И над всем этим гул — постоянный, тяжёлый.
Ремень рюкзака перекидываю через плечо. Стою, осматриваюсь. Вдруг замечаю, как из толпы ко мне целеустремлённо идёт какой-то парень.
Вроде бы обычный, ничего особенного. Короткая стрижка, выгоревшая на солнце куртка-«афганка», за плечом видавший виды рюкзак. Но что-то в его лице цепляет.
Парень улыбается и ускоряется, почти бежит.
Кто он и зачем? Неужели из тех, кто «помнит всё»? Или просто случайный встречный, который решил, что я свой?
— Глеб! — кричит он, как будто знает меня всю жизнь.
Я останавливаюсь, сдвигаю рюкзак с плеча. Смотрю на него внимательно, но так и не понимаю, кто это.
— Ты меня не узнаёшь? — спрашивает он, уже почти рядом.
— А должен? — в голосе больше холодной настороженности, чем радости.
Парень замирает на секунду, будто удивляется, а потом смеётся — нервно, надломлено.
— Серёга я! Сергей Беркутов. Брат твой, Глеб.
Мир перед глазами словно спотыкается.
Брат? Серёга? Мой старший брат. Этот мужчина с жёстким взглядом, немного обветренным лицом и слегка потрёпанной курткой — он?
— Не может быть, — вырывается у меня.
— А ты думал, что мы уже не встретимся в этой жизни? — отвечает он с ухмылкой, но в глазах вижу что-то вроде облегчения, словно он не ожидал меня увидеть.
Серёга смотрит на меня внимательно, потом коротко и резко обнимает. Я чувствую, как он хлопает по плечу, будто проверяя, настоящий ли я.