Мы стоим напротив друг друга.
Темнота вокруг, только бледный свет луны высвечивает скалы и наши фигуры. Джаафар двигается плавно, уверенно. Как пантера, готовая прыгнуть. Его нож блестит в руке, в глазах — холодная решимость.
— Думаешь, ты победишь, русский? — бросает он, не убирая нож.
— Уверен, — отвечаю коротко, чувствуя, как в груди закипает адреналин.
Он бросается первым быстро, неожиданно. Нож идет в бок, но я успеваю отклониться, выхватываю его руку и кручу, пытаясь выбить оружие. Он ловко уходит из захвата, резко бьет коленом в бедро. Боль простреливает ногу, но я держусь, перехожу в атаку.
Мы сцепляемся. Его руки — словно железные, но я подныриваю под него, бросаю через бедро. Джаафар падает, но тут же кувырком уходит в сторону. Песок взлетает в воздух, и он снова на ногах.
— Эй, русский! — шипит он, потирая плечо. — Тебе не победить!
Я не отвечаю.
Перехожу ближе, делаю ложный выпад, заставляю его защититься. Он поднимает руку, и я резко подныриваю, бью локтем в грудь. Его дыхание сбивается, но он не падает. Вместо этого хватает меня за куртку, дергает вниз. Мы оба валимся на землю, катимся по камням.
Он сверху, его нож рядом с моим горлом. Я изо всех сил упираюсь, перекатываю его, пока нож не вонзается в землю рядом с моей головой. Моджахед бьет меня в лицо, раз, второй. Вкус крови. Успеваю перехватить его запястье, кручу, выворачиваю ему руку.
Слышен хруст — вывихнул.
Он взвывает, но бьет другой рукой, целится в висок.
Я отползаю, чувствую, как лицо пульсирует болью. Вижу, что он встает, тяжело дышит, но все еще опасен.
— Ты силен, — хриплю я, вытирая кровь с подбородка. — Но не сегодня.
— Сегодня — моя ночь! — рычит он и бросается снова.
Его удар ногой в живот сбивает меня с ног. Я падаю, и он тут же нависает сверху, его руки тянутся к моему горлу. Силы уходят, покидают меня. Он давит, его пальцы словно клещи. Но я не сдаюсь.
Собираю последние силы, резко поднимаю бедра, сбрасываю его. Он падает на бок, а я тут же прыгаю на него сверху, блокирую его ноги и выкручиваю левую руку. Он хрипит, извивается, но уже не так уверенно.
— Это за моих друзей! — шепчу, перехватывая его шею локтем. Он бьется, старается вывернуться, но я усиливаю захват. В глазах у него появляется страх.
Последний рывок — и он затихает.
Смотрю на него с ненавистью, все ещё не осознавая, что он уже мёртв.
Наконец, отпускаю его, тяжело дыша, и падаю на спину. Небо над головой чистое, усыпанное звездами. Дышу тяжело, не двигаюсь.
Всё внутри меня гудит, кровь пульсирует в ушах. Вглядываюсь в ночное небо с чувством, что месть свершилась.
— Это за вас, ребята, — шепчу, чувствуя, как тяжесть спадает с души. — Теперь можете спать там спокойно.
Где-то в ночи слышится гул. Прислушиваюсь.
Звуки приближаются. Вероятно, остальные члены банды Джаафара.
Я резко поднимаюсь, снова сливаясь с тенью. Эта ночь еще не закончена…
Быстро бесшумно двигаюсь той же тропой, что шёл сюда. Возле реки меня ждёт Валид.
Молча киваю и мы идем назад к своим…
— С Джаафаром покончено, — ровно говорю я, смахивая пот со лба. — Его больше нет.
Я стою перед старшим лейтенантом Гореловым, держа в руке четки Джаафара. Наши проводники — отец с сыном молча стоят рядом.
Глаза Юсуфа, как всегда, бесстрастные, пытаются что-то прочитать на моем лице. Горелов, напротив, багровеет на глазах, словно вот-вот взорвётся.
— Ты что себе позволяешь, лейтенант⁈ — ревет он, едва сдерживаясь, чтобы не схватить меня за грудки. — Устав нарушил, ты даже не понял, что натворил!
— Разве? — Я поднимаю бровь, в голосе больше усталости, чем агрессии. — Ты же сам велел действовать по ситуации. Я и действовал.
Его лицо перекосилось.
— Ты под моим командованием! — Он делает шаг вперёд, угрожающе нависая. — Это я здесь главный, а не ты! Ты должен был доложить, куда пошёл, а не устраивать тут самодеятельность, —кивает на четки.
Он такой тупой или прикидывается?
— Старший лейтенант, — тихо и отчётливо начинаю я. — Я отстал от вашей группы, заблудился. И тут на меня Джаафар сам вышелвместе со своими людьми. Это тот момент, когда промедление могло стоить жизни всей группе. Джаафар знал, что вы здесь. Он был готов…
— Заткнись! — Горелов перебивает, шагнув ещё ближе. — Я тебя под трибунал отправлю, понял?
Смотрю на него, прищурившись.
А может, он контуженный на всю голову? Мы ведь все здесь не на прогулке — на войне.
Юсуф, который всё это время стоял с каменным лицом, вдруг поднимает руку, призывая к тишине. Его голос звучит спокойно, но твердо.
— Хватит, Горелый!
Старший лейтенант Горелов, как ни странно, замирает, бросив на Юсуфа недовольный взгляд.
— Пусть объяснит. — Юсуф кивает мне.
Я коротко рассказываю всё, что произошло. Горелов смотрит на меня так, будто готов пристрелить прямо здесь. Юсуф слушает, не перебивая, но в его взгляде мелькает тень удовлетворения, что Джаафар, наконец, мёртв.
— Лейтенант Беркутов, ты вышел из-под контроля! Устав нарушил, все правила к черту! Твои действия… — не умолкает Горелов, который бесится, что я обошёл его, точнее, избавился, чтобы он не мешал мне выполнить задачу.
Юсуф поднимает руку, и старший лейтенант мгновенно умолкает.
— Всё это, — говорит Юсуф, его взгляд впивается мне прямо в глаза, — будет разбираться позже. Там у вас.
Какая выдержка у афганца. Даже бровью не повёл.
— А сейчас я должен вывести вас на исходную точку, где заберет вертолёт.
Спустя два часа мы выходим на небольшую площадку, ждём вертушку.
— Знаешь, что тебя ждёт? — Горелов упирается взглядом прямо в меня. — Трибунал. Военный суд, Беркут. Это тебе не гражданская жизнь. Здесь за такие выходки не просто выгоняют…
— За что? — спрашиваю я сдержанно.
— За самодеятельность. За провал приказа. За подставу всей группы! — Его голос звучит всё громче. — Ты думаешь, если Джаафар мёртв, то всё закончилось? Ты ошибаешься!
Моя боярка:
Мой позывной Шрек. Я армейский десантник. Умер в 2046 году в неравной схватке с монстрами. Стойте-ка, говорят, что я жив. Я — князь Трубецкой? https://author.today/reader/389135
Глава 15
Солнце плавит камни. Жара, как всегда, беспощадная, а пыль проникает повсюду, оседая даже на зубах.
Едва мы спускаемся с вертолёта на базе, как старший лейтенант Горелов буквально взрывается, долго же он терпел, целых пятнадцать минут, пока летели обратно.
— Беркут, ты, значит, решил, что можешь всё сам? — медленно, но очень громко произносит он, с трудом выдавливая слова.
— Решил, — спокойно отвечаю я.
Лицо у Горелого заливает краска, брови сведены, а кулаки подрагивают, как у человека, который из последних сил держит себя в руках.
Он наклоняется ко мне, почти шепотом добавляет.
— У написал рапорт. Там всё. Каждый твой шаг. Каждое слово. Один звонок — и ты отправляешься туда, откуда не вернёшься.
Уголком глаза замечаю, что Горелов наслаждается моментом.
— Я старший группы, — произносит он, чуть отстраняясь, — И, если кто-то думает, что может переступать через мои приказы, мало не покажется. Ответишь, Беркут. За всё.
Горелов, похоже, серьёзно способен воплотить угрозу в жизнь. Но мне терять нечего.
— Интересно, — произношу я с вызовом, глядя прямо в его глаза. — А ты уверен, что я промахнулся только в твоих приказах? Может, и в твоём рапорте пару строк не сойдутся?
Горелов застывает, и я вижу, как в его глазах на мгновение мелькает тревога.
Ухмыляюсь и отворачиваюсь от него.
Спустя час, едва успеваю позавтракать в офицерской столовой, как меня вызывают к особисту.
Что –то зачастил, товарищ подполковник по мою душу. Теперь не дожидается, где удастся меня подловить, сразу вызывает к себе «на разбор полётов».
О том, что вызов «на разбор полётов», даже не сомневаюсь. Если бы всё было нормально, то учитывая выполнение ночного задания, дал бы отоспаться.
А тут не терпится ему, ухмыляюсь.
Защитная реакция.
Вхожу в прохладную комнату с бетонными стенами, где сидит подполковник Власов. На столе ровными стопками выложены папки, наверное, с нашими личными делами.
Взгляд у особиста суровый, будто изначально меня в чём-то подозревает. Начинаю уже привыкать к его манере общения.
— Здравия желаю, товарищ подполковник, — приветствую я.
Подполковник сидит за столом, всматривается в меня своим цепким взглядом. Ни единой эмоции, но чувствуется — сейчас начнётся допрос.
— Присаживайся, Беркут, — кивает он, не сводя глаз.
Сажусь, не торопясь, стараюсь держаться спокойно.
— Что скажешь про нашего нового командира? Полковника Грачёва?
Голос ровный, будто между делом, но я знаю, что это только видимость.
— Что сказать? — пожимаю плечами. — Командир как командир. Точнее не могу, товарищ подполковник, мало я его видел.
Власов откидывается на спинку стула, внимательно изучает моё лицо. Прищуривается.
— А с начальником штаба Бессмертным у него как?
Стараюсь не показать удивления. Откуда мне знать, что там у них?
— Если честно, не в курсе их отношений. Мне бы свои задания выполнять.
Власов молчит, барабанит пальцами по столу. Мне кажется, он сверлит взглядом дыру прямо в моей голове.
— Ты должен понимать, Беркут, что от взаимоотношений между ними многое зависит. Война — штука сложная. И тут мелочей не бывает.
Мать твою! Куда он клонит? Хочет, чтобы я стучал на своё руководство? Ну, уж нет. Пусть кого другого поищет на эту должность. Это не про меня.
Киваю, но ничего не отвечаю.
— Ладно, — говорит он наконец, берёт лист бумаги. — Тогда другой вопрос. Твой напарник — старший лейтенант Горелов жалобу написал. На тебя.
Тон становится более жёстким.
— Жалобу? — повторяю, делая вид, что удивлён. — На что?
— Пишет, что ты оказываешь на него давление, унижаешь при бойцах.