Она отводит глаза, но не уходит.
— Просто помни, что у тебя есть друзья, — тихо добавляет она и скрывается за углом.
Меня пробирает легкий холод. Слишком много странностей за один день.
Горелый тут ещё объявился! Будь он неладен. Лезет не в свои дела. Или мстит мне за то — совместное задание. И если бы выполняли его «совместно», точно бы провали.
Или это кто-то в штабе пытается манипулировать?
Походу вокруг начинает плестись паутина, в которой я могу влипнуть по самое не хочу.
Стук каблуков Маши на плацу стихает за спиной, а у меня в голове всё круче закручивается узел догадок.
Непонятно только, сколько у меня времени, чтобы разобраться с этим спрутом, прежде чем всё рванёт.
Но сейчас не до этого! Надо выбросить всё из головы!
Похоже — одна из их целей, чтобы я провалил поставленные передо мной задачи.
Не дождётесь!
Я иду быстрым шагом, пытаясь прогнать мысли.
Всё это прерывает резкий окрик.
— Беркутов!
На меня бегут двое бойцов, лица взволнованные.
— Что случилось?
— Срочно к вертушке! Погранцы докладывают, что моджахеды уже на нашей советской территории!
По дороге заскакиваю в свою палатку, хватаю рюкзак и оружие.
Прыгаю в машину. Сердце гудит, как мотор.
Глава 22
Мы сидим в вертолёте, грохот лопастей заглушает все разговоры. На борту двадцать человек. Моя разведгруппа, плюс ребята из штурмового отряда, снайперы и сапёры. Полный комплект. Взгляд скользит по лицам — все молчат, кроме Сашки Колесникова. Этот балагур не может удержаться.
— Беркут, а ты заметил, как командир на нас посмотрел, когда отправлял? Будто не уверен, что вернёмся. А если вернёмся, то не все! — ухмыляется, но я вижу, что он нервничает.
— Заткнись, Колесников, — говорю тихо, но с нажимом. — Не до твоих шуток.
Сашка закатывает глаза, но замолкает. Я смотрю на остальных. Лица серьёзные, сосредоточенные — как и должно быть перед задачей. Никто не задаёт вопросов, хотя у каждого в голове их, наверное, десятки.
Вертушка идёт на снижение. Через иллюминатор вижу, как проплывают под нами барханы. Песок везде, куда ни глянь, только ближе к земле просматриваются колючие кусты, будто сама природа против того, чтобы тут кто-то жил.
Когда выходим на землю, нас встречает группа туркменских пограничников. Мужики крепкие, загорелые, в форменных фуражках. У одного автомат за спиной, у другого — только пояс с ножнами. Командир погранзаставы, капитан в безукоризненной форме, смотрит на нас так, будто сам не рад нашему появлению.
— Добро пожаловать на нашу землю, — говорит он, чуть растягивая слова. Акцент лёгкий, почти незаметный. — Правда, обстоятельства не самые радостные.
— Здравия желаю, — отвечаю, представившись. — Старший лейтенант Беркутов. Где у вас штаб?
— Пойдёмте, покажу.
Пока идём, он рассказывает, что произошло.
— На заставу напали ночью. Сторожевой пост — пять срочников — застрелили в упор. Даже не успели понять, что происходит. Нападавших было несколько, точно сказать не можем. Вынесли оружие, патроны. Всё это — на нашей территории.
— Как они прорвались? — перебиваю его.
— С нашей стороны этот участок спокойный. Здесь редко кто осмеливается лезть. Видимо, на этот раз недооценили.
Мы подходим к небольшому зданию, изнутри пахнет потом и жареным луком. На стене висит карта местности, капитан указывает на несколько точек.
— Мы предполагаем, что они пошли в сторону ущелья. Там легче спрятаться. Местность сложная, но это единственное логичное направление. А другая группа — в сторону кишлака. Тут они могут затесаться либо к своим, либо заложников взять.
— А пленные — срочники предположительно с какой группой?
— Не знаем. Ничего толком не знаем.
— Ясно.
Киваю и возвращаюсь к своим.
— Ребята, проверяем экипировку. Через десять минут выдвигаемся.
Сашка снова не удержался.
— Туркмения встретила нас с «Добро пожаловать!» А вместо хлеба с солью…
Я бросаю на него короткий взгляд.
— Колесников, ещё слово, и ты у нас будешь первой приманкой на случай засады.
Сашка хмыкает, но умолкает.
— Серёга, — обращаюсь к Свиридову. — Делимся на два отряда. Ты со своими идешь к ущелью. Я к кишлаку. Ещё отдельно- четыре сапёра на разминирование дороги.
— Хорошо, — сухо отвечает Свиридов и забирает себе бойцов.
Мы грузимся на два Урала, которые нам выделили.
В Союзе раньше в отдаленных районах использовался под военные нужды неприхотливый ГАЗ −66, у него был огромный расход топлива, но несмотря на это у него был и большой внедорожный потенциал ездить по разбитым отдаленным дорогам.
Но когда начался военный конфликт в Афганистане, то стало ясно, что при наезде на фугас, из-за компактных размеров ГАЗ −66, страдал весь грузовик, а соответственно и люди, которые находились в нем. В кабине, кроме водителя обычно находился еще и офицер. Все заканчивалось для них плохо.
ГАЗ −66 срочно стали заменять на капотные, более тяжелые грузовики — УРАЛы, ЗИЛы, которые в аналогичных ситуациях, и при соответствующем бронировании, спасали личный состав и в кузове, и в кабине.
Дорога к кишлаку — это не дорога вовсе, а сплошные ухабы и песчаные ямы. Подвеска скрипит, Сашка держится за поручень и, ворчит себе под нос.
Думаю та дорога, по которой поехал отряд Свиридова ничем не лучше.
Туркменская жара вдавливает нас в сиденья, но я думаю только об одном. Эти моджахеды, которые решили сунуться на нашу землю, далеко уйти не могли.
Ведь прошло всего несколько часов.
День, как обычно, знойный, солнце словно издевается, зависнув в самом пекле небосвода. Жаркий воздух будто затягивает нас в себя. Полуденное солнце раскалило песок до состояния сковороды.
Жара. Миражи.
Песок скрипит под ногами, хоть и стараемся идти тихо. Урал оставили в трех километрах от кишлака, дальше — на своих двоих.
— Держим дистанцию, — шепчу по рации. Голос хрипит, как будто пыль легла прямо на связки. — Тихо, без самодеятельности. Колесников, замыкай.
Сашка кивает. Он из тех, кто слушает, а не спорит. Надежный.
Каждый шаг — будто по углям, но я молчу, сжимаю зубы.
Здесь, в этой беспощадной пустыне, ныть не положено.
Ноги, вдавленные в песок, медленно двигают нас вперед. Задача ясна. Найти всех моджахедов, которые осмелились пересечь границу. Найти их любой ценой.
Часть из них ушла в кишлак. Зачем?
Возможно именно там диверсанты –моджахеды захватили важные документы. Разбираться с этим вопросом не нам.
Наша задача — перехватить эти документы, не дать им дойти до той стороны.
Мы окружаем кишлак с двух сторон.
— Беркут, — шепчет Колесников, — а если они уже ушли?
Я оборачиваюсь, смотрю в его прищуренные глаза.
— Тогда нас ждут их следы. А если они в кишлаке — их ждут наши пули.
Он хмыкает, не спорит. Мы все знаем, -моджахеды — беспощадные, хитрые.
Через пятнадцать минут выходим к старому, заброшенному колодцу. Марш-бросок в полной экипировке. Жажда мучает всех.
Вода — искушение, но я поднимаю руку.
— Никому не пить. Может быть отравлена.
— Да кто сюда лезть-то будет? — бурчит Колесников, прикрывая глаза рукой от солнца.
— Те, кто умнее нас. — Я киваю в сторону склона, где чуть ниже серебрится ручей. — Там проверим.
Дезинфицирующие таблетки для обеззараживания воды — стандартный ритуал. Ждем несколько минут, затем пьем.
Обжигающая прохлада на языке почти как награда.
— Делимся по двое, — командую я, опираясь на карту и указания командира. — Ползем, чтобы никто не заметил нашего приближения к кишлаку.
Я в паре с прапорщиком Сашкой Колесниковым.
Песок горячий, проникает в каждую складку одежды. Лежу, вжимаюсь в землю, каждый сантиметр передвижения еще тот квест.
— Слышь, Беркут, — тихо шепчет Колесников, чуть подползая ко мне. — Ты чего такой мрачный?
— Думаю.
— О чем?
— О том, сколько нас тут с тобой выживет, если они встретят нас с пулемётами.
Колесников криво усмехается, но глаза остаются серьезными.
На краю кишлака замечаем старый пустой дом.
Он действительно выглядел как развалина, не обманул. Пыль, осыпавшиеся стены, трещины в углах, разбитые окна. Мебели никакой, кроме рухнувшего шкафа в углу и пары перевернутых ящиков. Но крыша, хотя и прогнившая, еще держится.
Главное — укрытие от солнца, а в нашем положении это уже роскошь.
— Сашка, сюда. — Я жестом показываю на угол комнаты, где пыль меньше, значит, и примет меньше останется.
Сашка замирает рядом, отряхивает панаму- афганку от песка, хотя какой смысл? Тут все дышит песком.
— Небось, лет тридцать никто не жил, — шепчет он, вытирая лоб рукавом. — Ты посмотри, как всё заброшено.
— Тридцать или триста — неважно, — бросаю в ответ, вытаскивая бинокль. — Главное, чтобы нас не заметили.
Сашка садится на корточки, прислоняется к стене, а я наблюдаю через пролом в кирпичах. Виден колодец — старый, с покосившимся воротом. Рядом бурьян и кусты.
— Не нравится мне это место, — шепчет Сашка.
— Не для комфорта мы тут.
В бинокль вижу патруль. Мужики в традиционных одеждах. Держатся уверенно, оружие в руках. Пара АК, и один с РПК.
— Они в курсе, что тут кто-то есть, — шепчет Саня. — Ищут.
— Или знают, кто прячется у них в кишлаке.
Минут через десять слышим гул мотора. Машина приближается по пыльной дороге, её силуэт то возникает, то пропадает за деревьями. Грузовик. Урал.
— Чего им тут надо? — тихо спрашивает Сашка.
— Сейчас узнаем.
Трое мужиков спрыгивают с кузова, одеты в обычную местную одежду. Один — старший, лет сорока, борода черная, длинная. Второй — моложе, но лицо жесткое, как обтесанный камень. Третий совсем мальчишка, но с автоматом на плече.
Подходят к колодцу. Старший что-то говорит, остальные кивают.
— Воду пойдут брать, — шепчет Сашка, чуть приподнимаясь, чтобы лучше видеть.