Мы выходим из дома.
Кишлак снова затихает.
Но где-то в этом молчании остался ещё один — четвёртый. Сказали, что здесь их всего трое.
Но нет, мы не нашли то, что искали.
А значит, есть еще один.
И я уверен, он уже знает, что мы идём за ним.
Парни вытаскивают «гостя» из дома и отправляются к остальным пленным.
— Оттащим, присоединимся к вам.
В голове вертится одна мысль.
Они все окопались в кишлаке, значит и четвертый где-то рядом. И этот где-то — всего несколько шагов от нас.
— Документы ищем. Такие, чтоб сразу всё понятно стало, — бросаю в рацию Свиридову — командиру второй группы. — У вас как дела?
— Принято, Беркут. Идем по их следу. Но пока не обнаружили.
— Понял. Скоро присоединимся…
Но сейчас мы продолжаем прочёсывать кишлак.
Время будто сгустилось, каждый двор — как чёрный ящик, куда заглядываешь с опаской. В одном дворе пахнет свежеиспечённым хлебом, в другом — дети плачут, забились по углам.
Всё это привычно, но одно настораживает — в глазах у людей — не просто страх, а настоящая паника.
Наконец, подходим к дому, что стоит на отшибе. Большой солидный дом. На пороге мужчина лет пятидесяти, с серым лицом и почти чёрным взглядом.
— Вы к кому? — спрашивает он, словно нарочно отводя глаза.
— К тебе, — отвечаю и прохожу во двор.
За мной следом Сашка.
Мы заходим в дом. Внутри полумрак, запах свежего табака. Всё как обычно, но настораживает один момент. Старый, потрёпанный ковёр, который выглядит неуместно на полу, диссонируя с добротной обстановкой в доме.
— Саш, поднимай, — киваю я.
Сашка хватает ковёр, а под ним — люк.
— Вот оно что! — говорит он с усмешкой.
Мы открываем люк, а там — не просто тайник. В глубине яма, обложенная досками, а в ней — тот самый, кого мы ищем.
Моджахед даже не пытается сопротивляться, просто смотрит на нас с ухмылкой, как будто мы тут для его развлечения.
— На выход! — говорю, направляя автомат.
Он вылезает, не проронив ни слова.
— Что в тайнике? — спрашивает Сашка, и мы начинаем обыск.
Первое, что бросается в глаза, — карта. На ней красными линиями отмечены наши караванные пути и точки засад.
— Где взял? — спрашиваю, глядя прямо ему в глаза.
Молчание.
Затем находим ещё одну папку. В ней — схема предстоящего штурма Панджшерского ущелья, полный план операции, с указанием точек сбора, маршрутов и даже примерного времени выхода.
— Твою мать! — выдыхает Сашка. — Да это же…
— То самое, — перебиваю его. — Они знали, за чем пришли.
Моджахед ухмыляется, будто наслаждается моментом.
— Кто? — резко спрашиваю.
Снова молчит.
Мы вытаскиваем его на улицу. Хозяин дома стоит, опустив голову, а женщина и дети жмутся к стене.
— Знал? — спрашиваю его.
Тот качает головой, но взгляд его пустой, ничего не счесть. Они боятся не нас — его. И при нём ничего не скажут.
— Его тоже с собой, — командую, показывая на хозяина дома.
— Он ничего не сделал! — в слезах женщина бросается ко мне и виснет на руке.
— Уберите! — киваю своим ребятам.
— Отпустите его! — кричит она на весь двор.
Женщину отцепил от меня лейтенант Панин.
Теперь всё встало на свои места.
— Муж не виноват! Они сами пришли… Всё своё принесли с собой.
— Мама! Мама! — кричат перепуганные дети.
Я резко разворачиваюсь к хозяйке.
— Если муж не виноват — его отпустят. Мы должны разобраться.
Женщина рыдает, заламывая руки.
— Ты не веришь, что он невиноват? Или не веришь, что мы его отпустим?
Женщина вытирает слезы.
— Когда вы его отпустите?
— Через пару часов… Если невиновен, вернется домой.
Женщина недоверчиво смотрит на меня, но я уже спешу к своему отряду.
Надо назначить, кто из наших останется охранять пленных. Кто будет проводить допрос моджахедов и задержанных местных.
Мы возвращаемся в тот дом, где поймали первого моджахеда. Спонтанно там организовался штаб. В доме не было никаких ребятишек. Зато — большойподвал, где содержали пленных.
Карты и документы — у нас. Я их складываю к себе. У меня будет надежнее.
Ловлю на себе взгляд Олега.
— Беркут, давай я останусь тут за старшего, — впервые за время выполнения задания, — подает голос Коршунов.
Я застываю.
Хотел назначить другого.
А тут вдруг Олег Коршунов с собственной инициативой.
— Коршун, ты разведчик, пригодишься нам там. Надо выслеживать ушедших в горы.
Он странно смотрит на меня, будто я ему планы ломаю. Неприятный холодок ползет по позвоночнику.
Что за…!
— Коршун, отсидеться тут решил. Ноги что ли натёр? — усмехается Сашка.
Чувствую, Колесникову тоже не понравилось решение Олега.
— Я ж тебе говорил еще в части — сапоги надевай! И портянки учил наматывать. Ты меня не слушал. Теперь вот мучайся, топай вместе с нами.
Десант не будет ныть из-за портянок.
Тут что-то другое.
— Лейтенант Панин, остаешься за главного! Бери себе любого бойца, — командую я. — Допросить всех задержанных. Местных, кто невиновен — отпустить. За моджахедов отвечаешь головой. Ни одного не должен потерять.
— Есть, товарищ командир! Мне бы двоих. Начнут пленные до ветру проситься, нужен сопровождающий.
— Без проблем, бери двоих. Питание для себя и пленных добудете у местных.
Кивает.
Мы собираемся в дорогу.
Сашка уже готов. Патроны пересчитал, рюкзак проверил, нож на месте. Остальные тоже молча подтягивают ремни, закрепляют гранаты. Никаких лишних слов.
— Беркут, о чём думаешь? — тихо спрашивает Колесников.
— О чём? — усмехаюсь. — Молюсь, чтоб не опоздать.
Едва успеваем собрать всё нужное, как в рации раздаётся хриплый голос Свиридова.
— Беркут, срочно сюда! У нас полный коллапс! Двоих закрыли тут в кишлаке неподалеку. Остальных уводят с собой в горы. Подтягивайтесь, пока срочников не пустили в расход…
Глава 24
— Принято, выдвигаемся. Держитесь, — отвечаю коротко и смотрю на ребят.
Мы покидаем кишлак быстро и бесшумно, как тени.
Добираемся до машины без происшествий. Водитель везет нас в сторону гор.
— Всё приехали, — говорит он спустя два часа. — Дальше дороги нет.
УРАЛ остаётся на месте — дорога резко обрывается. Идём по руслу пересохшего арыка, где наши следы смешаются с пылью. Каждое движение — выверенное, каждое дыхание — приглушённое.
— Тихо, стоп! — шепчу, поднимая руку.
Все замерли. Впереди, за поворотом арыка, слышится еле уловимый звук — словно треск ветки или шаг по камням. Я делаю знак. Ребята расходятся веером, мы с Колесниковым обходим справа.
На небольшом выступе сидит моджахед, курит, автомат лежит на коленях. Сашка тихо достаёт нож, но я качаю головой — нет.
— Он должен остаться живым, — хрипло говорю я.
— Беркут, я не стал говорить при ребятах. Но ведь был приказ — всех ликвидировать.
— Не могу объяснить тебе сейчас. Но мы никого не будем убивать… на этот раз.
— Я прапор, мне все равно. А ты старлей, с тебя погоны снимут за невыполнения приказа.
— Приказ был — первое — документы добыть — они у нас. Второе — срочников спасти, тех, кто жив остался. А вот с этим пока туго.
— Моджахед донесёт до своих, — бросает Колесников.
— Не донесет, он с нами пойдет.
Сашка смотрит на меня удивленно. Но больше ничего не говорит.
Моджахеда берем бесшумно, он даже ничего не успевает понять. Связываем веревкой руки.
— Пошёл! Вперед! — толкает его дулом автомата десантник.
— Осторожно. Не застрели. Он нам нужен живой! — говорю я.
Подходим к месту, где засел лейтенант Свиридов со своей группой. Два часа пути по раскалённой земле, и, наконец, видим их в небольшой лощине. Свиридов, измазанный в пыли, машет рукой, подзывая нас.
— Двое внутри кишлака. Срочники — там в самом большом доме — моджахеды их держат как заложников, но долго не будут тянуть. Мы как раз ждали вас.
— Что узнали о кишлаке? — спрашиваю, присаживаясь рядом.
— Домов пятнадцать. Самая большая лачуга — у старейшины, там, скорее всего, база. Собаки нет, Но дин из моджахедов ходит чётко — патрулирует единственную улицу кишлака.
— Почему до сих пор не освободили срочников?
— Разведкой занимались. Здесь и там. Готовились.
— А что по тем, что ушли?
— Плохо, Глеб. В последний момент наши след потеряли.
— Это не плохо, Сергей, это хана!
Молчит.
— Ладно. Вопросы будем решать по мере поступлений. Начнем с кишлака.
Смотрю на карту, отмеченную карандашом Свиридова. Места узкие, подходы сложные.
— Слушай, Серёга. Твоя группа берет восточный фланг, наша заходит с юга. Главное — по сигналу действуем синхронно.
Кишлак погружается в тишину. Мы подходим к южному краю, держа каждую деталь под контролем. Сашка первым замечает патруль —моджахеда в одежде местных крестьян, неспешно прогуливается с автоматом через плечо.
— Я его уберу, — шепчет Колесников, уже поднимая оружие.
— Нет, брать будем только живым.
Сашка подбирается к нему сзади, применяет удушающий приём и кладет его на землю.
— Живой? — интересуюсь я.
— Обижаешь, командир. Сработал ювелирно. Еще пару часов в отключке пробудет. Зато мешать нам не будет.
Подходим к самому большому дому. Окна заколочены, дверь укреплена. Но это не проблема. Группа Свиридова уже на месте. Один из его ребят, Лобанов, подрывает дверь зарядом. Взрыв глухой, но его хватает.
Внутри —моджахед. Он успевает схватиться за оружие и кидается к углу, где сидят наши срочники, явно готовясь использовать их как щит.
— Убью! — кричит он на смеси русского и фарси, прижимая к себе молодого парня лет двадцати.
— Спокойно, брат, — говорю, выходя вперёд. — Давай поговорим.
Его глаза бегают, пот заливает лицо, но он слишком напуган. В этот момент Свиридов подкрадывается сбоку и резко бьёт его прикладом. Всё.