Мы вытаскиваем срочников, оба целы, но измотаны до предела.
— Так давай сюда двух бойцов плюс срочники, — смотрю на них внимательно. — Пусть ведут моджахедов в тот кишлак, где мы им устроили «дом отдыха». Там у нас и охранники для них имеются. И вот еще одного захватите, что мы привели с собой.
— Ну, как ребята, есть еще в вас морально- боевой дух? — обращаюсь к срочникам. — Поможете в том кишлаке охранять бандитов. Или к мамке домой хотите?
— Товарищ командир, мы готовы охранять. И дух в нас силен! — отвечает загорелый коренастый солдат.
— Отлично! Тогда в пяти километрах отсюда вас ждет УРАЛ. Всю вашу компанию он довезет до места.
Разворачиваюсь к десантникам.
— А вы как выполните задание, сразу возвращайтесь назад. У нас каждый десантник на счету.
— Есть возвращаться назад, товарищ командир!
— Документы? — спрашивает Свиридов, когда остаёмся одни.
Киваю.
— У нас. План штурма, караваны — всё. Они где-то раздобыли. Разбираться надо. Сами или кто помог.
Он хмурится.
— Ладно, сейчас первостепенная задача -срочников вытащить, — бросаю я.
— Найти бы их сначала. Эти моджахеды, как неуловимые мстители!
— Найдем, — коротко отзываюсь я.
Мы идём друг за другом. Одиннадцать человек. Жара гнёт к земле, но никто не сдаётся. Земля под ногами раскалена, как плита, а пыль, поднятая под ногами, оседает на лицах.
Местность — враждебная, каждый куст или камень может стать укрытием для моджахедов.
— Беркут, как думаешь, на сколько они нас обгоняют? — тихо спрашивает Колесников, вытирая пот с лица.
— Достаточно, чтобы устроить нам ловушку, — отвечаю, разглядывая горизонт.
Местные нам не помогают, мы не смогли найти среди них проводника. Похоже, боятся. Они не привыкли, у них здесь нет войны, а редкие вылазки со стороны Афганистана не в счёт.
Их принимают солдаты на границе. И редко моджахеды заглядывают в кишлаки, как случилось на этот раз.
Карта местности — только общее представление, а реальность меняется с каждым поворотом.
Стой, — приказываю, поднимая кулак.
Все замерли. Вижу следы. Свежие. Один из наших, Гусев, присаживается, пальцем трогает землю.
— Ноги — босые, что за дела! Тут три-четыре человека прошло недавно, — шепчет он.
— Значит, разведка. Основная группа дальше, — предполагает Колесников.
— Или нас водят за нос, — бурчу я. — Продвигаемся осторожнее.
Мы идём растянутой цепочкой, держим дистанцию.
И вдруг — выстрел. Один. Глухой удар, и Сухов падает на землю, хватаясь за бедро.
— Ложись! — кричу, и все разлетаются в стороны, ложатся на землю.
Выстрелы начинают трещать, как сухие ветки в костре. Противник засел наверху, за валунами. Видны только вспышки.
— Колесников, справа обойти! Остальные — подавить огонь!
Сашка кивает и вместе с двумя ребятами исчезает за поворотом. Мы открываем огонь, целимся в места, откуда стреляют. Пули свистят над головой, и пыль отлетает от камней, осыпая лица.
Второй выстрел — и лейтенант Сверидов валится на колени. Пуля задела плечо, много крови.
— Чёрт, кто-нибудь, помогите перевязать его! — командую, перебегая от укрытия к укрытию.
Постепенно огонь сверху стихает. Моджахеды уходят.
Их задача была задержать нас, и они с этим справились.
— Беркут, наверху чисто! — раздаётся голос Колесникова в рации.
— Возвращайтесь, у нас двое раненых, надо перевязать и выдвигаться дальше.
Мы перевязываем Сухова и Свиридова на скорую руку. Они держатся, но передвигаться быстро не могут.
— Беркут, они нас специально выматывают, — говорит Колесников, возвращаясь к группе.
— Знаю, — отвечаю. — Но нам нельзя останавливаться.
Солнце уже клонится к горизонту, а жары меньше не становится.
— Где основная группа? — спрашивает Свиридов, сжимая перевязанное плечо.
— Где-то впереди. Может, за следующим изгибом. Возможно там и пленные.
Мы двигаемся медленно, следим за каждым шагом. За каждым камнем может сидеть враг. Наконец, выходим на небольшой выступ, откуда видно дальше.
И ничего. Пустота.
— Следы идут туда, но… — Гусев хмурится, оглядываясь.
— Они могли свернуть. Или разделились, — предполагает он.
Я смотрю на рацию. Свиридов прав. Они нас выматывают, оставляют «хлебные крошки», чтобы заманить в ловушку.
— Отдых пятнадцать минут. Дальше идём с максимальной осторожностью, — приказываю.
Мы садимся в тени большого валуна. Никто не говорит, только тишина и редкие глотки из фляг. Где-то здесь моджахеды с пленными. Мы чувствуем их присутствие, но пока не можем найти.
Снова поднимаемся и идем вперед.
Идём уже несколько часов подряд. Темп снижается, каждый шаг даётся с трудом. На лицах — смесь усталости и злости.
Нас одиннадцать человек. Двое, что должны были прибыть еще не догнали.
— Беркут, ну как тут ориентироваться? — бурчит Колесников, разминая затёкшее плечо. — Один камень на другой похож.
— По следам, Сашка. И по логике. Но не дай бог эти следы фальшивые, — отвечаю, разглядывая очередной отпечаток босой ноги в песке.
Они издеваются над нами.
Следы то появляются, то исчезают. В одном месте следы идут прямо, но через километр мы видим, как они будто возвращаются назад. В другом месте видим рассыпанные камни — будто специально, чтобы сбить нас с толку.
— Старший лейтенант, тут тропинка наверх уходит, — говорит Гусев, показывая на едва заметный подъём между невысоких скал.
Явно указывающий, что скоро будет переход равнинной местности в горы.
— Проверяй. Мы ждём тут, — киваю.
Гусев с двумя бойцами карабкается вверх. Ждём молча, каждый напряжён до предела. Через несколько минут слышу их голоса в рации.
— Ложная тропа, Беркут. Никаких следов дальше нет, — докладывает Гусев.
Я сжимаю зубы.
— Возвращайтесь.
Проходим ещё с километр, как вдруг слышу треск ветки впереди. Рука сама тянется к автомату.
— Ложись! — командую, и все падают лицом вниз.
Выстрелы раздаются почти сразу, откуда-то сбоку. Пули шуршат в пыли, царапают камни. Кто-то начинает отстреливаться, прикрывая ребят.
— Справа обходят! — кричит кто-то из наших.
— Колесников, бери пару человек, обходите слева! Остальные — держим огонь, — отдаю команду.
Через пару минут перестрелка стихает. Колесников выходит из-за валуна с автоматом наперевес.
— Ушли. Специально задержали, гады! — говорит он, стирая пот со лба.
Я киваю, смотрю на часы. Ходим уже больше восьми часов, а пленных как не было, так и нет.
Когда снова выходим на ровное место, останавливаю всех.
— Слушайте, так дело не пойдёт. Они нас дразнят, следы ведут в никуда, и мы только время теряем.
— Глеб, может, надо к кишлаку вернуться? — предлагает Свиридов, потирая плечо.
— Нельзя. Они с пленными — срочниками. Погранцев надо вытаскивать.
Все молчат. Каждый понимает — если мы будем блуждать дальше так же, нас просто измотают до полного изнеможения.
— Разделимся, — принимаю решение.
— Ты серьёзно? — Колесников смотрит на меня с сомнением.
— Да. Две группы по 6−5 человек. Одна идёт правым флангом, другая — левым. Периодически связываемся. Сойдемся вон у того бархана, -показываю вдаль.
Ребята переглядываются, но возражать никто не решается. Мы разделяемся. Я беру Гусева, Свиридова и ещё троих, Колесников уходит с другой группой.
Главная проблема — это местность. Она кажется одинаковой.
Камни, сухие кусты, песок. Ни одного ориентира, который помог бы зацепиться взглядом.
— Если бы местные хотя бы проводника дали, — ворчит кто-то из ребят.
— Местные боятся. Если бы вернулись на погранпост к капитану, тот дал бы точно, — говорю, оглядываясь. — Но это очень долгая история, у нас нет на это времени.
— Мы и так долго ходим. Время уходит, Беркут.
— Знаю. Но у нас нет выбора, — отвечаю.
Мы идём дальше. Каждый метр — это борьба с жарой, усталостью и неизвестностью. В какой-то момент кажется, что местность начинает повторяться, как будто мы ходим по кругу.
На одной из троп снова видим следы. Босые ноги. Много.
— Тут их было не меньше десяти, — шепчет Гусев, присаживаясь.
— Значит, это они.
Но через два километра следы снова пропадают. Мы замираем, пытаясь понять, что произошло.
— Эти твари специально сбивают нас с толку, — сквозь зубы говорит Свиридов.
— Беркут, что дальше? — спрашивает кто-то из бойцов.
Мать твою! Парни голодные, сухие пайки заканчиваются, осталось на один присест. Вода во фляжках у всех на исходе.
Я молчу, смотрю за горизонт. Где-то там наши срочники. Живы ли они?
— Двигаемся дальше, — жёстко говорю я, поднимая автомат. — Мы их найдём. Сколько бы на это не ушло времени.
Настроение тяжёлое, но идти надо.
Впереди ещё один день поиска, ещё одна попытка вырвать ребят из плена.
Обе группы сходятся.
Кроме следов, что моджахеды тут были, не обнаруживаем ничего.
Они работают профессионально — задерживают, путают и уходят вперед. Словно заманивая нас в капкан.
Вторые сутки без сна. Мы идём, словно механизмы на последнем заряде. Ребята еле держатся на ногах, глаза вполовину закрыты. Даже Колесников, который обычно бодрит всех своими шутками, молчит, лишь иногда шепчет что-то себе под нос.
— Ну где же эти…?
Голод достает всех вконец.
Собираем остатки сухпайков и делим на всех. Галеты, куски консервированного мяса и крепкий чай, заваренный в алюминиевых кружках, давно потерявших блеск. Вода из ближайшего ручья — мутная, но другой нет. Таблетки для дезинфекции бросаем автоматически, не глядя, просто чтобы не отравиться.
Идём по пересечённой местности, ноги вязнут в песке, подниматься на каждый новый холм — испытание. Камни, кусты, склоны. Усталость такая, что даже автомат кажется вдвое тяжелее.
Я останавливаю отряд.
— Привал! Три часа сна! — говорю коротко, будто выкрикиваю приговор.