— Вот здесь они отдыхали, — шепчет он, останавливаясь и показывая на круглый отпечаток. — Пять человек сидели, вон тот — на камне. И еще пять стояли.
— Погранцы, — киваю я, стиснув зубы. — Даже отдыхать им не дают…
Баяр хмурится, его рука невольно касается кинжала на поясе. Он молчит, но я вижу- за братом переживает так, что даже кожа на скулах побелела.
— Привал? — спрашивает Сашка Колесников, потягивая из фляги воду.
— Нет, времени нет, — отвечаю резко. — Надо догонять.
Гусев вдруг поднимает руку. Все замирают. Его взгляд устремлен на вершину скалы впереди.
— Снайпер, — тихо говорит он. — Тот, который от нас ушёл. Видишь, солнце играет? Линза, сто процентов.
— Второй, поменял позицию гад! — зло бросаю я.
Я смотрю туда, куда указывает Гусь.
Блеск исчез, но я знаю- Гусев редко ошибается.
— Ложный выстрел, — шепчу, пригибаясь. — Отработаю, как в прошлый раз, ты снимешь.
Гусев кивает, укладывается на землю, вытягивает свою винтовку.
— На счет три, — шепчу я. — Раз… два… три!
Я резко высовываюсь из-за камня, поднимаю автомат и делаю несколько выстрелов. В ответ — треск винтовки. Пуля выбивает кусок скалы прямо передо мной.
— Поймал! — слышу глухой выстрел Гусева.
Моджахедский снайпер валится из укрытия, его тело с глухим стуком падает вниз.
— Чисто, — говорит Гусев, поднимаясь.
Я выдыхаю. Адреналин бурлит в крови.
— Двигаемся дальше, — командую, и мы снова идем вперед.
Забираемся выше, обходя острые камни, все молчат. Тишина тяжелее, чем обычно, как будто даже ветер не хочет мешать нашему напряжению. В груди с каждым шагом разгорается неприятное чувство, что-то не так.
Сашка Колесников, чертыхаясь, бросает взгляд на Баяра, который идет чуть впереди и всё щупает взглядом землю. Колесников напряжен, ворчит чаще, чем дышит.
— Ну и где твои погранцы? — наконец не выдерживает он. — Баяр, ты следы видишь?
Баяр не отвечает.
Он хмурый, как гроза, его взгляд бегает по камням, как охотничий пёс. Наконец он останавливается и приседает возле чего-то в земле.
— Вот, — показывает. — Следы были. Потом… — он замолкает, щупает землю пальцами.
— Потом что? — подаю голос.
— Погранцы здесь остались, — говорит он тихо. — Их больше не тащили.
— Чего? — Колесников бросается вперед, чуть не спотыкается о камень. — Ты хочешь сказать, их бросили?
— Не бросили, — говорит Баяр резко, как ножом режет. — Что-то другое.
Я смотрю на него. Баяр никогда не был болтливым, но сейчас в его глазах — буря. И я вижу, что его разрывает тревога за брата.
— Или… — начинает Колесников, — от них просто избавились? Ну как груз, мешающий идти быстрее?
— Заткнись, — рявкаю я. — Не неси чушь.
Колесников смотрит на меня, в его глазах злость.
— А что, Беркут? Думаешь, моджахеды их за собой потащили? Зачем? Гуманизм? — Он выдыхает, оглядывается на Гусева, тот молчит, но в глазах видно, идея Сашки его задела.
— Колесников, я тебе сейчас… — начинаю, но тут вступает Баяр.
— Нет, — говорит он, глядя мне в глаза. — Мой брат жив. Они его держат.
— Где? — спрашивает Коршун, который всё это время молча шел сзади.
Баяр показывает рукой на скалы впереди.
— Там пещеры. Они любят такие места.
Я киваю.
— Сашка, — говорю, оборачиваясь к Колесникову, — свои догадки оставь при себе. Если кто-то и знает, где наши, так это Юсуф.
Мы, наконец, догоняем их. Но моджахеды занимают высоту, идеально подходящую для обороны. Камни, скалы, небольшие выступы — все играет на их стороне.
— Ну, и где срочники? — спрашивает Сашка, прижимаясь к валуну. — Не вижу их.
Хмуро сдвигаю брови.
Коршун, который до этого держался молча, вдруг ухмыляется.
— Слишком ты веришь в идею, Беркут, — бросает он.
Я поворачиваюсь к нему.
— А ты чего вообще вызвался? — спрашиваю, глядя прямо в глаза. — Ты явно не из тех, кто за чужие шкуры переживает.
Коршун усмехается.
— Может, я тебя проверяю.
— А может — я тебя проверю, — бросаю в ответ.
Вдруг автоматная очередь с высоты разрывает тишину.
— Ложись! — кричу, бросаясь к ближайшему укрытию.
Моджахеды открыли огонь. Их как минимум пятеро.
— Саша, слева прикрывай! — командую. — Гусев, целься по ним справа. Коршун, если ты не зря тут, займись центральной точкой.
Пули свистят над головой. Я чувствую, как земля сыпется мне на шею, но в голове только одно.
— Где срочники? Где погранцы?
Баяр перебегает между камнями, его кинжал сверкает в руках. Он не знает, что делать, но, похоже, готов рискнуть всем ради брата.
Бой продолжается. Моджахеды стреляют без остановки, но мы постепенно прижимаем их к вершине.
Вдруг я замечаю Коршуна. Он странно двигается, как будто тянет время.
Стреляет ли он вообще?
— Коршун, стреляй из пулемёта! Чего медлишь?
Мой взгляд задерживается на нем.
В этот момент с высоты раздается крик.
Голос на ломаном русском.
— Слушайте меня, неверные! Я Юсуф. Погранцы ваши живы… пока. Бросайте оружие или увидите их головы!
Перевожу взгляд на Баяра. Его глаза горят, как угли.
— Бяшим… — шепчет он, словно молится.
В груди все сжимается. Я поднимаю руку, чтобы подать сигнал.
— Что будем делать, Беркут? — спрашивает Колесников, его лицо бледное, но голос ровный.
— У нас нет права на ошибку, — отвечаю, сжимая автомат.
Впереди слышен звук затвора. Гусев готовится броситься вперед, но я хватаю его за плечо.
— Стой! Мы их вытащим… По- другому.
Десантники кивают, но в глазах вижу — если что-то пойдет не так, мы сделает по-своему.
Тишина снова накрывает горы. Кажется, она вот-вот взорвется.
На высоте появляется моджахед. Отсюда снизу видна только его фигура.
Юсуф мелкий, жилистый, весь, как сухая ветка. Он стоит, возвышаясь над скалой, над камнями, глядя сверху вниз.
— Хочешь, убить? — усмехается он, когда я подхожу ближе к скале, поднимая автомат. — Попробуй!
Я смотрю на него снизу верх, запрокинув голову.
Быстро принимаю решение. Приседаю и достаю из рюкзака карту.
— Вот смотри! — кричу я. Прекрасно понимая, с такого расстояния ему ничего не рассмотреть.
— А что это такое? — спрашиваю, качая головой. — Не скажешь, Юсуф?
Он косится на карту. Я вижу, как он напрягается, но лицо его остается каменным.
— Чушь, — говорит он. — Это не моя карта!
— Нет? — усмехаюсь, достаю из кармана ещё пару сложенных листов. — А это? Твои подписи на приказах, нет? А что там у нас? — «Атаковать пограничный пост на рассвете».
Он молчит, но я вижу, что дрогнул.
Надо давить, прессовать, не давать шанса на передышку.
— Слушай сюда, Юсуф! — говорю я, — Все твои ребята из кишлака у нас. И если ты думаешь, что они храбрее тебя, то ошибаешься. Один уже всё рассказал.
— Врёшь! — бросает он, но голос его выдает.
— Вру? — я достаю из нагрудного кармана еще листок. — Вот твой дружок — Хашмат, мы его взяли первым. Говорит, что пещера у вас где-то здесь. И что пограничников вы туда затащили.
Юсуф отводит взгляд. Теперь я знаю, что попал в цель.
— Если хочешь, чтобы твои ребята вернулись домой целыми, — продолжаю, — скажешь, где пещера.
Юсуф смотрит на меня, его лицо дергается.
— Они мертвы, — говорит он тихо.
— Лжешь, — отвечаю резко. — Если бы были мертвы, зачем было тащить их сюда?
Я встаю, смотрю на группу.
— У нас нет времени. Если он не скажет, мы сами найдем. Но когда вернемся, его дружков уже не будет в живых.
Говорю громко, чтобы ни одно слово не ускользнуло от внимания моджахеда.
Юсуф напрягается, и я вижу, как он сглатывает.
— Здесь наверху они у нас в горах, — наконец говорит он.
Я киваю.
— Если соврал, вернемся за ним позже.
Мы движемся к указанной пещере, стараясь держаться теней от скал. Баяр идет впереди, его шаги становятся всё быстрее.
Но вдруг с вершины раздается странный гул. И затем — выстрел.
— Засада! — кричит Гусев.
Скалы оживают огнем. Там наверху я вижу движение.
— Этот Юсуф тебе только зубы заговаривал! — зло бросает Коршун. — Пока они там передислоцировались и перезарядили оружие! Нашёл кому верить…
Я — менталист. Погиб в 2046 в неравной схватке с захватчиками. Я жив? Я — граф Григорий Орлов и меня ждет служба в пехоте? Нет? Я охотник и хранитель душ. https://author.today/work/408414
Глава 27
Мы прижимаемся к скале, прячась от выстрелов. Склоны эхом раздают грохот — звук будто прыгает между камнями, сбивая с толку.
Я оглядываюсь на Гусева, который уже готовит винтовку, чтобы высмотреть стрелка. Но я останавливаю его жестом.
— Стой, — говорю тихо. — Если начнем отстреливать, они могут пристрелить наших.
Гусев хмурится, но отводит прицел.
— Будем ждать? — спрашивает он недовольно.
— Нет, — отвечаю, быстро соображая. — Будем говорить.
Сквозь звуки перестрелки я обдумываю, как зайти к ним. Они наверху, у них отличный обзор.
Если полезем, нас положат одного за другим. А если начнем атаку с нижних позиций, те, кто остался жив, точно разберутся с пленными.
Я поднимаю руку, указывая десантникам, чтобы держали позицию, и выглядываю из укрытия.
— Юсуф! — кричу, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Я хочу говорить!
Ответа нет, только еще один выстрел.
Пуля ударяет в камень в двух метрах от меня, от чего сыплются осколки.
— Юсуф! — повторяю громче. — Слушай сюда! Твои бойцы у нас в плену! И главарь… командир Хашмат тоже.
На имени их главаря, у которого нашли карты и планы, в этот раз стрельба стихает.
Гусев и Колесников напрягаются, готовые к любому повороту.
Но я чувствую — слова попали в цель.
Из-за камней появляется голова Юсуфа. Он щурится на меня, оценивая.
— Если бы это было правдой, ты бы не пришел говорить, — говорит он громко. — Что ты хочешь?