— Рад видеть, — говорит он, глядя мне в глаза.
— С чего такая радость? — парирую, подходя ближе.
Он делает жест, будто просит тишины.
— Здесь те, кого ты отпустил не так давно. При обмене срочников, помнишь? — говорит он тихо, почти шёпотом.
Те самые? Те, из-за которых мы рисковали, чтобы спасти тех пацанов? Я сглатываю, стараясь сохранять спокойствие.
— Они тебя помнят, — продолжает Маджид. — Будь осторожен.
Кулаки сжимаются, но я быстро беру себя в руки. Не время и не место для самодеятельности. Теперь я понимаю, почему меня сюда отправили. Проверить. Выяснить, смогу ли я удержать себя в руках или устрою личные разборки.
— Ты уверен? — спрашиваю, стараясь говорить спокойно.
— Уверен. Но они не знают, что я на вас работаю.
— Понял, доведешь нас до места и исчезай, — бросаю я.
Мой взгляд встречается с его — и в голове крутится только одно- Мне дали задание. Здесь нет места личным амбициям.
Колесников подходит ближе, Гусев и Шохин остаются чуть позади.
— Всё в порядке, Беркут? — спрашивает Колесников, заметив, что мы перекидывались с Маджидом словами.
— В порядке, — коротко бросаю я.
Маджид ведет нас к кишлаку, где расположена база моджахедов.
Гравий скрипит под ботинками. Идём цепочкой — я первый, за мной Гусев, потом Шохин и Колесников. Тишина вокруг такая густая, что, когда где-то далеко отозвался шакал — звук обострил все нервы. Я сжимаю автомат крепче, проверяю взглядом маршрут. Впереди еле различима фигура информатора.
Дорога узкая, выложена камнями. Справа — утёс, слева — пропасть. Мы идём на свет луны, прячась в тени. Кишлак там впереди, но до него ещё добраться надо. Кажется, что каждый шаг увеличивает вес рюкзака на спине.
— Гусев, держи дистанцию, — шепчу я, не оборачиваясь.
— Держу, — слышу сзади. Голос тихий, напряжённый.
Идём дальше. Информатор останавливается, жестом показывает вправо — тропа исчезает между валунами. Уводит нас в узкий проход, где приходится идти почти боком. Камни острые, царапают рюкзак. Сердце бьётся глухо, но ровно.
Через десять минут мы выходим на небольшую площадку, укрытую кустарником. Впереди виднеются тёмные очертания кишлака — несколько глиняных домов, рассыпавшихся на склоне горы. Информатор оборачивается, ловит мой взгляд.
— Дальше сами, — шепчет он.
— Что насчёт складов? — спрашиваю, шагнув ближе.
Он кивает в сторону.
— Один на одном конце кишлака, — машет рукой. Второй за большим домом старейшины — на другом.
Смотрю в его глаза. Они пустые, как тёмные окна. Этот человек давно выбрал нашу сторону, но его надо беречь.
— Уходи, — киваю я.
Он растворяется в темноте, будто его и не было. Мы остаёмся одни.
Тропа петляет, как змея, то вверх, то вниз. Камни под ботинками неустойчивые, и каждый шаг грозит сорваться в пропасть. Я иду первым, осматриваю каждый куст, каждую тень. Внизу, вдалеке, тёмным пятном виднеется кишлак. До него ещё километра три. Здесь даже воздух чужой — сухой, пахнущий пылью.
Сзади слышу шорох — это Колесников ловит баланс, зацепившись за камень.
— Колесо, ты можешь хоть раз пройти молча? — шепчет Гусев.
— Товарищ прапорщик, Я и так почти на носках иду, хоть балеруном становись.
Шохин идёт последним, вжимаясь в склон. Он молчит, но видно, что думает он чем — то своём. Я специально замедляюсь, чтобы догнать его взглядом.
— Ты что такой хмурый, Сань? — бросаю через плечо.
— Думаю, имею ли я право на Леночке жениться, — отзывается он тихо, будто разговор может разбудить спящих духов в горах. — Ведь я солдат. Всякое может случится.
— Да брось ты! Думать о таком, все будет в порядке.
Колесников тут же оживляется.
— Леночка? Та, что бинтовала нашего Сухова, когда ему в ногу стреляли? Ты что, серьёзно? — шутит он, желая разрядить обстановку.
Прекрасно зная их историю.
— А чего не так? Девушка хорошая, — отвечает Шохин, но голос у него напряжённый.
— Хорошая! — Колесников даже останавливается, чтобы выразительно развести руками. — Это она тебе так сказала, когда бинтовала — «Александр Николаевич, вы мужчина моей мечты, давайте я стану вашей женой, а вы будете каждый день рассказывать мне, как вы укладываете моджахедов пачками»?
Шохин фыркает, но молчит.
— Слушай, а свадьба где будет? — не унимается Колесников, шутливо пихая его локтем. — Тут, под пальмами, с верблюдами в качестве свидетелей? Или дождёшься дембеля, и будете в ЗАГСе клясться «в горе и в радости»?
— Отставить! — шепчу я, оборачиваясь, но уголки губ всё же поднимаются. Колесников, конечно, балагур, но в таких ситуациях это иногда помогает.
— А что? Я по делу, — продолжает Колесников. — Леночка — барышня хорошая, но ты подумал, как она тебе тут котлеты будет жарить? Или сразу на сухпайки перейдёт?
— Колесников, я тебя сейчас сам в сухпаёк упакую, — тихо огрызается Шохин.
Гусев смеётся, но приглушённо, чтобы звук не разлетался.
— Тихо! — рявкаю, хоть и полушёпотом, но строго. Серьёзность возвращается на лица, смех стихает. Впереди тропа снова сужается, превращаясь в почти отвесный спуск.
— Занять позиции по одному, — приказываю. — Интервал — десять метров.
Мы движемся осторожно, чувствуя, как пот стекает по спинам под амуницией. Тишина вокруг такая плотная, что слышно, как камни падают вниз, ударяясь друг о друга. В какой-то момент Колесников шепчет сзади.
— Если что, товарищ капитан, я у Шохина на свадьбе тамадой буду. Только за рюмку сухпайка.
— Колесо, ты никогда за словом в карман не лезешь! — шепчет Гусев.
Смешок в опасной ситуации помогает расслабиться хоть на пару секунд.
Тропа ведёт нас к небольшой ложбине, где мы делаем короткую остановку. Вдалеке виден кишлак — тёмные дома, высокие заборы, и ни одного огонька.
— Два склада, — напоминаю я, осматривая карту, которую передал информатор. — Один вон там- на том конце кишлака, второй — за домом старейшины. Всем понятно?
— Да, товарищ капитан, — тихо отвечает Гусев, подтягивая рюкзак.
— Колесо, давай живее.
— А я что? Я всегда на боевом, — отвечает он, делая серьёзное лицо.
Но это лицо меняется, когда из-за холма, где-то далеко в стороне, слышится лай собаки. Мы все напрягаемся, замираем.
— Кажется, нас почуяли, — шепчет Шохин.
— Лай далеко, — говорю, хотя сам в этом не до конца уверен. — Ещё пять минут и разбиваемся на группы.
Тропа ведёт вниз, в кишлак.
Тишина сгущается, пока мы спускаемся ниже, чувствуя, как кишлак становится всё ближе и ближе.
— Делимся на пары, — говорю, оборачиваясь к своим. — Я с Гусевым, ты — Колесников с Шохиным.
Шохин поднимает брови.
— Там — наш? Показывает на дальний конец кишлака.
— Да. Мы с Гусевым берём второй. Работаем тихо, быстро. Встречаемся здесь через час.
Все молча кивают. Мы пожимаем друг другу руки. Свиридов с Шохиным уходят первыми, их фигуры растворяются в тени.
— Гусев, за мной, — киваю напарнику.
Он подтягивает рюкзак и следует за мной.
Мы идём медленно. Я прислушиваюсь к каждому звуку. Глухой лай собаки где-то вдали заставляет замереть. Гусев наступает на сухую ветку — треск кажется громче выстрела. Я оборачиваюсь, киваю, чтобы он был осторожнее.
Добираемся до склада. Это небольшое здание с плоской крышей, едва освещённое. Дощатая дверь, которая кажется хлипкой.
— Ждём, — шепчу, присаживаясь в тени.
Гусев кивает. Его рука на автомате.
Через пару минут из дома напротив выходит фигура. Мужчина в тюрбане с лампой в руках. Он проходит мимо склада, бросает взгляд по сторонам, но не замечает нас. Уходит. Я жду ещё минуту.
— Действуем, — подаю сигнал.
Мы подбираемся к двери. Я вытаскиваю нож, чтобы взломать петлю. Металл тихо скрипит, когда она поддаётся. Гусев уже держит взрывчатку, я открываю дверь. Внутри — ящики, много. Гранаты, автоматы, какие-то коробки с патронами.
— Заложить по краям и по центру, — командую.
Но мы не успеваем. Снаружи слышен шум. Мы выскальзываем наружу и прячемся за углом здания. Кто-то идёт.
— Ложись, — шепчу, толкая Гусева к земле.
Два человека появляются из-за другого угла. Один несёт фонарь, другой — автомат. Мы замираем в тени.
— Что за шум был? — слышу голос.
— Мыши, наверное, — отвечает второй, осматриваясь.
Они стоят так близко, что я слышу их дыхание. Один поднимает фонарь, освещая дверь склада.
— Ты проверил замок? — спрашивает он.
— Проверял утром.
— Проверь ещё раз, — настаивает первый.
Я сжимаю автомат. Ещё секунда — и они войдут внутрь, заметят взрывчатку. Гусев тяжело дышит рядом, я чувствую, как он напрягается.
Тот, что с фонарём, тянет руку к двери.
Моя новая боярка
Я — менталист. Погиб в 2046 в неравной схватке с захватчиками. Я жив? Я — граф Григорий Орлов и меня ждет служба в пехоте? Нет? Я охотник и хранитель душ https://author.today/reader/408414/3779093
Глава 5
— Да ладно, пошли! Завтра посмотрим.
Выдыхаем, моджахеды уходят.
Мы с Гусевым снова крадёмся вдоль стены. Склады в кишлаке — это не привычные нам кирпичные коробки. Здесь стены из высушенной глины, неровные, с трещинами. На крыше бурые кусты — они же и маскировка, и утепление. Но главное — внутри. Мы точно знаем, что здесь оружие, боеприпасы. Когда всё взлетит на воздух, кишлак долго ещё будет вспоминать этот салют.
Гусев на секунду замирает, прижимаясь к стене. Его силуэт растворяется в тени, как будто его вообще нет.
— Тихо, Беркут. Слышишь? — шепчет он, обернувшись.
Я прислушиваюсь. Где-то позади приглушённый смех и лай собаки.
Это на другом конце кишлака.
Я осторожно открываю дверь на себя, чтобы не хрустнуло. Внутри темно и пахнет порохом. Мы оба задерживаем дыхание.
— Туда лезем? — шепчет Гусев, кивая на кучу ящиков вдоль стены.
— И туда и в центр, — отвечаю.