У Александра Васильевича возникло ощущение, что где-то внутри него зацарапал коготками крошечный зверек. Зачем ему это?
– Да, у меня «Бентли Континентал», – ответил Шульга.
– Ладно, ближе к делу. Александр Васильевич, меня интересует государственная федеральная программа по оздоровлению российской экономики. О ней столько сейчас говорят… Вы же имеете к этому отношение?
– Самое непосредственное, – нервно улыбнулся Шульга, усаживаясь за стол.
– Руководством государства принято решение о выделении целевых кредитов с минимальными ставками, в том числе различным промышленным группам. Но поскольку правительство не вправе напрямую раздавать казенные деньги бизнесу, все это осуществляется через банковскую сеть.
– Да-да, – сказал Шульга и, чтобы успокоить нервы, взял в руки карандаш. Он пока еще не понимал, куда клонит Павлов, но его манера держаться и прямой взгляд вызывали в нем безотчетный страх.
«На тебя вышли», – вспомнил он слова Голда. Неужели Павлов пожаловал с какими-то обвинениями?!
– Простите, Александр Васильевич, а каковы ваши функции в рамках реализации данной программы? – спросил Павлов.
– Я… кхм… моя задача заключается в определении адресата – получателя кредита. Наша комиссия выносит резолюцию по конкретной компании – одобрить или…
– Например, как ОАО «ЛУЧ»? – перебил его Павлов, и Шульга замер. – Жаль, у вас очень мало времени, Александр Васильевич. А то мы бы с вами прогулялись в эту фирму, так сказать, на чай к господину Ануфриеву, – спокойно сказал Артем. – Только боюсь, вам в его офисе запах не понравится, и там вряд ли предложат кофе.
Глаза Шульги расширились, и он неосознанно потянулся за носовым платком, что, в свою очередь, не мог не заметить адвокат.
– Знаете, Александр Васильевич, интересная получается история. Посмотрите, пожалуйста, – и с этими словами Павлов протянул чиновнику лист бумаги.
– Что это?
– Это список банков, которые участвовали в данной программе. Ничего вам не напоминает?
Шульге не было смысла вникать в список – он прекрасно знал все эти банки.
– Видите ли, в чем дело, больше половины этих банков сейчас не у дел. У каких-то из них отозвали лицензию, некоторые стали банкротами. Ряд гендиректоров проходит по уголовным делам по обвинению в присвоении кредитов. И заметьте, Александр Васильевич, все получатели этих кредитов были одобрены вашей комиссией.
– К чему вы клоните? – негодующе спросил Шульга. Он вытер мокрую лысину. Потеть сейчас – плохой признак, но он ничего не мог с этим поделать и поднялся из-за стола. – Вы что, подозреваете меня в чем-то, уважаемый господин Павлов?
– Вам известна такая фирма, как «Инвест-Холдинг»? – с некоторой ленцой спросил Павлов.
– Артемий Андреевич, этих холдингов только в Москве знаете сколько? – вынужденно рассмеялся Шульга. – Я не обязан помнить все конторы, которых развелось бесчисленное множество!
– «Инвест-Холдинг» – компания, которая владеет контрольным пакетом акций неких зарубежных фирм. Тех самых фирм, куда были переведены деньги, – тихо сказал Павлов. Даже сидя в нескольких метрах от Шульги, он видел, как побледнело лицо чиновника. «В десятку», – пронзила его мысль.
– Что вам нужно? – чуть ли не с ненавистью прошипел Александр Васильевич. Он подошел к невозмутимо сидящему адвокату, и тот тоже поднялся, оказавшись на полголовы выше Шульги.
– Верните деньги, Александр Васильевич, – просто сказал Павлов. – Я подожду до вечера. В противном случае этим бумагам, – он указал на пухлую папку, – будет дан ход. А пока почитайте.
Он вытащил еще несколько листков и бережно положил их на стол чиновника.
– Честь имею, Александр Васильевич. Мне бы очень хотелось, чтобы вы проявили благоразумие. Я жду от вас единственно правильного решения.
С этими словами Павлов бесшумно вышел, прикрыв за собой массивную дверь.
– Проклятый сукин сын, – просипел Шульга. Он быстро просмотрел оставленные адвокатом бумаги и почувствовал, что перед глазами все темнеет. Собранной этим адвокатом информации было достаточно, чтобы он сменил свой шикарный костюм на тюремную робу, а роскошный и удобный кабинет – на тюремную камеру. Причем на очень долгие годы.
Голд. Только Голд может спасти его. В конце концов, ведь это он втянул его в эту авантюру с банками!
Усугубившаяся проблема
Спустя час после эмоционального разговора с Шульгой Голд позвонил Блинкову.
– У вас опять проблемы с этим «почтальоном»? – полюбопытствовал он, и Анатолий чуть ли не подскочил на месте – Голд почти никогда не звонил, предпочитая держать связь через Интернет. Видимо, для звонка были действительно веские причины.
– Есть небольшой форс-мажор, но в целом все идет по плану, – сказал юрист как можно безразличнее.
– Странно. А до меня дошли слухи, что дело «Сатурна» развалено, Соловьев на свободе, по «Трест-Банку» проводится дополнительная проверка… А сегодня этот неугомонный адвокат был у Шульги. И оставил любопытные материалы.
– Какие? – забеспокоился Блинков.
– Все, что касается перевода денег. Он все знает, Анатолий, – зловеще сказал Голд. – Ты что, не в состоянии убрать со своего пути какого-то адвоката?!
Блинков хотел было открыть рот, чтобы начать оправдываться, но передумал. По сути, для Голда все его оправдания не имеют никакого значения, главное – результат. А результат, надо признать, пока был нулевым. Деньги, переведенные в иностранные компании, не могли быть возвращены и использованы в России до тех пор, пока существовала угроза их перехвата со стороны противоборствующей стороны, которая, нужно отдать должное, благодаря усилиям Павлова заметно окрепла и набрала вес.
– Я слышал, вы отправили троих для кардинального решения вопроса, – распалялся Голд. – И только один выжил, и тот в СИЗО, а «почтальон» ваш как огурчик, знай себе жалобы на вас пачками строчит! Как это понимать? Он что, Терминатор, этот ваш Павлов?!
Блинков решил, что благоразумнее будет вообще не реагировать на реплики Голда, иначе оправдания только еще больше его разозлят.
– Я хочу, чтобы фамилия этого адвоката больше вами не упоминалась. Вообще. Только в прошедшем времени, – сказал Голд. – Иначе лишишься своей премии, Толя.
Блинков сглотнул подступивший комок. Такое было впервые за все время их совместного бизнеса.
– Взорвите его дом, наконец, или придумайте еще что-нибудь! – вдруг визгливо крикнул Голд, и Блинков, поморщившись, отпрянул от трубки; голос, словно электроножом, вгрызся в его барабанные перепонки. – Долбаните из гранатомета по его машине, в конце концов! Натяните растяжку у квартиры! Устройте ДТП!
Переведя дух, Голд продолжил более спокойно:
– Не мне тебе объяснять, что можно сделать для того, чтобы заставить человека плясать под свою дудку. У каждого есть свои слабые места. Не можете справиться с ним, найдите тех, кто ему дорог, и сделайте это с ними. Что хочешь предпринимай, я даю время до вечера, – промолвил Голд и отключился, не дожидаясь, что скажет его сослуживец.
«Найдите того, кто ему дорог…» – повторил про себя Блинков слова Голда. А что, ведь это мысль.
Брат-соперник
Голд был вне себя от ярости. Его бесили инертность и безынициативность партнера. Почему он должен объяснять ему и всем остальным такие элементарные вещи?! Когда на кону миллиарды! Когда за малейшую ошибку пойдет по швам вся схема, которую он столько лет выстраивал, холил и лелеял, как долгожданного и любимого первенца!
А теперь то, к чему он шел столько лет, рушилось прямо на глазах, и все из-за какого-то въедливого юриста, чтоб ему пусто было! Он и предположить не мог, что заурядный перехват денег обернется таким ожесточенным противостоянием. А ему всего-то оставалось «хлопнуть» еще пару, ну, от силы тройку банков, и тогда его мечта стала бы явью…
Он подошел к зеркалу и какое-то время внимательно всматривался в собственное отражение. Каждый раз, когда он вспоминал о своей цели, перед глазами возникал образ его сводного брата Виктора. Вот и сейчас у него появилось странное ощущение, что из зеркала на него смотрит не он, а Виктор.
Тьфу ты. Так и свихнуться можно.
Виктора нет уже два года. Как говорят верующие, царствие небесное. О мертвых либо хорошо, либо никак, но Голд никогда не стеснялся своего отношения к брату.
Виктор… Витя, Витька… Он ненавидел его при жизни, продолжал ненавидеть и после смерти.
Не зря говорят, что младшего сына в семье всегда любят больше, чем старшего. Так сложилось и в его семье, причем еще с самых юных лет, хотя разница в их возрасте составляла три года. Витя то, Витя се, Витя пятое-десятое. И попку вытереть, и сопельки подтереть, и новую машинку купить, а сломанные и надоевшие игрушки – ему. Как же иначе.
Они были сводными братьями. Когда умерла мама, отец горевал недолго, и спустя пару лет в их доме появилась другая женщина. С первых же дней ее присутствия у него с отцом состоялся серьезный разговор. Голд молча кивал, давая понять, что разделяет выбор отца, но в глубине души у него бушевало дикое пламя непримиримости. Он не мог простить отцу повторной женитьбы и пронес это чувство через всю жизнь. Отец чувствовал это. Разумеется, это понимала и мачеха, и, как считал Голд, она предприняла все усилия, чтобы настроить отца против него.
Время шло, но ситуация оставалась прежней. Он каждой клеткой организма ощущал неравенство между собой и Виктором; оно было почти осязаемым и витало над их семейством наподобие тяжелого, свинцового облака. Дух соперничества, дремавший в нем до поры до времени, пробудился после того, как отец, к которому он всегда испытывал безмерное чувство уважения и доверия, стал как бы в шутку называть Виктора «наш Президент». Виктор – от слова victory, то есть победа. Виктор – победитель, Виктор – Президент. А он, Голд, – так, ничего особенного, просто старший брат, который с болью в щемящем сердце чувствовал, как вся родительская любовь протекает мимо него, накрывая с головой, как волной, Виктора.