– И что?
– В понедельник налоговая подает иск. Ответчик – «Микроточмаш».
Спирский с облегчением рассмеялся:
– Ерунда… не переживайте. Это просто попытка оттянуть время.
– И эта попытка сработает. Батраков сдал сам себя.
– Как? – не поверил Спирский.
Заказчик осторожно прокашлялся:
– Батраков принес повинную на одну из своих старых мелких операций по сокрытию доходов. Для него это грозит серьезным штрафом, но все юридические операции по «Микроточмашу» будут приостановлены. В первую очередь – наши операции.
Спирский обмер. «Адвокат подсказал, – понял он. – Больше некому. Батраков слишком прост…»
– Когда я обратился к вам, то полагал, что имею дело с самым лучшим, – с неудовольствием сказал Заказчик.
– Так оно и есть, – глухо отозвался Спирский.
– Тогда откуда такие проколы? И сделайте вы, наконец, хоть что-нибудь с этим адвокатом! Мне не нравится, что какая-то «телезвезда» сует нос в мой бизнес.
Спирский отчаянно закивал:
– Сделаю.
В трубке раздались гудки, и Петр Петрович без сил осел на кровать.
Сам этот трюк – настучать на самого себя – придумал в свое время именно он; это было его, и только его изобретение. Именно так он поступал, чтобы купленные следователи под предлогом раскрытия предполагаемой аферы миноритарного акционера Спирского получили доступ к доселе недоступным бумагам мажоритарных.
В результате хозяева фирмы вскоре обнаруживали, что уже не контролируют ничего, а со Спирского снимали все обвинения. Просто потому, что именно в том, в чем его «обвиняли» дружественные менты, Петр Петрович не был виновен изначально.
Если бы Батраков сделал нечто подобное, Спирский развалил бы надуманный иск за пару часов, но беда была в том, что Батраков пожертвовал частью укрытых денег всерьез, и налоговая не могла, просто не имела права спустить такое дело на тормозах.
«Адвокат… – заскрипел зубами Спирский, – вот кого надо…»
Он быстро набрал номер своего осведомителя из «клещей», а вскоре позвонил Колесов – сам.
– Это Колесов.
– Я понял, – заходил от стены к стене Петр Петрович, – и первым делом хочу знать, почему ты покинул рабочее место.
Временный начальник охраны НИИ замялся; он определенно не мог сообразить, что именно известно шефу.
– И еще, – металлическим голосом поинтересовался Спирский, – раз уж ты был в городе, ты, вероятно, знаешь, чем занят «почтальон»?
Это была чистой воды импровизация – наудачу. Спирский вовсе не был уверен, что Колесов в каких-то своих целях пытался «приглядеть» за московским адвокатом. Но ловушка сработала. Колесов поперхнулся и через несколько долгих секунд хрипло сказал:
– Адвокат исчез.
Пакет
Павлов понимал: Колесов обязательно захочет удостовериться, что все прошло чисто, а потому или он сам, или его человек в ресторан заглянет. Так что времени на все было в обрез.
Он едва не сшиб подвернувшуюся уборщицу, проскочил не слишком чистым задним двором ресторанной кухни, вылетел на улицу и махнул первой же машине – старенькому «Фольксвагену».
– НИИ «Микроточмаш», и побыстрее.
Водитель все понял, и спустя десять минут Артем уже подходил к заветному Коровякову переулку. Протиснулся сквозь разжатые кем-то прутья забора и оказался именно в том месте, которое указал ему бывший однокурсник.
– Я на месте, – коротко ответил он, едва Пахомов ответил на звонок.
– Где именно?
– У торца здания администрации. У забора.
– Хорошо. Смотри вверх.
Павлов задрал голову. Сумерки уже порядком загустели, но он хорошо видел белеющий на фоне серой стены, медленно плывущий вниз пакет.
– Видишь?
– Да. Все нормально.
Пакет устремился вниз еще быстрее, и через несколько мгновений Артем уже перерезал веревку.
– Готово.
– Давай, Палыч, не подведи, – глухо попросил так и сидящий в спецчасти, как в окопе, Пахомов. – Сам знаешь, рано или поздно, а выйти мне придется.
Сергей Михайлович не понимал ничего: Спирский орал в телефон так, что на Колесова оборачивались прохожие. Он кричал, что Колесов не сумел сделать даже простейшего дела – обеспечить «чистый» захват; что долбаный особист уже сутки сидит в своей долбаной спецчасти; что он уже не слишком уверен, что этот «почтальон» ничего не вынес, а главное, что он уже устал от обещаний и почти не верит самому Колесову.
Самое обидное, что все эти обвинения были высосаны из пальца. Колесов был уверен, что Пахомов к понедельнику сдастся, а этот московский адвокат в конечном счете останется с носом – именно к этому все и шло.
«И с чего он так завелся?»
Ответа не было.
– Я должен знать, что он делает! – кричал Спирский. – Каждый его шаг!
Колесов стиснул зубы.
– Это не входит в мои обязанности, Петр Петрович, – процедил он, – я боевой офицер, а не ваш «топтун».
В трубке телефона воцарилось молчание, – похоже, шеф начинал приходить в себя.
– Выясни, где он, – чуть сбавил тон Спирский. – Я добавлю премиальных. Даже прокол со спецчастью спишу.
Колесов усмехнулся. Это был уже другой разговор.
Настя
Павлов перебежал через улицу, миновал сквер и углубился в проходные дворы старой части города. И через каких-нибудь пять минут он вышел на незнакомую ему широкую улицу и принялся ловить такси. Возвращаться в гостиницу, как и вообще оставаться в этом городе, ему было незачем: Артем достаточно хорошо объяснил директорату, что и как следует сделать. А все остальное решалось уже не в Тригорске.
Конечно, бросать на гостиничной автостоянке «Ягуар» было жалко, однако Павлов уже понимал, что все сделал правильно, и даже то, что он принял спирта, в конечном счете помогло. Просто потому, что резко понизило значение происходящего в глазах Колесова, а значит, и его бдительность. И теперь, если не давать никакой пищи для размышлений, и Колесов, и его шеф, и даже тот, кто за всем этим стоит, так и будут оставаться в неведении о его следующих шагах.
Мимо, одна за другой, проехали в свете вечерних фонарей несколько легковушек, Павлов машинально поднял руку, и рядом, свистнув шинами, остановился большой серебристый «Лексус» под номером, начинающимся на «001». Павлов удивился: пару лет назад все первые номера каждой новой серии были зарезервированы за первым лицом государства, который выдавал их исключительно заслуженным людям. Число их было невелико: олимпийские чемпионы после победы в Турине да такие великие артисты, как Георгий Жженов и Сергей Юрский. Присваивались подобные номера и личным автомобилям руководителей регионов и министерств, а изредка и особо лояльным бизнесменам, как, например, Борису Тетереву, который ввез и зарегистрировал в России действительно первый «Роллс-Ройс Фантом» под номером «е001ав». В условиях объявленной борьбы с мигалками, спецномерами и прочими «заметными» привилегиями эти простые сочетания цифр становились все более ценными.
«Да, с такими номерами не «таксуют», – подумал Артем, на всякий случай подошел к машине и заглянул через опущенное стекло. За рулем джипа сидела молодая женщина.
– Извините, мадмуазель, – благодарно улыбнулся ей Павлов, – но мне в Москву.
Женщина окинула его быстрым оценивающим взглядом и кивнула:
– Садитесь. Мне тоже в Москву.
Артем быстро открыл дверцу и нырнул в салон.
– От меня пахнет спиртом, извините, – сухо предупредил он, – но вам это неприятностей не доставит.
Женщина повела ноздрями, но его откровенность, похоже, искупила даже запах.
– Я умею защищаться от неприятностей, – в тон ему ответила она, – пристегнитесь.
Артем улыбнулся. Он сразу отметил и эту стать, и гордую посадку головы. На роль «девицы под покровительством» женщина в любом случае не подходила, впрочем, как и на роль избалованной дочери такого же избалованного взятками и подхалимажем высокопоставленного чина.
«Лексус» рванул с места и стремительно заскользил вперед, но лишь когда синий дорожный знак с надписью «Тригорск» остался позади, Артем с облегчением выдохнул и откинулся на спинку кресла.
– А что вы потеряли в наших палестинах, господин Павлов? – не отрывая взгляда от дороги, поинтересовалась женщина.
Конечно же, она его узнала, но Артему не хотелось бы думать, что она терпит запах спиртного только поэтому.
– Работа, – сдержанно пояснил он, – и, кстати, меня зовут Артемом.
– Настя, – так же сдержанно представилась женщина. – И, кстати, вовсе незачем делать такую страшную тайну из захвата «Микроточмаша».
Артем повернул голову и с удивлением посмотрел на спутницу.
– А что вы хотите? – пожала она плечами. – Чтобы город этого не заметил?
– Надеюсь, вы не приняли меня за рейдера? – поднял брови Павлов.
«Лексус» легко обошел пять или шесть легковушек, и только после этого Настя ответила:
– Нет, разумеется. И потом, институт захватили вчера вечером, а вы прибыли в Тригорск из Парижа лишь сегодня утром.
Артем заинтересованно хмыкнул. Эта женщина, даже, скорее, девушка, удивляла его все больше.
– Ну, и как там, в столице Любви и Свободы? – не давая ему опомниться, поинтересовалась она.
Павлов уклончиво рассмеялся, но приличия требовали отвечать на вопрос, а не интересоваться, откуда такая информированность.
– Там, как всегда… Любовь и Свобода.
– Не увиливайте, – покачала головой Настя. – Что нового на улице Тюриньи, 5?
Павлов, совершенно потрясенный, замер: его проверяли на интеллект и любознательность – более чем жестко.
– Задавать такой вопрос на пятой минуте знакомства?! – искренне возмутился он. – Где вас обучали манерам?
Нет, Артем прекрасно понимал, что речь идет о недавно проданном с аукциона за рекордную сумму «Портрете Доры Маар». Этот портрет жены Пабло Пикассо, написанный им же незадолго до того, как он свел ее с ума и отправил в психиатрическую клинику, был недавно куплен новым русским водочным королем. И все равно: для нормальной «светской» беседы со случайным попутчиком вопрос был неоправданно сложен.