каней и даже небольшой и очень дорогой на вид рынок рабов, где глашатай объявил, что на час или день здесь можно арендовать любого раба, от обычного работяги до высококвалифицированного писца, — на случай, если вы оставили своего дома в Александрии и не можете без него обойтись. Антикварные лавки продавали амулеты от сглаза, а также сувенирные изображения Великой пирамиды и маяка Фароса.
Просто проехать через Канопус оказалось непростой задачей. Вместо того, чтобы тянуться прямо, переполненные улицы петляли и сворачивали как попало, напоминая лабиринт. Снова и снова мы проходили мимо одной и той же антикварной лавки, мимо тех же танцующих девушек в дверях, мимо того же невольничьего рынка. Было зажжено так много ламп, что сумерки, казалось, тянулись бесконечно, предвосхищая приход ночи. Отсюда пошла и поговорка: Канопус никогда не спит. По мере того, как в животе у меня урчало, усталость нарастала, а ноги уставали, это бесконечное движение по кругу приобретало характер ночного кошмара. Казалось, я оказался в ловушке в месте, где все, что только можно вообразить, было выставлено на продажу, но у меня не было денег, чтобы их тратить и я мечтал только о кровати, где мог бы выспаться.
Наконец, я зашел в тупик, не зная, идти вперед или назад, поскольку оба направления вели в одно и то же место. За дело взялся Джет.
— Дай мне три медные монеты, - сказал он.
— Что?
— Ты хочешь выбраться из этого места или нет? Дай мне три монеты.
После небольшого колебания я так и сделал, и Джет растворился в бурлящей толпе.
Его не было долгое время. Я начал думать, что он бросил меня, но как далеко он мог зайти с тремя медными монетами? Наконец, он вернулся, и с ним был один из мальчишек, которые приставали к нам на пристани.
— Кто это? - Спросил я.
— Самый честный из всех тех приставал, насколько я могу судить.
— И для чего он нам?
— Он выведет нас отсюда!
Вновь прибывший упер руки в бока и посмотрел на меня снизу-вверх. У меня было неприятное чувство, что не по годам развитые и своенравные мальчишки превосходят меня числом, но я кивнул и сделал жест, чтобы он показывал дорогу.
Сразу за антикварной лавкой мальчик свернул за поворот, который я неоднократно пропускал. То, что я принял за утопленный дверной проем, на самом деле было узким проходом между двумя зданиями. По мере того, как дорога петляла и поворачивала, мы оставляли уличное сияние ламп позади. Внезапная темнота заставила меня забеспокоиться, но я испытал облегчение, оказавшись вдали от толпы и бесконечной, сводящей с ума круговерти Канопуса.
Дорога становилась шире. По обе стороны высокие здания уступали место более низким. Пространство между зданиями расширялось. Мы миновали сараи и загоны для коз. В неясном лунном свете я увидел черты того, что могло быть окраиной тихой маленькой деревушки в любой точке Египта.
Мы прошли по дороге, которая вела на восток, к Нилу. Деревня закончилась. Открытая местность вокруг нас была песчаной и сухой, мирной и безмятежной, лишь кое-где росли пальмы. Затем мы вышли на участок дороги с большими поместьями по обе стороны, большинство из которых было окружено высокими стенами, откуда слышались слабые звуки разговоров и смеха, а иногда и плеск воды. Должно быть, это были загородные поместья, где знать Александрии укрывалась от суматохи Канопуса. Поместья становились все дальше и дальше друг от друга, и наконец мы, казалось, вообще покинули признаки цивилизации.
Я был измотан, едва мог держать глаза открытыми, но Джет выглядел совершенно бодрым, как и наш проводник.
— Все это очень мило, - сказал я. — Но я не совсем понимаю, зачем ты привел нас сюда. Если только я не собираюсь спать на земле. Или...
«Если только ты не собираешься передать нас бандитам, которые заберут мой кошелек, перережут нам глотки и оставят наши тела стервятникам, — подумал я. — Вот тебе и способности Джета разбираться в людях!»
— Она прямо впереди, - сказал мальчик.
— Что?
— Гостиница.
— Я не вижу никакой гостиницы. — Я прищурился в темноту перед нами.
— Это как раз там, наверху, где вы видите те пальмы.
Очертания пальм я едва мог различить, но я не видел ни огней, никаких признаков какого-либо строения.
— Ты уверен?
— Гостиница, которая находится дальше всего от города - это то, что, как сказал мне ваш мальчик, вам нужно.
— Мне нужна самая дешевая гостиница … ближе к делу.
— О? Понятно. — В голосе мальчика звучало легкое огорчение. Он повернулся к Джету — Но ты сказал...
— Неважно, что я сказал. Ты же местный проводник!
— А ты заказчик, маленький обманщик!
— Прекратите препираться, - сказал я. — Итак, мальчик, если бы я сказал тебе, что хотел бы снять жилье как можно дешевле ...
— Я понимаю. Ну, это была бы гостиница «Красный закат», в городе, со стороны Александрии ...
— Нет, нет, нет. Пройдя весь этот путь пешком, я не собираюсь снова возвращаться назад в город. Что это за место впереди? Что это за заведение?
— О, я уверен, там вам понравится!
— Это не ответ на мой вопрос.
— Ну, … это не самая дешевая гостиница за пределами Канопуса, это точно. Но она на самой дальней восточной стороне, ведь вы направляетесь к Нилу, не так ли? Когда вы проснетесь утром, река будет практически прямо за вашей дверью! Следуйте за мной. Пойдемте и взгляните сами!
Я неохотно поплелся за ним.
Пальмы стали крупнее. Их было так много и под ними громоздилось столько листвы, что я принял это место за небольшой оазис. Наконец, я заметил две точки света, которые оказались лампами, установленными по обе стороны от двери гостиницы, как раз там, где и сказал мальчик.
— Вот она, - сказал наш проводник.
В здании, казалось, не было окон. Над нашими головами листья пальмы шелестели на слабом вечернем ветерке: — Я не уверен, что мне нравится внешний вид этого места. Как она называется?
— Гостиница «Голодный крокодил».
Я нахмурился: — Мне не нравится название. Но я полагаю, что, проделав весь этот путь ...
Когда мы подошли к двери, я потянулся к дверному молотку, затем, вздрогнув, отдернул руку. Бронзовый молоток оказался головой крокодила, хотя и небольшой, с мордой, направленной вниз, настолько реалистичной, что казалось, что ее форма была отлита с настоящего крокодила. Он состоял из двух частей, соединенных шарниром, причем нижняя часть в виде челюсти крепилась к двери, а верхняя служила молотком. Ноздри являлись опорой для пальцев. Когда я поднял дверной молоток, в свете лампы блеснули ряды острых бронзовых зубцов.
Я ударил дверным молотком. Шум эхом отозвался в тишине. Ответа не последовало. Я снова поднял молоток, но прежде чем успел его опустить, изнутри послышался звук отодвигаемого засова.
Дверь открылась, и я оказался лицом к лицу с самым странным смертным, которого я когда-либо видел.
X
Долгое время мужчина, открывший дверь, стоял там, уставившись на нас. Он посмотрел сначала на меня, затем перевел взгляд на Джета, а затем на спутника Джета, после чего я увидел вспышку узнавания в его глазах с тяжелыми веками, и лицо мужчины расплылось - я не могу придумать лучшего способа сказать это - в широкой улыбке.
Тело мужчины была довольно темным. В этом не было ничего необычного, поскольку многие египтяне были родом из региона, близкого к восходу солнца, и, как следствие, приобрели слегка опаленный солнцем вид. Странным казался не цвет его тела, а сама его кожа, потому что она была сухой, чешуйчатой, почти как у рептилии. Там, где она отражала блеск лампы, казалась самого темного из всех возможных оттенков зеленого цвета. Его лицо выдавалось вперед в форме того, что можно было описать только как морду, с маленьким носом и очень большим, широким ртом. Его ухмылка растянулась от уха до уха, обнажив два ряда необычайно острых зубов.
Поскольку он, казалось, не был расположен говорить, я заговорил сам: — Меня зовут Гордиан.
Какое-то время он продолжал меня изучать: — Римлянин?
— Да, но живу в Александрии. Оттуда я родом. Мальчика, путешествующего со мной, зовут Джетом. А другой мальчик ...
— Да, его я знаю. Это один из наших местных парней.
— Он привел нас сюда в поисках ночлега.
— Неужели? Действительно,так? Тогда добро пожаловать в гостиницу «Голодный крокодил». Я ее хозяин. — Он поклонился.
— А «Голодный крокодил» это ты сам? — Спросил я, решив пошутить.
— Еще бы, дас-с-с-с! — прошипел он. Я почти ожидал увидеть язык рептилии, мелькающий между его тонких губ, но он держал язык во рту, скрытый за рядами острых зубов. — Ты можешь себе представить, как у меня появилось такое имя?
В замешательстве я открыл было рот и заикнулся
— Потому что я ужасно голоден! Я всегда голоден. И знаешь, что я ем?
Его ухмылка нервировала. Прежде чем я успел ответить, он достал пару медных монет, держа их между указательным и большим пальцами, и освятив их на мгновение светом лампы, прежде чем устроить грандиозное представление, кусая их по одной, как будто они были сделаны не из меди, а из золота, и он хотел их проверить. — Я всегда голоден до таких вот штучек!! И всегда ими не насытюсь. Если хочешь переночевать, то должен мне дать такие же. — Он прижал ко мне свою ухмыляющуюся крокодилью морду.
— Что ж, мне придется это сделать, - сказал я, стараясь не вздрагивать.
— Но эти монетки, конкретно для мальчика, который привел тебя сюда. Вот, мальчик, возьми их у меня.