Жители Александрии бурно отреагировали на такой поворот событий. Для подавления беспорядков были применены царские войска. Хотя прошло восемь лет, их негодование все еще кипело, а их убежденность в том, что царь Птолемей предал свое первородство, только усилилась. По их мнению, Кирена значила для царя не больше, чем фекалии для торговца.
Опорожнившись с обоих сзади и спереди, чему на каждом шагу помогали двое мальчишек, торговец вздохнул с облегчением и вразвалку вернулся к своему креслу. Он начал разговор со своим писцом, касающийся двух соперников, которые были вовлечены в жесткую конкуренцию. Один был из Рима, а другой - дальний родственник из Понта, и торговец оказался в затруднительном положении, потому что не мог решить, чью сторону принять.
Если мим в толстом костюме изображал царя Птолемея, то конкурирующие торговцы явно представляли Рим и царя Понта Митридата, который (по какому-то генеалогическому повороту, который я так и не разгадал) представлялся двоюродным братом царя Птолемея. В прошлом году Митридат захватил всю Азию, изгнав оттуда римских провинциальных магистратов и торговцев. Последствия этой войны ощущались по всему средиземноморскому миру, но Египту удалось сохранить нейтралитет.
— Если бы только я не был должен столько денег этому грязному римлянину, — заныл торговец, — я бы сию же минуту всадил ему нож в спину!
— Почему бы тебе просто не расплатиться с ним и не освободиться от него? — спросил писец.
— Заплатить ему… чем? Мой двоюродный брат из Понта забрал все мои деньги. И в придачу еще и моего маленького сына!
Это был намек на недавний захват царем Митридатом острова Кос, где Египет хранил запасы своих сокровищ и где сын царя Птолемея, еще подростком, жил на безопасном расстоянии от дворцовых интриг Александрии. (Это был сын от первого брака царя, а не от его нынешнего брака с племянницей.) Митридат захватил не только остров, но и египетскую казну и египетского принца, якобы обращаясь с мальчиком как с почетным гостем, но на самом деле держа его в заложниках.
— И не забудь о плаще, который он тоже забрал! - сказал писец.
— Ничтожество! Что такое изъеденный молью старый плащ для того, кто ходит в шелках? При этих словах толпа громко освистала толстого торговца. Здесь имелось в виду одно из сокровищ, захваченных Митридатом - плащ, принадлежавший не кому иному, как Александру Македонскому.
— Говорят, твой братец носит его и важничает, - сказал писец. — Разве ты не хочешь его вернуть?
— Я не думаю, что он подойдет мне! - сказал торговец, потрясая своими выпуклыми руками и вызывая смех аудитории. — О, если бы только моя мать оказалась бы здесь, чтобы сказать мне, что делать!
— Но это не так, - сказал писец. — Разве ты не помнишь? — Он издал хриплый звук и изобразил универсальный жест, проведя пальцем поперек горла.
— А как же мой старший брат? Где он? Он бы, наверняка, знал, что делать!
Писец закатил глаза: — Ты с уважаемой старой госпожой прогнал его! Ты что, и это тоже забыл? Это была отсылка к старшему брату царя, который сперва занял трон, прежде чем был отправлен в изгнание несколько лет назад.
— Если бы только старший брат мог вернуться домой!
— Правда? Большинство мужей боятся визитов свекра!
— Он был моим братом до того, как стал моим тестем.
— И хозяин дома до того, как ты его выгнал!
— Если бы только пришел старший брат, я уверен, он смог бы все уладить.
— Будь осторожен в своих желаниях. — Писец покачал головой. — Двое таких, как ты, - это слишком много. И все же, я хотел бы, чтобы вас было трое.
— Трое?
— Три птенца из гнезда твоей матери, так что у меня мог бы быть другой выбор хозяина. Ты уверен, что у тебя где-нибудь не спрятан незаконнорожденный брат?
— Ублюдок?
— Вы же знаете, как Кукушонок, проскальзывает в гнездо, когда его никто не видит? — слова писца были обращены к зрителям.
— Конечно, нет. Нас только двое.
— Ну что ж, тогда, я полагаю, мне подойдет и твой старший брат. До меня дошли слухи, что он прямо сейчас направляется сюда.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас! Писец посмотрел прямо на аудиторию и произнес медленным, драматичным голосом. — И он может ... прибыть … в любую ... минуту!
Торговец с выражением ужаса прижал ладони к щекам. Двое мальчиков взяли свои свирели и заиграли пронзительные ноты, имитируя его тревогу. Затем диссонирующая музыка внезапно сменилась головокружительной мелодией, настолько заразительной, что толстый торговец забыл о своих тревогах и вскочил на ноги. Двигая различными частями своего тела одновременно в разных направлениях, он исполнил абсурдный танец, вращаясь, прыгая, дрыгая ногами и размахивая руками. Это был еще один камень, брошенный в сторону царя Птолемея. Несмотря на его пьяную лень и неспособность даже п самостоятельно омочиться, он все еще был известен тем, что устраивал дикие танцы в разгар своих оргий.
Стуча в барабаны и потрясая трещотками, другие члены пантомимы вышли из-за палатки, чтобы присоединиться к торговцу в танце. Среди них я заметил девушку похожую на Бетесды, больше не загримированную под пожилую женщину, но выглядящую довольно мило в зеленом льняном платье; деревянные браслеты, украшавшие ее загорелые руки, издавали щелкающий звук, когда она подскакивала. Воодушевленные игроками, зрители присоединились к танцу. Музыка стала громче и пронзительнее, а атмосфера - шумной. Даже нубийцы, несущие элегантные носилки, присоединились к нему, хлопая в ладоши и притопывая ногами.
Затем, в мгновение ока, настроение толпы изменилось. Я услышал крики. По толпе прокатилась волна паники. Встав на цыпочки и оглядевшись, я увидел блеск обнаженных мечей на дальней стороне площади. Море перепуганных лиц резко повернулось ко мне.
Это был бунт!
IV
— Пора отсюда убираться! — Сказал я, беря Бетесду за руку.
Всем остальным, казалось, в один и тот же момент пришла в голову одинаковая мысль, потому что внезапно все мы помчались в одном и тои же направлении, прочь от вооруженных войск. Даже посреди этой паники я увидел, как несколько человек наклонились и подняли камни или какой-то другой мусор, который случайно оказались поблизости, как будто вооружаясь для отпора врагу.
Краем глаза я увидел, как рухнул шатер. Пока дрессированная обезьянка визжала и безумно прыгала, труппа пантомимы свернула шатер и собрала свой реквизит. Они делали все так быстро и слаженно, что было очевидно, что они делали это и раньше.
Мы с Бетесдой шли впереди, и толпа бежала по узкой улочке, ведущей к гавани. С дрожью ужаса я задался вопросом, не этого ли добивались люди царя - погнать зрителей в сторону набережной, где все мы были бы пойманы в ловушку и нас было бы легко убить, - но, оглянувшись назад, я увидел, что они не предприняли никаких попыток последовать за нами. Казалось, что их намерением было просто разогнать пантомимное представление и очистить общественную площадь.
Наконец, толпа достигла набережной. Когда люди поняли, что их больше не преследуют, паника улеглась. Некоторые начали смеяться и шутить. Другие спорили, не повернуть ли назад и не присоединиться ли к горстке тех, кто решил дать отпор солдатам. Их энтузиазм поубавился из-за прибытия отставших с разбитыми головами и кровоточащими ранами. Я отошел в сторону, держа рот закрытым. Склоки между египетским царем и его народом не имели ко мне никакого отношения.
Мало-помалу толпа рассеялась.
День был теплым и ясным, лишь с несколькими небольшими облаками на небе. На набережной царила атмосфера безмятежного спокойствия, нарушаемого только шелестом пальм на ветру, криками чаек и редкими звуками горна с маяка Фарос.
Я сидел на верхней площадке лестницы, ведущей к воде, и смотрел через гавань на маяк, великолепное зрелище, которое всегда казалось немного нереальным, независимо от того, сколько раз я его видел. Бетесда сидела рядом со мной, игнорируя общественные правила, и я не стал делать ей замечания. Какой мужчина стал бы возражать против того, чтобы его видели в обществе такой красивой девушки в таком прелестном новом платье?
— Это было захватывающее представление! - сказал я.
— Вы сказали, что хотели бы поучаствовать в небольших приключениях в свой день рождения, учитель.
— Да, что ж, будем надеяться, что так оно и вышло.
Я смотрел на острова в гавани, которые принадлежали царю Птолемею и были покрыты храмами, садами и дворцами. Но где же были корабли? В это время года, когда возобновляется парусный сезон, гавань должна была быть переполнена торговыми судами из дальних стран, перевозящими всевозможные товары в порт Александрии и из него. А я насчитал всего несколько судов, и большинство из них были местными рыбацкими лодками и прогулочными суденышками. Война между Римом и Митридатом вызвала неопределенность и хаос и сделала море опасным местом. Теперь, когда морское судно входило бы в гавань, это, скорее всего, было не торговое судно, груженное товарами, а корабль, полный беженцев, ищущих безопасного убежища, везущих любые драгоценности, которыми они обладали, в надежде приобрести благосклонность царя Птолемея и его министров.
— Что вы думаете о пантомиме, хозяин?
Я рассмеялся, когда в моем сознании всплыл образ торговца в уборной: — Было очень смешно. И немного шокирует! Я не могу представить, почему эти актеры думали, что им сойдет все это с рук, устраивая подобное шоу практически вблизи царского дворца. В каком-нибудь переулке в Ракотисе такое возможно было бы, но не в центральной части города, где солдаты патрулируют каждую улицу. Я полагаю, это показывает, насколько далеко зашли дела. Эта последняя сценка ... казалось, намекала на то, что брат царя, возможно, направляется в Александрию - без сомнения, с армией за своей спиной. Интересно, здесь, в Египте, начнется война? Сейчас ведь везде войны… и здесь, и там, и везде....