Я кашлянул и прочистил горло, страстно желая выпить воды. — Я спрашиваю, потому что это может иметь какое-то отношение к тому, как долго царь позволяет мне жить. Моя маленькая жизнь не может иметь для него особой ценности, за исключением того, что я все же могу дать несколько подсказок относительно того, что пошло не так в его планах относительно золотого саркофага. Я только надеюсь, что суровый камергер не будет настаивать на пытках, чтобы получить ответы на некоторые вопросы, поскольку я бы с радостью рассказал ему все, что знаю. Но я не думаю, что у меня будет выбор ...
— Они все мертвы, - сказал Артемон, наконец нарушив молчание. Он по-прежнему не смотрел на меня. Его голос был таким безжизненным и холодным, что у меня мурашки побежали по коже. — Капитаны двух военных кораблей получили приказ убивать всех выживших.
— А что насчет людей, погибших во время налета? Возможно, некоторые были только ранены ...
— Любой человек, которого мы оставили в городе, и который каким-то образом выжил, также должны были быть убиты. Губы Артемона скривились в мрачном подобии улыбки. — Я был тем, кто предложил эти условия, но Птолемей с готовностью согласился. Не должно было быть ни выживших, ни свидетелей ... никого, кто мог бы понять, что произошло, и прийти за мной позже, желая отомстить ... и никого, кто знал бы, где были зарыты оставшиеся сокровища, на месте «Гнезда Кукушки».
— Ты сказал мне, что в тех закопанных ящиках не было ничего, что стоило бы выкапывать.
— Я солгал.
Он говорил без эмоций. Отсутствие у него каких-либо угрызений совести после стольких обманов и смертей было ужасающим, но я попыталась скрыть свою реакцию. Важно было заставить его говорить, чтобы узнать от него как можно больше.
— А как же Метродора? — спросил я. — В последний раз, когда я ее видел, она была жива, на пристани, держала похищенную девушку. Затем она, как мне показалось, исчезла.
— А почему бы и нет? Она же ведьма. — Снова уставившись в пространство, он сверкнул той же мрачной улыбкой. — Только Метродоре суждено было выжить. Она ... и девушка. По моему приказу капитан Маврогенис доставил их на берег во время нашего рейда. Он запер девушку в комнате в здании таможни и отдал ключ Метродоре.
— Итак, вьы намеревался вернуться за девушкой позже. После того, как поддельный саркофаг был погружен и корабль отчалил, ты собирался спрыгнуть с «Медузы» и доплыть до царской барки, в то время как «Медуза» поплыла бы навстречу своей гибели. Тогда вы с Метродорой получили бы плату от царя и разошлись бы каждый своей дорогой, при этом ты забрал бы девушку. Я правильно понял?
Он кивнул.
— Метродора все это время была твоим партнером?
— Почти со дня нашей встречи. Она помогла мне, а я помог ей. Ты видел, как мы вдвоем управляли «Гнездом Кукушки». Я отдавал приказы, а Метродора знала, как использовать их страхи и надежды, чтобы контролировать их. Она называла это колдовством. Возможно, так оно и было. Между нами обоими, казалось, не было ничего, во что мы не могли бы заставить поверить этих придурков, и ничего такого, чего мы не могли бы заставить их сделать обманом.
Я снова подавил отвращение. Я никогда не встречал такого расчетливого или бессердечного человека. — Но, в конце концов, между тобой и Метродорой что-то пошло не так. Я видел, как она держалась за девушку, пытаясь помешать тебе забрать ее.
— В последний момент, когда я сказал Метродоре, что планы изменились, что я все-таки собираюсь сесть на корабль, взять с собой девушку и золотой саркофаг и сбежать, она отказалась идти с нами. Она подумала, что я сумасшедший. Полагаю, так оно и было.
Он, наконец, посмотрел мне в глаза взглядом, таким полным ненависти, что у меня кровь застыла в жилах. Я с трудом сглотнул и взглянул на удерживающие его цепи, убеждаясь, что он никак не сможет до меня дотянуться.
— Ты тот, кто вызвал проблемы, - сказал он. — Ты вынудил меня изменить планы, когда заметил подмену. Никто другой не заметил, кроме тебя, а потом тебе пришлось указать на это всем. Затем ты напал на меня, когда я поднялся на борт корабля. Кто ты, римлянин? Ты называешь себя Пекуний, но Метродора сказала мне, что тебя зовут Гордиан. Зачем ты пришел в «Гнездо кукушки»? И как получилось, что ты все еще жив?
Я понял, почему Артемон решил поговорить со мной. Точно так же, как я хотел разрешить определенные вопросы, на которые мог ответить только он, так и он хотел понять человека, который разрушил все его тщательно продуманные планы.
— Ты спрашиваешь, кто я, Артемон, и я тебе отвечу. Но сначала дай мне понять, точно ли я понимаю, что произошло. Чья идея заключалась в том, чтобы украсть, или притвориться, что он украден, саркофаг Александра? Кто это придумал: ты или царь Птолемей?
— Все началось, когда царский камергер, это насекомое-палочник Зенон, впервые связался со мной несколько месяцев назад через посредников. Сообщения, которыми мы обменивались, поначалу были предварительными, поскольку мы прощупывали друг друга. Затем план, казалось, нарисовался сам собой, и мы сорвались с места. Иногда ночами я едва мог заснуть от волнения. Тот факт, что мне приходилось держать его в секрете от всех в «Гнезде кукушки», делал его еще более захватывающей. Даже Метродора знала не все.
— А что от этого выигрывал царь? Что он надеялся получить взамен?
— Как можно больше золота, чтобы заплатить своим войскам! — Артемон резко рассмеялся. — Царь в отчаянии. Силы его брата намного превосходят его собственные, и они будут здесь со дня на день. Его собственные солдаты месяцами бросали его. Это потому, что у него закончились деньги. Ах, но как раздобыть еще? Переплавив какое-то сказочное сокровище - но какое именно? Для нужд царя хватило бы только самого великого сокровища из всех: золотого саркофага Александра.
— Народ никогда бы не допустил такого святотатства, - сказал я.
— Точно. Но что, если саркофаг был бы украден? Что, если был в результате дерзкого налета, рейдеры бы скрылись с ним? Или, еще лучше, рейдеры, возглавляемые каким-нибудь предателем из семьи самого царя, каким-нибудь злобным незаконнорожденным родственником и претендентом на трон?
— Народ все равно был бы в ярости.
— Да, но в таких обстоятельствах их ярость могла быть направлена не против царя. Если у него не хватало солдат для защиты саркофага, то чья в этом вина? — Он мог бы сказать: «Я остановил бы этих негодяев, если бы несколько оставшихся у меня солдат не были заняты подавлением бунта в Храме Сераписа!» В конце концов, эта вина легла бы на всех, кроме царя - его брата, который двинулся на город и вызвал хаос, его собственные войска, которые покинули свои посты, и сам народ, который пришел в неистовство и отвлек немногих оставшихся ему верных солдат, которые должны были защищать величайшее сокровище города, а не тушить пожары.
— Но на самом деле саркофаг не должны были никуда увозить. Он должен был остаться здесь, в Александрии ....
— Да! Откуда царь мог бы снять драгоценности и переплавить золото. Как по волшебству, царская казна снова была полная. Царь смог бы заплатить своей армии, и у него осталось бы столько золота, что он мог бы расплатиться и с захватчиками.
— Но что, если бы заговор был раскрыт? — спросил я. — Что, если бы что-то пошло не так, как это и произошло?
— Конечно, риск был. Но у царя не было особого выбора. Безумная авантюра была единственным выходом, который мог бы его спасти.
— А ты, Артемон? Что ты сам получал от этого плана?
Впервые черты его лица немного смягчились. Он уставился в пространство и вздохнул. — Дни банды Кукушонка были сочтены. Кто бы ни оказался на троне в Александрии, уничтожение бандитских группировок в Дельте стало бы его высшим приоритетом. Некоторое время я думал о бегстве на Крит, захватив банду с собой. Говорят, на Крите можно хорошо поживиться, но это означает, что каждый вожак бандитов и любой пиратский капитан направятся туда, мечтая стать хозяином острова. Слишком большая конкуренция. — Он покачал головой. — При всех своих прелестях бандитская жизнь - опасна. С меня было достаточно. Я хотел найти выход, желательно с головой на плечах, царским помилованием и таким количеством золота, чтобы мне хватило на всю жизнь.
— Итак, когда Зенон связался со мной и изложил свой план, казалось, что мои молитвы были услышаны. Сначала я отвечал осторожно, а затем со все большим энтузиазмом. Это была увлекательная работа - продумывать все детали рейда. Это я предположил, что Шакал был бы идеальным человеком для изготовления дубликата повозки и ящика, а также фальшивого саркофага.
— И когда бы все это закончилось, с полным помилованием от царя и достойной платой мне и Метродоре, я смог бы отправиться, куда бы пожелал. Я мог начать новую жизнь с...
— С Аксиотеей?
Он склонил голову: — Да. Но ты все испортил. Ты и этот глупый лев!
Он уставился на меня и дернулся в своих цепях. Я вздрогнул и прижался к стене, но цепи держали его крепко.
— Похищение Аксиотеи, - спросил я. — Чья это была идея? Шакала?
К ненависти на его лице добавилось недоумение: — Откуда ты знаешь, что в этом замешан Шакал?
— Сначала ответь на мои вопросы, Артемон, а потом я отвечу на твои. Зачем ты похитил эту девушку?
— Из-за денег, конечно. Ее любовник очень богат. И ... из мести.
— Мести кому?
— Ее богатому любовнику, конечно! Его зовут Тафхапи. Мне были нужны не просто его деньги. Я хотела сделать его настолько несчастным, насколько мог, забрав самого дорогого для него человека.
— Но почему? Что ты имеешь против этого Тафхапи?
— Это не твое дело, римлянин!