— Трудная задачка, — расплылся в широкой улыбке солдат. — Приказ не выполнить нельзя, но и если вы умрете от голода, тоже ничего хорошего. Кормить буду тайком, но самыми вкусными, отборными кусками.
— Э-эх, Гурбон! Идешь на поводу у лейтенанта. Этих замполитов отстреливать нужно, а ты ему самое лучшее обещаешь.
— Зачем отстреливать? Лейтенант Ростовцев очень хороший человек, пулемет помогал нести в горах! По душам разговаривает часто, к медали представил, значком наградил, в гости собирается приехать после войны. Нет, не надо другого, он еще и в партию обещал принять.
— Вот видишь, Игорь, как дела обстоят! Не получится уморить меня голодом.
— Гурбонище! За значок продался?
— Нет, не продался, а сагитирован!
— Ник, ты что творишь? Из «басмачей» коммунистов лепишь? А зачем тебе, Гурбон, в партию нужно?
— Как зачем? Денег у меня нет, папы богатого нет, калыма нет. Вернусь домой с медалью или орденом, да еще партийным, очень быстро директором ресторана стану! — и он заулыбался еще шире.
Плотно пообедав и слегка вздремнув, мы принялись пытаться усовершенствовать оборону. Вокруг БМП вырыли ячейки для стрельбы лежа, насыпали брустверы спереди и по бокам, прикрыв гусеницы, а пушки развернули в разные стороны. Я взял Якубова-младшего, и в сумерках мы отправились устанавливать «растяжки». К двум РГО привязали ниточки и протянули их через тропу, идущую к каналу. Хорошая граната для «сюрприза» сразу взрывается при падении, без всякого временного замедления. Такой же «сюрприз» поставили и на тропе, ведущей в сторону кишлака, метрах в ста от него. Лишняя предосторожность не помешает. Надо было и в винограднике «сюрпризы» понатыкать, но какой-нибудь наш засранец еще голой задницей зацепится, вот будет неприятность-то!
Ночь стояла прекрасная: теплая и тихая. В десанте спать очень душно, и я лег под яблоней, разглядывая свои любимые звезды. В темноте кто-то пробежал возле самых ног, шурша прошлогодней листвой. Этот кто-то осторожно подошел к моему лицу, громко фыркая и любопытно принюхиваясь.
— Кыш, брысь, зараза! — испуганно заорал я взмахнув руками, и дремота мгновенно улетучилась.
Существо испуганно метнулось в сторону, за ним побежал Свекольников.
— Что случилось? — продирая глаза, спросил из БМП Игорь. — Никифор, чего орешь?
— Ужас! Привидится же такое сквозь сон! Только чуть-чуть задремал, а перед глазами стоит отвратительная рожа «черта». Большие уши, длинный нос, глазища черными пуговками, и обнюхивает мою физиономию. Думал укусит!
— У тебя, наверное, «крыша поехала». Скажешь тоже, черт! Наверное, крыса хотела поужинать кусочком твоего длинного носа.
— Жаль, что ты свой большой шнобель на траву не положил. Я бы тогда посмеялся…
Пока мы переругивались, существо исчезло. Тем временем Витька метался по кустам, с громким шумом и треском ломая ветки.
— Поймал, поймал! — заорал радостно солдат.
— Витька, на кой хрен нам крыса, шашлык из нее делать будешь? — поинтересовался Марасканов. — Это даже не собака и не кот, а мы не корейцы.
— Это не крыса, а ежик, товарищ старший лейтенант.
— Какой еще ежик? Я что ежей никогда не видал?! Нос у этого зверя длинный, как у дятла! Урод был какой-то, — не поверил я Свекольникову.
— Это, товарищ лейтенант, пустынный ежик. Я таких зверьков у нас в Самарканде видел.
С этими словами солдат протянул мне панаму, в которой лежал колючий комок сантиметров двадцать в диаметре.
— Гляди-ка, какой большой! — восхитился я. — А ну, Витек, давай его выпустим в коробку из-под сухих пайков. Попался, черт!
Ежик полежал минут пять, осмелел и потихоньку начал разворачиваться из клубка, затем встал на ножки, которые действительно оказались довольно длинными. Чудной! Большие уши, длинный нос, тонкий хвост, как у крысы. Вот так еж! Ну и ну, пародия! Как в анекдоте про верблюда: «Это кто так лошадь излупил, изуродовал?»
— Свекольников, зачем он тебе, выпусти! — простонал, потирая распухшую ногу, взводный.
— Пусть в казарме крыс и мышей ловит. Хор-ро-ший! Е-е-ежик! — произнес восторженно солдат, протягивая зверьку кусочек сахара, но тот сразу свернулся и угрожающе зашипел.
— Ты к нему со всей душой, а он пока не понимает. Дикий, неукрощенный. Дрессируй! Клоун у нас в роте есть, теперь еще дрессировщик ежей будет. Не армия — цирк «Шапито», — подвел итог Игорь и добавил: — Всем спать! Кто на посту — бодрствовать!
Ночью зверек бегал по коробке и пытался найти выход. Чавкал, пережевывая кусочки мяса и каши, сопел, тяжело и грустно вздыхал.
Игорь тем временем мучился от сильной боли в ноге. Утром Грымов приехал для осмотра наших позиций в сопровождении саперов. С ним был Томилин, который наложил Марасканову тугую повязку. Сержант глубоко вздыхал, и покачивая головой как обычно бурчал, укладывая свою медицинскую сумку после оказания помощи.
— Уеду до дому, кто вас лечить буде? Пропадете зовсим.
— Степа, свято место пусто не бывает! Найдем еще лучше, не бурчащего и не философствующего, — улыбнулся я. — Еще попросишься обратно, Бандера.
— Наплачетесь, попомните «Бандеру», помяните мое слово!
Мы жевали сухпай и ожидали окончания работы саперов. Ребята-минеры ушли за канал, поколдовали часа два и, избавившись от «сюрпризов», вернулись обратно.
— Что там, «духов» не видно? Оставили «подарки» врагам? — спросил Марасканов.
— Ага, заминировали выходы из кяризов. Им неприятно, а вам будет спокойнее, — ответил лейтенант-сапер.
Эдуард попил чайку, почти не разговаривая с нами, и вернулся в машину. И снова одни в окружении врагов, и вновь взвод дремлет в тишине и одиночестве.
Вечером неугомонный Витька, ползая на брюхе в кустарнике, опять поймал ежика. Но сосем другого вида, обыкновенного, как в России. Этот был с нормальными носом и ушками, короткими ножками и без длинного хвоста.
— Витька, ты что собрался всех ежиков Афганистана переловить? Зачем тебе это надо? — удивился Игорь.
— Прикормлю, будут жить у нас в роте. Они хорошие, интересные. Я их люблю.
— Ежелов! Ты, главное, связь не проспи с командиром роты. А не то этих ежей, тебе в задницу засуну!
Свекольников, грустно и тяжело вздыхая, поправил на оттопыренном ухе наушник радиостанции и продолжил наблюдать за зверьками. Вскоре он принес в коробку листьев, травы, набросал сухих груш, вишен и айвы.
Старший лейтенант всплеснул руками и пробормотал:
— Витька, ты бы лучше так заботился о больном командире. Я ни айву сорвать не могу, ни к костру лишний раз сходить чаю попить. Нога ноет, просто жутко. А ты угощенья несешь только ежам. Нужно тебя, наверное, уволить из связистов и отправить часовым к «братьям» Якубовым.
— Нет, нет. Я буду заботиться о вас. Я и так беспокоюсь о вашем здоровье.
— Это в чем интересно выражается? — спросил Игорь.
— Переживаю.
— Переживаешь, это уже хорошо. А то я тебя поменяю, будешь пулемет носить. Наш пулеметчик, хотя и «тормоз», но как истинный узбек, про чай не забудет. Намек понял?
— Понял, отчего же не понять.
Солдат сорвался с места и потрусил в сторону костра. Вскоре Свекольников вернулся с двумя глубокими мисками до краев наполненными пловом и голубцами в виноградных листьях.
— Кушайте на здоровье, товарищи офицеры!
— Черт, а мы совсем про обед забыли. Молодец! Ладно, оставайся при радиостанции, но не расслабляйся.
Голубцы были замечательными, но по поводу качества плова Игорь высказал ряд замечаний:
— Рис перетомили, не хватает морковочки, довольно суховат.
— Игорек, не гурманствуй. Ешь и радуйся, что это не перловка из банки.
— Ем и радуюсь. Но как сын этой восьмой дивизии и коренной «азиат», разбираюсь в этом блюде, и сам отменно готовлю его.
— Как это понимать — сын дивизии? Сын полка — знаю, сын дивизии — не слышал. Да и староват ты для этого звания.
— Понимаешь, я родился в этой дивизии. Отец был замначальника дивизионной автошколы в Термезе — учебке автомобилистов. Ведь тогда, в шестидесятых годах, там стояла наша дивизия, оттуда ее в Афган позднее перебросили. Так что мы с ней родственники, а я — настоящий сын дивизии!
— Ну, а я, выходит, пасынок. Мне тоже довелось два месяца служить на ее руинах, на базе того, что осталось после ухода частей «за речку». В гарнизоне позднее сформировали центр подготовки «пушечного мяса». Находился я там после окончания училища в пехотном полку, в степи, возле «Моста дружбы». Офицеров в каждой роте было по два человека на должность, и в течение этих двух месяцев половину выпускников послали воевать, а остальных разбросали по округу. Пришлось почти год еще в Туркменской глуши гнить, «комара-пиндинку» кормить.
— Знаю, слышал про эту гадость. Ох, и дрянь! В Кандагаре от этих комариков сам малярию заработал. Такая неприятная вещь, скажу я тебе.
— Верно. Прививки не ставил случайно от нее?
— Делали и много, но кто его знает от чего.
— То-то и оно, ставят уколы, а чего прививают не известно. Верна моя теория! У меня твердое убеждение, что прививки — это основная причина заболевания. Только оно проходит в легких формах. Не делаю уколы и здоров. Тьфу-тьфу-тьфу, — и я суеверно сплюнул три раза через левое плечо.
Тем временем операция подошла к завершению, и по связи передали приказ быть готовыми к проходу колонны. На блокпостах БМП и пехота постреляли за канал из всех стволов, для морального успокоения руководства и собственного тоже. В ответ — только молчание, слишком много огня, на рожон никто лезть не хочет, это ведь не одинокая застава в центре зеленого моря, тут можно и по шее схлопотать.
Мимо прополз, коптя отработанной соляркой, танк с командиром танкового батальона на башне, затем пять грузовых машин и в замыкании БМП с Лонгиновым. Бронежилет как всегда в каске и тяжелом «панцире».
Все солдаты нашего блока тотчас надели каски на головы и броники на тело. Семен Николаевич притормозил и рявкнул в мою сторону: