Подписание перемирия в Компьенском лесу
Одной из важных причин поражения в Первой мировой войне германские военные и политические руководители считали плохую постановку пропаганды в империи, что в значительной мере было учтено Гитлером и Геббельсом накануне и в ходе Второй мировой войны. Людендорф в мемуарах признал: «Германская пропаганда с трудом удерживала свои позиции… Нам не удалось существенно повлиять на неприятельские народы. Сильно воинственное правительство беспощадно заглушало там всякое зарождающееся чувство мягкости и слабости, всякий намек на мысль о мире, в особенности «соглашательском мире»… На востоке русские сами работали над своим несчастьем, и там наша деятельность имела второстепенное значение». Тем не менее для помощи этой работе с санкции Гинденбурга и Людендорфа в Россию были пропущены Ленин и его соратники в опломбированном вагоне.
В оценке состояния германской пропаганды военного времени с Людендорфом был вполне солидарен Гитлер, писавший в «Моей борьбе»: «Только во время мировой войны стало вполне ясно, какие гигантские результаты может дать правильно поставленная пропаганда. К сожалению, тут изучать дело приходилось на примерах деятельности противной стороны, ибо работа Германии в этой области была более чем скромной. У нас почти полностью отсутствовала какая бы то ни было просветительская работа».
В мемуарах Вильгельм II так описал конец собственной династии, сгоревшей в огне Первой мировой войны, им же и развязанной: «Генерал Тренер, поехавший в Берлин, чтобы ознакомиться с положением дел, по возвращении в армию донес, что у него создалось крайне неутешительное впечатление о правительстве и о настроении в стране. Германия идет навстречу революции; правительство лишь разрушает, не создавая ничего положительного; народ хочет мира во что бы то ни стало, совершенно не считаясь с тем, какой характер он будет носить; авторитет правительства равен нулю; травля кайзера в полном ходу; отречения едва ли можно еще избежать. Войска ненадежны, в случае восстания можно ожидать неприятных сюрпризов. В связи с задержанием уголовной полицией курьерских сундуков русского большевистского посла были обнаружены компрометирующие материалы относительно того, что русским посольством, совместно со спартаковской группой, уже давно в подполье энергично организуется большевистская революция по русскому образцу. Это происходило на глазах у полиции и с ведома министерства иностранных дел, отвергавшего все представления на сей счет под тем предлогом, что нельзя раздражать большевиков… Через дезорганизованных отпускных солдат яд проник уже в армию. Она отчасти уже разложилась и, когда после перемирия она освободится и вернется на родину, она откажется бороться с повстанцами. Поэтому всякое перемирие, как бы ни были тяжелы его условия, должно быть немедленно и безусловно принято; армия уже ненадежна, и родина находится накануне революции.
Утром 9 ноября рейхсканцлер принц Макс Баденский вторично после 7 ноября сообщил мне, что социал-демократы… требуют моего отречения от престола. Того же мнения придерживаются и остальные члены правительства, ранее выступавшие против моего отречения. Так же обстоит дело и с партиями, имеющими большинство в рейхстаге. Поэтому он просил меня немедленно отречься от престола, ибо в противном случае в Берлине можно ожидать кровопролития и настоящих уличных боев; небольшие стачки уже начались.
Я тотчас же вызвал к себе фельдмаршала Гинденбурга и генерал-кватирмейстера генерала Тренера. Последний еще раз доложил, что армия не может больше сражаться и хочет прежде всего покоя, поэтому необходимо во что бы то ни стало заключить перемирие и притом как можно скорее, ибо армия имеет продовольствия лишь на 6–8 дней и отрезана от всякого подвоза мятежниками, занявшими наши продовольственные склады и мосты через Рейн… Я хотел избавить свой народ от гражданской войны. Если мое отречение было действительно единственным средством, то я готов был отказаться от звания германского кайзера, но не хотел отречься от прусской короны. Я желал остаться прусским королем и быть по-прежнему среди своих войск, ибо вожди армии заявили, что в случае моего полного отречения офицеры поголовно уйдут, и тогда армия, лишенная командиров, устремится на родину, нанося ей вред и подвергая ее опасности…
Максимилиан Баденский (1867–1929) – баденский принц из династии Церингенов, немецкий политик и военный деятель, последний канцлер Германской империи (с 3 октября по 9 ноября 1918 года). Объявил об отречении Вильгельма II и покинул свой пост, передав полномочия Фридриху Эберту. Его именем назван дворец принца Макса в Карлсруэ
Но рейхсканцлер, не дожидаясь моего ответа, возвестил от своего имени о моем якобы состоявшемся отречении и об отказе от трона кронпринца, которого по этому поводу вообще не запрашивали. Он передал правление в руки социал-демократов и призвал г-на Эберта на пост рейхсканцлера. Обо всем этом мне было передано по беспроволочному телеграфу, и вся армия читала эти телеграммы. У меня выбили из рук возможность самостоятельно решить – остаться мне или уйти, сложить ли с себя кайзеровское достоинство, сохранить ли прусскую королевскую корону. Армия была тяжело потрясена ложным представлением о том, что ее король в критический момент бросил ее…
После получения радиограммы мое положение стало тяжелым. Войска, правда, стягивались к Спа, чтобы обеспечить нормальную работу главной квартиры. Но высшее военное командование полагало, что нельзя уже рассчитывать на безусловную верность войск в том случае, если из Аахена и Кельна подойдут восставшие солдаты и наши части будут поставлены перед необходимостью вооруженной борьбы со своими товарищами. Все мои советники рекомендовали мне поэтому оставить армию и уехать в нейтральную страну, чтобы избежать «гражданской войны»…
В течение тридцати лет армия была моей гордостью. Я жил и работал для нее. И теперь, после четырех блестящих лет войны с ее неслыханными победами, армия должна была погибнуть под ударами, нанесенными ей в спину революционерами как раз тогда, когда мир был уже совсем близок.
Особенно глубокий удар в самое сердце нанесло мне то обстоятельство, что мятеж прежде всего захватил мое создание – мой гордый флот».
О том же сожалел и Людендорф: «Исчезла гордая германская армия, которая выполнила невиданные в истории дела и в течение четырех лет противостояла превосходящему в силах противнику, охраняя границы родины. Победоносный флот был выдан противнику. Новые германские правители, не сражавшиеся сами на фронте, торопились помиловать дезертиров и прочих военных преступников, в том числе частью и самих себя и своих ближайших друзей. Власти и солдатские советы усердно и решительно работали, чтобы уничтожить все следы военной жизни. В этом выражалась благодарность новой родины германским солдатам, из которых миллионы пролили за нее кровь и отдали свои жизни».
Как и в России, горючим материалом революции стали запасные части и флот. Сказалось, в частности, и то, что солдаты в этих частях и моряки в ходе войны почти не были в бою и не слишком-то стремились попасть на фронт. Они были развращены бездельем, отсутствием настоящей боевой работы. Последним же толчком к революционному выступлению послужило осознание того, что война проиграна, и желание поквитаться с теми, кто довел Германию до катастрофы, – с кайзером и генералами.
Людендорф считал, что «новая власть и ее буржуазные попутчики отказались от всякого сопротивления и, не имея на то законного права, подписали капитуляцию и передали Германию на милость беспощадного врага».
Подведем печальные итоги. Общие потери всех сторон в Первой мировой войне составили около 10 миллионов убитыми и до 20 миллионов ранеными. Таких потерь человечество в войнах еще не знало. Германия потеряла 2030 тысяч человек убитыми и умершими, Австро-Венгрия – 1,1 миллиона, Болгария – 90 тысяч и Турция – 800 тысяч человек (почти половина турецких потерь пришлась на умерших от болезней). Потери стран Антанты были еще большими. Франция лишилась 1400 тысяч человек, Англия – 715 тысяч человек, а ее доминионы – 200 тысяч. Потери Италии составили 580 тысяч человек, потери Сербии и Черногории – 280 тысяч человек, потери Румынии – 250 тысяч человек, потери США – 114 тысяч, потери Бельгии – 38 тысяч, потери Греции – 26 тысяч и потери Португалии – 7 тысяч человек. Меньше всех потеряла Япония – 300 погибших.
Велики были потери России. В плен попало 3750 тысяч солдат и офицеров русской армии, из них умерло до 500 тысяч. В Первой мировой войне погибло, включая умерших в плену, более 2 миллионов наших соотечественников. В свою очередь, в русском, плену находилось 177 тысяч военнослужащих германской армии, 1737 тысяч – австро-венгерской и 65 тысяч турок и болгар. Общие безвозвратные потери Центральных держав составили 4020 тысяч человек, а государств Антанты – 5610 тысяч человек. Соотношение оказывается в пользу Германии и ее союзников – 1,4:1. Это объясняется лучшей готовностью Германии к войне и более высокой боеспособностью германской армии. Сыграло свою роль и численное превосходство Антанты, побуждавшее ее военачальников более расточительно расходовать солдатские жизни, тогда как германское командование вынуждено было в большей мере заботиться о сбережении солдатских жизней. Тем не менее таких потерь германская армия не несла никогда прежде. Даже в наполеоновских войнах, не говоря уж о франко-прусской войне, потери Пруссии и ее союзников были на порядок ниже.
Позднее национал-социалисты спекулировали памятью павших в Первой мировой войне, призывая к реваншу. Так, в 1927 году в день поминовения павших Геббельс провозглашал: «Мы обращаемся в своих помыслах к двум миллионам тех, кто изнемогал в окопах Фландрии и Польши… Наши думы о солдатах германской национал-социалистической революции, бросивших свои жизни на алтарь будущего ради того, чтобы Германия воспрянула снова… Воздаяние! Воздаяние! День его грядет… Мы склоняем головы перед вами, мертвыми. Германия начинает пробуждаться в отблесках вашей пролитой крови… Пусть раздастся маршевая поступь коричневых батальонов: за свободу! Солдаты бури!