1 Армия мертвых марширует с вами в будущее!»
Революция 1918 года: почему проиграли левые
Революция ноября 1918 года не случайно вспыхнула на флоте. Адмирал Тирпиц так характеризовал настроения германских моряков: «Линкоры стояли в устьях рек или перед ними, защищенные заграждениями, но лишенные видимой цели и, казалось, обреченные на вечное бездействие; тяжелая и однообразная служба после пятилетнего непрерывного пребывания на борту корабля становилась почти невыносимой. Эти железные ящики лишились даже тех скромных удобств, которыми они обладали в мирное время. К тому же приходилось все время быть начеку, и матросы редко получали отпуск и находились в постоянном напряжении. Таким образом, со временем на кораблях создались такие условия жизни, которые не были невыносимыми для натур с рыбьей кровью, но зато превратили флот в школу критики и рассадник разрушительных и болезненных доктрин». Длительное отсутствие активной боевой работы деморализовало матросов «Флота открытого моря». Поэтому они, равно как и солдаты Восточного фронта, уже много месяцев не участвовавшие в боевых действиях, наряду с запасными батальонами стали «горючим материалом» революции. Точно так же в Российской империи застрельщиками революции выступили матросы Балтийского флота и солдаты запасных батальонов.
Революционная власть в Германии казалась очень неустойчивой, и ее неоднократно пытались свергнуть оппоненты как справа, так и слева. Одну из таких попыток, происшедшую в декабре 1918 года, красочно запечатлел в своих мемуарах Шейдеман: «Реакция чуяла весну (в связи с декларацией Антанты, объявившей в связи с высадкой союзных войск в Одессе большевиков вне закона. – Б. С.). Она думала, что настал момент убрать все революционные декорации, чтобы прежде всего свести счеты со всем социалистическим и пролетарским. Эта мысль породила комический бунт 6 декабря. Его инициаторами были несколько молодых людей из министерства иностранных дел, которым, разумеется, не нравилось новое направление, граф Матушка и фон Рейнгабен. Инсценирован он был на деньги фон Штума, который руководил отделом информации. К ним присоединились две в высшей степени подозрительные фигуры… Спиро и некий Фигнер, который позднее занимался в Копенгагене сомнительными репортажами. Во главе нескольких сот солдат и студентов эти герои продефилировали перед имперской канцелярией, провозгласили там Эберта президентом, на что Эберт, разумеется, не отозвался, и ворвались в помещение палаты господ, где арестовали ненавистный исполнительный комитет. Правда, через час был водворен полный порядок, но только потому, что все начинание было делом нескольких смешных и бестолковых людей, у которых не было ни осмотрительности, ни мужества. Во всяком случае характерно, что в революционном Берлине здания высших органов государственной власти могли быть захвачены столь же просто, как какой-нибудь нелегальный игорный дом при полицейском налете. Но самым печальным было то, что эта глупая выходка стоила человеческих жизней. Она врезалась в чрезвычайно напряженное настроение, которое в тот же вечер разрешилось уличной борьбой между солдатами и рабочими, взволнованными чудовищно преувеличенными слухами о реакционном государственном перевороте. Свыше 40 пролетарских трупов снова лежало на улицах Берлина».
Таким образом, даже в опереточных путчах проливалась вполне реальная людская кровь.
5 января 1919 года, за две недели до выборов в учредительное Национальное собрание, левые из «Союза Спартака», только что преобразованного в Коммунистическую партию Германии, при поддержке части революционно настроенных солдат и рабочих организовали в Берлине вооруженное выступление в попытке захватить власть и по примеру своих русских единомышленников – большевиков поставить учредительное собрание перед свершившимся фактом. Поводом к восстанию послужил отказ главы берлинской полиции Эйхгорна, независимого социал-демократа, близкого к спартаковцам, подчиниться распоряжению прусского МВД об его отставке. 4 января 1919 года Эйхгорн обратился за помощью к независимым социал-демократам и коммунистам. Образованный 5 января 1919 года на волне массовых демонстраций против правительства Эберта – Шейдемана Временный революционный комитет из 53 членов, во главе с коммунистом Карлом Либкнехтом и независимыми социал-демократами Георгом Ледебуром и Паулем Шольце, заседал в здании полицай-президиума Берлина. Комитет объявил себя временным правительством и призвал к вооруженному выступлению, чтобы «довести революцию до конца». Вот как описал происходящее Шейдеман, министр иностранных дел в правительстве Эберта: «Я был в первый раз после 9 ноября с несколькими друзьями в театре, когда меня позвали к телефону и сообщили, что снова вспыхнула гражданская война… С большим трудом удалось нам ночью собраться в имперской канцелярии, где мы сидели без какой бы то ни было вооруженной помощи и без возможности предотвратить разбойное бесчинство в Берлине. Важнее, всего казалось добыть оружие. Это поручили Носке, который тотчас уехал, чтобы поискать сотрудников (при этом он произнес историческую фразу о том, что «кто-то должен все-таки стать кровавой собакой», обыгрывая прозвище, которое дали Эберту и Шейдеману левые. – Б. С.). Весь следующий день, понедельник… наши партийные товарищи, безоружные, как бы живым кольцом окружали Вильгельмштрассе, куда наступавшие отряды путчистов пытались передвинуть пулеметы с Унтер-ден-Линден и Лейпцигерштрассе.
В ночь на вторник пришли независимые: Каутский, Брейдис и Дитман, которые сами испугались господства кровожадных бунтарей и предложили свое посредничество. Пока они говорили с нами, спартаковский союз продолжал свою уличную войну и занял государственную типографию, управление железных дорог и два провиантских склада. Весь Берлин был терроризирован уличными бунтовщиками. Отпечатанный в чужой типографии номер «Форвертса» (официального органа социал-демократической партии. – Б. С.) был арестован и брошен в Шпрее. Переговоры – бессмысленная трата времени, потому что участники этих переговоров вовсе не управляли сражавшимися на баррикадах – продолжались, однако не могли привести ни к какому результату, так как революционные старосты согласились освободить на известных условиях помещения буржуазных газет, но ни за что не желали освободить «Форвертс». Спартаковский союз вообще в переговорах не участвовал. Между тем от Носке, который в неустанной, днем и ночью, работе собрал в Далеме небольшой отряд, не было никаких вестей. В эти тревожные дни мы, не уходя домой, ночевали в государственной канцелярии, под взрывы гранат и пулеметные очереди…
Наконец в четверг депутация, все члены которой были социал-демократами, объявила о своей готовности очистить помещение «Форвертса», если в ночь на пятницу с нашей стороны не будет военных действий. Но захватчики, занимавшие помещения газет и ряда правительственных учреждений, заявили, что они не выпустят из рук добычу и уступят только силе. Это также соответствовало позиции Эйхгорна, который со своими приверженцами и добытым оружием на пивоваренном заводе Бец владычествовал над северной частью Берлина как разбойничий атаман. В переговорах прошло пять дней. Всего 10 дней отделяли нас от Национального собрания. В пятницу Носке приехал в имперскую канцелярию, невзирая на все попытки спартаковцев поймать его по дороге туда. Мы заклинали его наконец выступить, хотя он не довел еще до конца своих приготовлений и во что бы то ни стало хотел избегнуть неудачи. В дождливую субботу с пестро составленным отрядом он пошел через Берлин, и в то же утро потсдамские войска освободили «Форвертс». В воскресенье к вечеру у разбойников были вырваны полицейский президиум и ряд помещений газет, а старая социал-демократическая партия исполинской демонстрацией заявила свой протест против кровопролитных попыток бунта истекшей спартаковской недели. Понадобился еще один день для того, чтобы уничтожить гнезда бунтовщиков в других районах Берлина. Всего за неделю до нашей победы на выборах в Национальное собрание было свергнуто правительство Либкнехта и Ледебура и их состоявшая из фанатиков и разбойников свита».
Об убийстве же Карла Либкнехта и Розы Люксембург, совершенном офицерами добровольческой гвардейской кавалерийской дивизии, прибывшей в Берлин уже к шапочному разбору: «В пятницу утром, 17 января, я приехал в Берлин, в гущу ужасного возбуждения, вызванного смертью обоих спартаковских вожаков, ужасные подробности которой становились постепенно известны. Я могу только повторить то, что под первым впечатлением я сказал на собрании в Крытом Рынке в Касселе: «Я сожалею о смерти обоих искренно и по серьезным причинам. День за днем они призывали народ к оружию и к насильственному ниспровержению правительства. И сами они пали жертвой своей собственной кровожадной тактики».
Выборы в учредительное Национальное собрание 19 января 1919 года принесли победу социал-демократам и партиям центристской ориентации. СДПГ получила 38 процентов голосов, партия католического Центра – 19 процентов, Немецкая демократическая партия (бывшие прогрессисты) – 18 процентов. Монархисты и правонационалистические партии, а также коммунисты получили лишь четверть голосов избирателей.
Избранный первым президентом Германии социал-демократ Фридрих Эберт в качестве государственного гимна утвердил старинную песню «Германия, Германия превыше всего», бывшую неофициальным гимном кайзеровской империи. Бывший председатель социал-демократической партии стремился быть надпартийным президентом всех немцев, и это ему в значительной мере удалось. В функции президента входило также назначение и смещение имперских чиновников и офицеров, назначение канцлера и предложенных им министров, заключение международных договоров. Он также являлся Верховным Главнокомандующим вооруженными силами. А 48-я статья Веймарской конституции позволяла президенту «в случае серьезного нарушения или угрозы общественной безопасности и порядку» принимать чрезвычайные меры и отменять действие всех других статей конституции, гарантирующих основные демократические права и свободы. Правда, все эти меры должны были быть затем одобрены рейхстагом. При этом сам президент должен был решать, является ли угроза достаточно серьезной, чтобы объявлять чрезвычайное положение. После 1933 года Гитлер воспользовался 48-й статьей для установления диктатуры.