Вам было всего три года, государь, когда отец ваш слег от какой-то тяжелой болезни. Он уже не мог ходить, и его приходилось носить в кресле. Созвал он самых прославленных из медицинских светил, но ни один из них не взялся его исцелить. Тогда он послал за моим отцом. Мой старик пришел, осмотрел государя, определил у него крайне опасный недуг и очень расстроился.
«Ваше величество! — воскликнул он взволнованно. — Как охотно я расстался бы с собственной жизнью, когда бы мог этой ценой спасти вашу! Но если вы хотите выздороветь, и поскорее, вам придется немедленно съесть волчью печенку. Предупреждаю: волк должен быть не моложе семи лет. Не забывайте, государь, ваша жизнь в опасности!»
Волк, который находился тут же, был, разумеется, далеко не в восторге от предложения моего отца, и, когда ваш покойный отец очень вежливо обратился к нему: «Надеюсь, что вы, сударь, не откажетесь пожертвовать мне вашу печень, поскольку дело идет о моей жизни?» — он нагло ответил:
«Моя печень для вас бесполезна: мне еще и пяти лет не исполнилось».
«Вздор, болтовня! — рассердился мой отец. — Это не помеха: я сам определю это!»
Конечно, волк был тут же взят поварами на кухню, и печень его оказалась вполне подходящей. Отец ваш съел ее, и все боли прекратились, тяжелый недуг миновал! За это покойный король щедро наградил моего отца и повелел, чтобы отныне весь двор величал его не иначе как доктор.
С той поры мой отец всегда находился по правую руку от государя и получил почетную золотую пряжку и алый берет, чтобы все встречные воздавали ему высшие почести. К сожалению, с его сыном, то есть со мной, не так обращаются, да и об отцовских заслугах давно забыли! Зато плуты и подлецы, что заботятся лишь о своей наживе, возвысились и пребывают в почете!
Ах, государь! Эти жадные волки думают только о себе. Они не пожертвуют даже каким-нибудь пустяком ради спасения жизни своего государя! Ведь отказался же волк послужить покойному королю своею печенью. А по мне, пусть подохнут двадцать волков, лишь бы дольше жили наш обожаемый государь и его супруга!
— Послушай, Рейнеке, — промолвил наконец король, — ты разглагольствовал здесь достаточно долго, и я тебя выслушал. Допустим, что твой отец действительно был при моем отце-короле уважаемой персоной. Но сколько же этому лет! Сам я отцовских дел не помню и об этой истории ни от кого не слышал. Зато о твоих проделках мне приходится слышать достаточно часто. Вечно ты в чем-то замешан, вечно ходят о тебе нехорошие слухи. Быть может, все это сплетни и злая напраслина, однако я хотел бы хоть раз услышать о тебе что-нибудь хорошее…
— Мой повелитель! — воскликнул Рейнеке. — Дайте мне объясниться: вашим упреком я задет за живое. Надеюсь, вы не забыли тот случай, когда мы с волком однажды затравили свинью. Тут вы, ваше величество, подошли к нам вместе с супругой и сказали, что вы очень голодны и что если мы уделим вам часть нашей добычи, это сильно подкрепит вас обоих. Изергим буркнул в ответ что-то вроде «пожалуйста», но не очень внятно — и так понимай и этак, я же сказал не колеблясь:
«Мой государь! Вы имеете право хоть на сотню свиней! Кому прикажете делить добычу?»
Вы изволили указать на волка. Изергим был этим очень доволен и стал делить, как обычно он делит, то есть бессовестно. Вам он оторвал четвертинку, вашей супруге — другую, сам ухватил половину, а мне уделил от своих щедрот лишь свиные уши да рыло. Вы, государь, были тогда очевидцем волчьего неблагородства. Свою долю вы изволили съесть, но я отлично видел, что вы не насытились. Зато Изергим ничего не заметил и продолжал, громко чавкая, жрать, а вам не предложил ни кусочка добавки.
Тут уж вы вышли из терпения и собственной лапой огрели его по затылку, содрав шкуру с башки, так что он, завывая от боли, бросился прочь с окровавленной плешью.
«Вернись! — закричали вы ему вслед. — Научись приличию! Впредь со мной делись по-иному, не то пожалеешь! А теперь убирайся и поскорее раздобудь нам хорошей еды!»
«Мой государь, — предложил я вам, — коли так, разрешите мне отправиться вместе с волком». Вы согласились. Изергим был в плохом настроении: рана на его голове кровоточила; но я подгонял его, и вскоре мы затравили теленка. А ведь вы так любите телятину! Теленок был упитанный, и вы остались довольны.
«С тобой, Рейнеке, — сказали вы мне, — двор мой не пропадет!»
Теленка поделить вы поручили на этот раз мне, и я сказал:
«Государь! Вам причитается одна половина добычи, королеве другая. Легкие, сердце и печень принадлежат вашим детям. Ножки я возьму себе — я большой любитель телячьих ножек. Самое вкусное — голову — я оставляю для волка».
Вы соизволили спросить меня:
«Где и у кого научился ты так по-придворному делить добычу?» А я указал на волка и ответил:
«Вот мой учитель, этот, с окровавленной плешью. Сегодня он открыл мне на это глаза. Теперь — что хрячок, что бычок — поделю безошибочно точно».
Так, государь мой, я не раз доказывал вам свое уважение. Все, что я имею теперь, и все, что приобрету в будущем, я предназначаю вам и королеве. Мало это будет или много, вам достанется львиная доля. Вспомните только свинью и теленка — и вы поймете, кто вам истинно предан. Может ли волк Изергим сравниться в этом с Рейнеке-лисом?
Мои враги очернили меня, но вот мой ответ: кто меня обвиняет, пусть предъявит улики или выставит верных свидетелей и поручится перед судом всем своим достоянием, как говорится, «ухом и духом». Так же поручусь и я. И самое дело должно быть разобрано честно и строго. Я вправе этого требовать.
— Так или иначе, — заметил король, — я не собираюсь мешать правосудию. Мне это противно! Однако очень велико подозрение, что ты соучастник убийства честного зайца Лямпе. Я был к нему нежно привязан, и мне больно думать, что его уже нет в живых. О, как я был потрясен, когда из котомки извлекли его голову! Баран Бэллин был казнен на месте, а ты, если можешь, оправдайся перед судом… Что касается меня, — продолжал король, обращаясь к присутствующим, — то должен сказать, что я лично снова простил Рейнеке, потому что во многих трудных случаях он доказал мне свою преданность. Если же здесь найдется какой-нибудь жалобщик, то пусть он подкрепит свои обвинения надежными свидетельствами.
— О, благодарю вас, государь! — встрепенулся Рейнеке. — Позвольте свято вас заверить, что я очень горевал, отпуская Бэллина с Лямпе, как будто что-то предчувствовал. Ведь я сам сердечно любил их обоих…
Так — слово за словом — Рейнеке-плут снова опутал всех своей хитрой ложью. Он так расписал свои «небывалые» сокровища — и действительно небывалые, потому что их никогда и не было на свете, — и держался при этом с таким достоинством, что его дерзкая выдумка многим показалась чистейшей правдой. Кое-кто пытался даже утешить притворщика. Сам король Нобель размечтался о драгоценностях, которые сулил лис, и полностью поверил обманщику.
— Успокойтесь и отправляйтесь в дорогу, — благожелательно сказал он Рейнеке. — Ищите сокровища, а если вам понадобится моя помощь, она будет вам оказана.
— Вашей милости я не забуду, — ответил радостно Рейнеке. — Дело покуда темно, но оно прояснится. Я буду странствовать денно и нощно и спрашивать каждого встречного. Если же я обнаружу сокровища и благополучно доставлю их вашему величеству, тогда мой труд будет наконец вознагражден и моя верность вам будет доказана навсегда!..
Король охотно слушал мошенника, да и все остальные поверили этой архинаглой лжи. Один только волк Изергим не сдержался. Злобно скрежеща зубами, он вскочил со своего места и воскликнул:
— Так, государь! Вы опять поверили этому вору, который уже столько раз обманывал вас? Или вы не видите, что мошенник снова обошел вас, всех нас оклеветав? Он ведь в жизни правды не скажет и будет беспардонно лгать, покуда не сдохнет! Нет, от меня он так легко не уйдет! Вы убедитесь, какой это лживый прохвост! Мне известны три его преступления, и он ответит за них, хотя бы дело пахло смертельной схваткой! Тут был разговор о свидетелях, но какой в них толк? Как бы они его ни уличали, мерзавец все повернет, как захочет. Ну, а если свидетелей нет? Выходит, что тогда преступник может и дальше совершать преступления? Да и кто же решится выступить против этого рыжего негодяя? Он всех оплюет и утопит! Нет, теперь я буду судить его по-своему! Берегись ты, разбойник!
ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ
Началось новое судебное заседание. Волк Изергим приступил к обвинению:
— Сейчас вы поймете, мой справедливый государь, — так начал он свою речь, — что Рейнеке был негодяем, негодяем остался и ничем другим никогда не будет. Много наплел он тут разных гнусных историй, чтобы обесчестить меня и весь мой род. Недаром он всегда старался причинить горе мне и моим близким.
Однажды он уговорил мою жену Гирмунду переправиться через болото к пруду. Рейнеке уверял ее, что там она может за один день наловить целую гору рыбы. Для этого, мол, ей стоит только погрузить свой хвост в воду и сидеть, дожидаясь улова: к ее хвосту прицепится столько рыбы, что нам всей семьей ее не осилить.
Сначала вброд, затем вплавь добрались они до плотины.
«Вот здесь тебе надо погрузить свой хвост!» — сказал лис моей жене.
Гирмунда так и сделала. Холодало. К вечеру ударил жестокий мороз, воду затянуло льдом, и хвост Гирмунды так примерз, что она уже не могла сдвинуться с места. Ну, жена и решила, что рыжий плут сказал правду и к ее хвосту действительно прицепилось очень много рыбы.
В это время я как раз проходил по берегу и услышал отчаянный крик моей Гирмунды. Гляжу: бедняжка не может шевельнуться, а Рейнеке вокруг нее прыгает, бьет ее лапами, дразнит и всячески над нею издевается.
«Рейнеке! — закричал я. — Что ты делаешь, мерзавец!»
Он оглянулся и убежал прочь. А я еще долго возился в ледяной воде, ломал и грыз лед вокруг Гирмунды, чтобы выручить бедняжку. Увы, все кончилось далеко не благополучно. Гирмунда в нетерпении рванулась — и четверть ее хвоста так и осталась во льду.