— Избираем мы тебя царицей турнира, — сказал ей епископ.
— Но сестра моя слишком молода, — возразил ее брат, — и не обучалась светским манерам и хорошему обхождению. Сиротами росли мы с давних пор: в Шобе жил у нас один почтенный аббат, обучил он сестру школьной мудрости и семи свободным искусствам, но этому не мог научить ее, и я боюсь, что не сумеет она быть достойной царицей турнира.
— Нет на свете краше и милее Гуты Фалькенштейн, — воскликнул какой-то незнакомый рыцарь в черном вооружении, но без эмблем и герба на щите, — нет краше нашей царицы турнира! hoch!
С удивлением оглянулся на него Фалькенштейн, но епископ почтительно наклонил голову, и Гута была избрана царицей турнира.
Много рыцарей билось на турнире и победителей Гута награждала лавровыми ветками и розами. Многие надели на левую руку зеленую ленту — цвет юной красавицы. Краснела и улыбалась Гута, но не спускала она глаз с Черного Рыцаря, прокричавшего ей hoch. Стоял он сбоку на арене с опущенным забралом, не принимая участия в состязании, и только смотрел на царицу турнира.
На третий день выехал он наконец на средину арены, и его герольд затрубил в рог. Не в обычае было выезжать на турнирах без герба или эмблемы и с опущенным забралом, но у рыцаря не было ни герба, ни эмблемы, забрало его было опущено, и только зеленая лента развевалась на его левой руке.
Никто не выезжал биться с невежливым рыцарем, но Фалькенштейн, видя, что надел он цвет его сестры, выехал к нему навстречу с поднятым мечом. Уклонился Черный Рыцарь и опустил копье: не хотел он биться с братом Гуты. Забилось сердце красавицы, и подала она сигнал к битве: не могли ослушаться ее рыцари, надевшие ее цвет, и выехали они биться с Черным Рыцарем, хотя и не соблюл он обычаев немецкого рыцарства: не выставил своего герба и не поднял забрала. Всех победил Черный Рыцарь.
Снова затрубил его герольд, и все, кто только в силах были сидеть на коне, выезжали биться с ним, и у всех выбил он из рук оружие, но со всеми обошелся вежливо — всех победил, но никого не оскорбил своим превосходством.
Провозгласили Черного Рыцаря победителем на турнире, и подошел он за наградой к Гуте. Преклонил он колена и поднял забрало, но так, чтобы кроме Гуты никто не мог видеть его лица. Согласно обычаю, поцеловала его царица турнира и надела кольцо на его правую руку, но при этом уронила свою перчатку; подхватил ее рыцарь и, прижав к губам, спрятал в кольчуге. Повернул коня незнакомый рыцарь и поскакал с арены, но Фалькенштейн догнал его и сказал ему:
— Мы с сестрой надеемся видеть вас в замке Шоб!
— Благодарю, непременно буду в замке Шоб, — отвечал Черный Рыцарь.
Не более двух месяцев прошло после Кёльнского турнира, а вся Германия была уже объята пламенем междоусобной войны: избран был императором Ричард Корнваллийский, а Альфонс Кастильский оспаривал его права на корону. Много было приверженцев у Ричарда Корнваллийского среди немецкого рыцарства, много было их и у Альфонса Кастильского.
Брат Гуты уехал, чтобы встать под знамена Ричарда, и томилась она одна в своем замке; томилась она между страхом и надеждой, но молитва за брата не шла ей на ум — ждала она и молилась за прекрасного Черного Рыцаря, как видение промелькнувшего перед нею.
Раз вечером сидела Гута в своей высокой башне и смотрела на яркие звезды, а почтенный аббат объяснял ей значение каждой из них; вдруг указал он ей на одну яркую звезду.
— Посмотри, дочь моя, как спускается к нашему замку эта чудная красная звезда! Смотри: захватила она на своем пути и ту маленькую яркую звездочку, что явилась на небе в самый час твоего рожденья. Увидишь — близка перемена в твоей судьбе, Гута! Вот-вот...
Но в эту минуту затрубил призывной рог, и Гута сошла вниз, чтобы принять посетителей, кто бы они ни были. В зале, куда поспешила она, стоял уже Черный Рыцарь с поднятым забралом, но в полном вооружении.
При входе Гуты стал он на одно колено, как требовал того долг вежливости, а Гута поцеловала его по обычаю гостеприимства.
— В твоей власти моя жизнь и смерть, Гута, — сказал рыцарь, — приехал я сюда просить руки царицы Кёльнского турнира. Пока не могу я открыть своего имени, но клянусь тебе, что рода я столь же знатного, как и Фалькенштейны!
— Я люблю тебя, рыцарь, и готова следовать за тобою, кто бы ты ни был, но до возвращения моего брата не могу обещать тебе стать твоей женой.
— Я сам не посмел бы теперь же связать твою судьбу с моею, — возразил Черный Рыцарь, — еду я сражаться за императора Ричарда. Жди меня по окончании войны: я вернусь, если не погибну!
— А я умру, если ты погибнешь или изменишь: Фалькенштейны любят только раз в жизни и не переживают своей любви.
Обнял Черный Рыцарь Гуту и, прижимая ее к своему сердцу, сказал:
— Жди и надейся!
Не успела оглянуться девушка, как Черный Рыцарь исчез и только звонкие удары копыт его коня гулко раздавались в ночной тишине.
Вернулась Гута на свою высокую башню и всю ночь следила за красной звездой, ярко блиставшей над самым замком. Ярко горела и звезда надежды в сердце девушки.
Но вот прошел целый год: Альфонс был побежден, молодой император короновался в Ахене, и Фалькенштейн вернулся домой в родовой свой замок — но Черный Рыцарь не возвращался. Спросила о нем Гута брата, но не встречал его Фалькенштейн в рядах императорского войска: Черный Рыцарь исчез — словно виденье, растаял в тумане!
Грустно и одиноко проводила дни свои Гута. Редко сходила она со своей высокой башни и надежда исчезала из ее сердца, а вместе с надеждой таяла и сама ее жизнь.
Думала Гута, что погиб или изменил ей Черный Рыцарь.
Но вот в один прекрасный летний день чудный прозрачный воздух, разносивший по долине звон колоколов и звуки веселых песен поселян, донес и гулкий звон конских копыт, и разговоры всадников, ехавших по дороге к замку Шоб.
Все ближе и ближе подъезжали всадники; сторожевой дал знать, что какие-то рыцари направлялись к замку: Фалькенштейн приказал опустить подъемный мост и сам вышел навстречу гостям.
— Здравствуй, благородный рыцарь! — закричал ему ехавший впереди всех всадник. — Узнаешь ли ты нас?
— О, мой король, мой император! — воскликнул Фалькенштейн, — удостой меня великой чести — сойди с коня и посети мой замок!
— Я именно к тебе-то и ехал, — отвечал Ричард, — но где же твоя прелестная сестра, царица Кёльнского турнира?
— Прости, государь, что не прибежала она встретить тебя, — ей не успели еще дать знать о том, какое счастье посетило нас.
— Я приехал к ней сватом от моего лучшего друга.
— Прости, государь! Дала она слово выйти замуж за Черного Рыцаря, победителя на Кёльнском турнире. Но рыцарь этот исчез, и мы не знаем даже, кто он был, а между тем сестра моя стала тенью прежней прекрасной Гуты, и никакие увещания мои и угрозы не могут заставить ее забыть о нем, и боюсь, что она осмелится отказать даже и своему августейшему свату.
— Хорошо, но все же сходи к ней и отнеси ей вот эту перчатку.
Принял Фалькенштейн перчатку из рук императора и отнес ее Гуте.
Как только увидала Гута перчатку в руках брата, кинулась она в замковый зал и упала в объятия Ричарда.
— Наконец-то вернулся ты, вернулся ко мне мой Черный Рыцарь! — воскликнула она.
— Да, я приехал за тобою, дорогая моя, по вернулся я к тебе не Черным Рыцарем, а германским императором.
— Ты — император!? Ты, мой милый, мой жених, мой Черный Рыцарь!?
— Да, я — император Ричард. Я увидал тебя на турнире, куда приехал по приглашению епископа, чтобы познакомиться с немецким рыцарством. Увидав, я полюбил тебя, и, как и ты, я могу любить только раз в жизни, и любовь моя кончится лишь с моею смертью!
В скором времени торжественно отпраздновали свадьбу, а затем Ричард короновал свою супругу в Ахене.
На свадьбу и на коронацию собралось народу видимо-невидимо со всех концов германской земли. Не каждому ведь приведется видеть, как венчается император!
После коронации пошли пиры, забавы и турниры...
Но Ричард не выезжал уже биться с рыцарями, и не была Гута царицею турнира: она кланялась народу как императрица, и народ кричал ей hoch — старонемецкое hoch!
Замок Шоб переименовался в Гутенфельс и имя это уцелело за ним и до сих пор.
Эренфельс
Замок Эренфельс прислонен к высокой горе, и великий Рейн омывает его подножие. До сих пор еще стоит он, неприкосновенный в своем мрачном величии, и спокойно смотрит на правые и неправые дела, что совершились, а может быть, совершаются и до сих пор вокруг его крепких стен и темных башен. Крыло времени словно не задело его!
Когда-то в стенах его жила Ута — Ута, дочь Эренфельса, любимца Карла V. Была она обручена с владетелем соседнего замка, храбрым рыцарем Генрихом Рейхенштейном. Любили друг друга Ута и Генрих и не могли дождаться дня свадьбы.
Но вдруг пронесся слух, что изменил рыцарь императору: Генрих Рейхенштейн изменил Карлу V!
Позвал Уту отец и сказал ей:
— Отказал я Генриху Рейхенштейну: изменник не может быть моим зятем!
— Я люблю Генриха, — твердо отвечала девушка, — мы обручены перед Богом, а что соединил Господь, не разъединить того людям!
— Дочь должна повиноваться своему отцу, а подданная — своему императору. Проклятье — удел непослушных!
Шатаясь, поднялась Ута на свою высокую башню. Села она у узкого окна и стала смотреть на Рейхенштейн, где сосредоточивалось все ее счастье.
Облитый серебристым лунным светом, стоял замок, словно окутанный прозрачной дымкой, а башни его уходили в темную высь. Но вот красноватая туча поднялась над Рейхенштейном; разгоралась она все ярче и ярче; окна замка осветились зловещим пламенем; огненные языки и черные клубы дыму скрыли башню: Рейхенштейн пылал, подожженный со всех четырех сторон!
Так свершился над ним строгий суд Карла V.
С тоской следила Ута за пожаром: огонь пожирал и ее счастье! Ни молитвы, ни слез не оставалось у Уты — она смотрела и прислушивалась, прислушивалась и смотрела: кровавым светом облита была вся окрестность, кровавые волны катил за минуту до того тихий серебряный Рейн!