Генерал понимал, что обстановка, конечно, не самое главное. Ее всегда можно изучить и принять решение. Даже такое, за которое платят самую высокую цену. А вот людей… Пока что Назаров знал: пойдет на дело самый опытный и самый толковый. Здесь не важны ни анкетный листок, ни характеристика. Ободряло присутствие Реутова. Когда-то вместе служили, учились в одной академии, дружили. В сложившейся ситуации это было большой удачей.
Генерал думал. Ясно: бомбу трогать нельзя. Порт и город не отодвинешь. Пролежала фугаска в земле двадцать с лишним лет и накопила за это время столько сюрпризов… Каких? Откроешь – узнаешь. А рванет?
Генерал закрыл глаза. Проклятое давление! Сердце стучало гулко, как метроном. И стук этот, казалось ему, слышен по всему порту.
Наконец полковник остановился. Он принял решение, оставалось согласовать с генералом:
– Разрешите обратиться, товарищ генерал!
Назаров не сразу сообразил, что эти слова относятся к нему, и какое-то время продолжал смотреть в окно, затем резко повернул голову и, слегка покраснев, смущенно ответил:
– Ну что уж так официально, Семен Петрович? Попроще не можешь? – И уже совсем по-домашнему спросил: – Кому доверим, Семен?
– Круминю! – Какую-то долю секунды полковник помедлил и добавил: – Капитану Круминю.
Сказано все это было с такой уверенностью, что остальные вопросы генерал задал словно по инерции:
– Латыш, что ли?
– Да!
– Давно знаешь?
– Всю службу.
– Молодой?
– Двадцать семь.
– Коммунист?
– Комсомолец, наш комсорг.
– Ты на меня, Семен, не обижайся, я ведь людей совсем не знаю.
– А я и не обижаюсь, Иван Николаевич, я понимаю. Потому и сам волнуюсь больше, чем следовало. Ребят хороших у нас немало, есть и отчаянные, есть и зубры, но здесь ведь ювелир нужен с железными нервами. А это Круминь, другого такого нет.
– Зовут как?
– Илмар.
– Он что у тебя, все время по этому делу работает?
– Я вам говорю, Иван Николаевич, лучшего у меня нет.
– Познакомиться можно?
– Пожалуйста, – полковник выглянул в дверь и крикнул: – Капитана Круминя ко мне!
В комнату вошел высокий офицер. Остановился у порога, быстрым взглядом окинул комнату, затем отчеканил три шага, вытянулся и, глядя куда-то между генералом и полковником, словно там был кто-то третий, доложил:
– Капитан Круминь по вашему приказанию прибыл.
Назаров внимательно смотрел на офицера. Статный блондин с голубыми глазами. Симпатичен. Так по крайней мере казалось с первого взгляда.
– Вы знаете, капитан, зачем мы вас пригласили?
– Так точно, товарищ генерал!
Назаров удивленно поднял брови.
– Откуда же вам известно?
Теперь удивление отпечаталось на лице офицера.
– Так бомба же, товарищ генерал!
– Ну и что?
– Разряжать нужно, товарищ генерал.
Сказано это было спокойно и уверенно.
– Вы убеждены в этом? Вы считаете, это единственный выход?
– Так точно, товарищ генерал!
«А ведь Реутов, кажется, прав, этому парню характера не занимать», – думал генерал.
– И не страшно? – генерал в упор смотрел на офицера.
– Страшно, товарищ генерал.
– Вы боитесь?..
– Конечно, товарищ генерал. Дело опасное. В бомбы такого калибра они и хитроумные ловушки ставили.
– И все-таки готовы пойти на такое дело?
– Если прикажете, товарищ генерал.
– А если не прикажут? – в голосе Назарова читались нотки разочарования.
– Значит, пойдет кто-то другой, товарищ генерал.
– То есть вы хотите сказать, что не прочь отказаться от задания? Правильно я вас понял?
– Нет, товарищ генерал.
– Тогда объяснитесь.
– Вы спросили меня, товарищ генерал, боюсь ли я? Конечно, боюсь. Если я скажу, что нет, вы мне не поверите, и это будет правильно, потому что это будет ложь. Вы думаете, что я готов отказаться. Так я же сам на это дело напросился. – Круминь искоса глянул на полковника. – Но, если вы прикажете, конечно, пойдет другой.
Генерал улыбнулся.
– Слушайте, капитан, вы хитрить умеете?
– Умею, товарищ генерал, но не люблю.
– А врать?
– И не умею, и не хочу.
Назаров откровенно расхохотался.
– Садитесь, капитан, чего стоять. Сам откуда родом, из Риги?
– Из Риги, товарищ генерал.
– Вы хорошо говорите по-русски.
– У нас все говорят.
– Так уж и все?
– Во всяком случае, понимают все.
– Мне доводилось встречаться с латышами во время войны. Даже был один приятель, кстати, тоже Круминь.
В это время дверь отворилась и в кабинет вошел начальник порта. Почерневший, измученный, он грузно сел в кресло, достал из кармана носовой платок и вытер им лицо и шею. Жалко было смотреть на этого пожилого человека, ставшего за несколько часов старше на много лет.
– Тяжко, Юрий Карлович? – спросил Реутов.
– Тяжко, Семен Петрович, и час от часу не легче, – он достал из кармана бумажку и положил на стол. – Штормовое предупреждение!
– Да, только этого нам не хватало, – полковник пробежал содержание бумаги и передал ее Назарову. – Шторм идет, товарищ генерал.
Назаров прочел бумагу, зачем-то сложил ее вчетверо и аккуратно положил на стол.
– Что будем делать, товарищи? – вопрос относился ко всем.
Несколько мгновений стояла такая тишина, в которой, казалось, можно было услышать даже мысли друг друга.
Первым нарушил молчание Реутов:
– Надо начинать немедленно. Как вы полагаете, Юрий Карлович?
Начальник порта опустил глаза. Было видно, как дергается веко…
– Вопрос лишь в том, кто кого опередит: мы или Стихия.
– А вы что скажете, капитан?
Как только начался разговор о шторме, Круминь встал. По его лицу невозможно было определить, волнуется он или нет. Только холодный блеск глаз давал возможность догадываться, что творится у него на душе.
– Я готов, товарищ генерал.
– Сколько времени вам надо на подготовку?
– Я думаю, час-полтора хватит.
– Это значит в двадцать – двадцать тридцать, – прикинул генерал. – А если не успеете до шторма?
– А разве у нас есть другой выход, товарищ генерал?
В комнате снова наступила тишина. Начальник порта рассматривает какое-то пятно на столе. (Бывает же такое: двенадцать лет просидел за этим столом и не замечал никаких пятен.) Реутов чертил на листке бумаги тоненькие стрелки. Генерал не спускал с Круминя глаз, будто надеясь именно в эти мгновения раскрыть нераскрытое, понять непонятное. А Круминь по-прежнему смотрел в окно.
Наконец Назаров встал. Поднялись и остальные.
– Вы правы, капитан, другого выхода действительно нет. Приступайте. А вы, полковник, проверьте связь, свет, ограждение, безопасность… Докладывать лично мне! Вопросы будут?
Когда офицеры ушли, Назаров прошелся по кабинету. Долго осматривал макеты кораблей и сувениры, выставленные в шкафу за стеклом, перетрогал все телефонные аппараты у письменного стола, затем обратился к начальнику порта:
– Вот ведь как жизнь устроена, Юрий Карлович!
– Да, Иван Николаевич, к сожалению, пока так. Смотришь на все это и думаешь: что ж ты, человек, делаешь? Неужели еще не научен? Все старается выдумать такое, чтоб не только человека на земле не осталось, а и микробы холерные сбежали к чертовой матери. Живи, радуйся, помогай друг другу. Нет! Все ему неймется. Продолжительность жизни считают… А что ее считать? Плюнуть не успеешь, как она позади, жизнь. Капитан этот пацан… Ему бы на танцы с девчонкой, в футбол играть, а он пошел… – Лагздынь подошел к столику, взял бутылку боржома и раскупорил ее с таким остервенением, что горлышко раскололось.
Швырнул осколки на поднос, зло хлопнул дверью и вышел. Назаров еще какое-то время бесцельно рассматривал макеты судов, потом резко повернулся и зашагал к выходу.
Небо, еще несколько часов назад такое безоблачное и голубое, замутилось облаками. Порывы ветра заставляли хвататься за козырек фуражки.
Назаров прошелся по опасной зоне и про себя отметил, что прилегающая к ней часть порта отличается от опасной тем, что ее (при неблагополучном исходе, о котором хочешь не хочешь думалось) разворотит, возможно, чуть меньше. Генерал постоял возле экскаватора до тех пор, пока не установили последнюю пару прожекторов. И когда они вспыхнули, осветив все мертвым белым светом, Назаров подумал: «Готова операционная». Вот уж действительно точное слово – операция. Генерал даже на какое-то мгновение представил себе Круминя со скальпелем в руках. Усмехнулся: «Только здесь, как ни старайся, спасибо пациент не скажет. Сам поблагодаришь, если доживешь до следующей операции».
Подошли Реутов и Круминь. Капитан был уже не в форме, а в спортивном костюме. Медленно расставляя слова, он смущенно проговорил:
– Извините, что в таком наряде. Чувствуешь себя легче и как-то, – он окончательно смутился, – безопасней. Чепуха, конечно, но привык.
«У тебя уже привычка, – подумал генерал, – привычка ходить на смерть». Но ответил бодро:
– По мне, капитан, иди хоть голый, только назад возвращайся.
Круминь ответил в том же тоне:
– Постараюсь, товарищ генерал. Я, знаете, в этом тоже заинтересован.
– Ну что ж, товарищи офицеры, сверим часы и в путь… На моих двадцать тридцать две. Из зоны всех, Семен Петрович, убрать! Через десять минут, капитан, приступайте! Давай руку на удачу. Ни пуха тебе, ни пера, Круминь, и пошли ты нас к чертовой матери.
Назаров крепко пожал Круминю руку.
Ветер крепчал с каждой минутой, и генерал подумал, что море шумит, как приближающаяся линия фронта. Он дошел до здания управления порта и, не оборачиваясь, чтобы не увидеть мертвого света прожекторов, света, в котором молоденький капитан должен был сделать, быть может, самое главное дело своей жизни, вошел в знакомый уже кабинет. В комнате было пусто. Достал из кармана таблетки, глотнул одну, подумал и глотнул вторую. «Удачи тебе, парень, удачи. И тебе, и нам». Уселся в кресло и устало вытянул ноги. Теперь делать было нечего. Он уставился в электророзетку на стене и просидел, не меняя позы, до тех пор, пока не пришел Реутов.