А мужик ярился. Он зло переминался с ноги на ногу и пытался что-то произнести. Но в момент, когда он наконец выдавил из себя первое слово, резкий металлический голос перекрыл шум в зале и пригласил пассажиров рейса 317 пройти на поле для посадки в самолет. И хотя речь шла только об одном рейсе, к вещам бросились все.
Мужик пробился к своему чемодану-сундуку, перекинул через плечо мешок и пошел напролом к выходу.
– Женщин и пассажиров с детьми просим пройти вперед!
Пассажиры обалдели от непогоды, от духоты и холода, от ожидания, от всего на свете и готовы были сделать что угодно – лишь бы скорее сесть в самолет. Поэтому они безропотно расступились. Получилось, что мужчина и женщина, до этого скромно стоявшие в стороне, оказались в центре внимания.
– Товарищи, проходите, не задерживайте посадки. Я вам говорю, мамаша.
Слова явно адресовались женщине с обезьянкой. Дама передернула плечами и подошла к трапу.
Но стюардесса заприметила неладное.
– Гражданка, с животными нельзя, не положено, пройдите отсюда.
– Это почему же? – вмешался мужчина, спутник обезьяньей хозяйки. – У нас и билет есть, и все документы оформлены, будьте любезны ознакомиться.
Он протянул пачку бумаг.
– А я говорю, пройдите, не мешайте посадке.
Словесная дуэль разрасталась, а толпа мокла под дождем.
Люди заволновались. Они вдавились в трап и, уже ничего не разбирая, никого не слушая, пошли в самолет. В несколько минут все было кончено. Стюардесса с дежурным обиженно мотались взад-вперед, выясняя обстановку, но все выходило правильно: безбилетников не было, каждый сидел на своем месте. Только мужчина и женщина по-прежнему стояли у трапа. Руководители посадки посовещались и приступили к ознакомлению с документами. Было явно видно, что подобные случаи в их практике дело нечастое. Они вновь и вновь изучали билеты, перечитывали справку, шептались, молча глядели друг на друга и наконец изрекли:
– Нельзя!
Впервые заговорила женщина.
– Слушайте, товарищи, вас же никто не просит об одолжении, есть утвержденный порядок, выполняйте его, и только. Я не понимаю, что вас смущает и что вам не ясно: документы оформлены, все оплачено…
– А я говорю, нельзя, – стояла на своем стюардесса.
– Товарищи, вы своевольничаете, это безобразие, – вмешался мужчина.
– Ладно, Саша, успокойся. Скажите, где можно видеть ваше начальство?
Дежурный, к которому адресовался этот вопрос, сделал вид, что не слышит.
– Товарищ, я к вам обращаюсь.
– А мне начальство не докладывает, где оно. Кабинет вон там, – он ткнул пальцем в сторону аэровокзала.
– Хорошо, проводите меня туда.
– Еще чего, – дежурный крайне оскорбился, – каждого провожать – работать некогда будет.
– Ладно, сама найду. Саша, ты побудь здесь, – она передала мужчине обезьянку, – а я схожу.
Стюардесса оскорбленно заволновалась:
– Только предупреждаю – ждать мы вас не будем.
Женщина окинула девчонку спокойным взглядом и уверенно произнесла:
– Подождете!
После этого неторопливо направилась к вокзалу. Бежали минуты – пять, десять, пятнадцать… Волновались и пассажиры, и экипаж, и дежурный со стюардессой. Женщина не возвращалась. Уже несколько раз из дверей самолета выглядывал мужик со сдвинутым на затылок треухом, наводил справки и начинал ругаться, а женщины все не было. Наконец дежурный не выдержал и побежал к вокзалу. Прошло еще добрых десять минут, прежде чем он и пассажирка вышли оттуда и направились к самолету. Дама шла по-прежнему неторопливо, с достоинством. Дежурный что-то полушепотом сказал стюардессе, та недовольно скривилась и, глядя куда-то в небо, проговорила:
– Проходите.
Когда мужчина и женщина появились в самолете, все как по команде повернулись в их сторону, на лицах читались злость и раздражение. Мужик-«воевода» окинул женщину нагловатым взглядом и, даже не пытаясь умерить голоса, произнес:
– Все-таки влезла, клизма!
Женщина подошла к мужику, поманила к себе пальцем, что-то сказала ему на ухо, затем распрямилась и по-мужски, наотмашь, смазала по физиономии. Смазала и пошла как ни в чем не бывало.
Мужик, возле которого валялся мешок, вдавился в кресло и вдруг сделался таким маленьким, что, казалось, рядом с ним можно было посадить еще кого-нибудь.
Тут заработали двигатели, задрожал пол, самолет медленно потянулся к взлетной полосе, вкатился на нее и поехал, подпрыгивая, как на мостовой. Добежал до самого конца, развернулся и стал. Постоял, словно собираясь с мыслями, взревел одним, затем другим двигателем и вдруг рванулся вперед.
За стеклами иллюминаторов, как в кино, осталось то, что мгновения назад было крупным и ощутимым. Домики, поля, даже овраги – все такое сверху правильное и красивое – расплывались в одно большое серое пятно. Было тепло, покойно и уютно. Мерный гул моторов убаюкивал, как колыбельная. И дрема захватила разомлевших от усталости людей. Бодрствовала только стюардесса.
С момента взлета прошел час с небольшим. Чмокал во сне мужик, свернулась калачиком обезьянка на коленях хозяйки. Внезапно из дверей экипажа выскользнула бортпроводница, подошла к женщине и тронула ее за плечо:
– Товарищ… Гражданочка!
Дама открыла глаза и глянула на стюардессу. Девчонка так волновалась, что было не только видно, но даже слышно, как стучат ее зубы.’
– Что случилось?
– Вы случайно не врач? – Стюардесса говорила захлебываясь.
– Врач, – очень серьезно ответила женщина, затем мягче, с легкой улыбкой добавила: – Случайно.
– Ой, можно вас попросить со мною?
Сказано все это было с таким придыханием и угнетающей мольбой, что женщина немедленно поднялась, переложила обезьянку на колени мужчине и пошла вслед за бортпроводницей.
Пассажиры спали. Женщина вошла в пилотскую и остановилась. Справа в кресле с лицом без единой кровинки, с какими-то стеклянными глазами лежал один из членов экипажа. Он был без сознания. Рядом с таким же лицом, но шевеля губами и жадно хватая ртом воздух, лежал второй пилот. А командир экипажа, словно заведенный, то поднимал, то опускал голову. Глаза у него были закрыты, по подбородку стекала слюна. Он судорожно цеплялся за штурвал и все время пытался что-то сказать. В кабине стоял неприятный кислый запах.
Женщина осмотрела одного, второго, третьего, затем открыла дверь и поманила пальцем своего спутника.
– Саша!..
Мужчина встал, несколько мгновений соображал, куда деть мартышку, затем положил ее в кресло и пошел к пилотской. Он вошел в кабину, быстро окинул взглядом обстановку, при этом у него на лице не дрогнул ни один мускул, обменялся с женщиной долгим взглядом и приступил к осмотру. Делал он это неторопливо и уверенно. Наконец распрямился и изрек:
– Как по учебнику.
– Причем сильное, – добавила женщина.
– Куда уж больше.
Стюардесса, ничего не понимая, нетерпеливо переводила глаза с одного на другого, затем не выдержала и спросила:
– Что с ними?
Вместо ответа последовал вопрос:
– Давно это случилось? – спросил мужчина.
– Да, почти сразу, как взлетели.
– Значит, давно. Плохо.
– Вы что ели перед полетом?
– Грибы, – девушка почему-то виновато опустила голову.
– И что, перед рейсом никто не жаловался?
– Нет… Господи, что с ними?
– С ними, милая моя, отравление, и очень сильное.
В глазах стюардессы плеснулся ужас, но до конца происходящее она еще не осмыслила, потому что вновь спросила:
– Но вы им поможете?
– Помочь им можно, но только не здесь, – это говорила женщина.
– Как же это?.. Это значит?..
– Это значит, что прежде всего надо взять себя в руки, – отрезала женщина.
Но бортпроводница уже не сдерживалась и разревелась. Она закрыла лицо руками и бросилась к выходу. Но не успела сделать и шагу, как сильная рука припечатала ее к месту.
– Молчать! – Сказано это было так, что стюардесса немедленно прекратила плакать и удивленно глянула на женщину. – Не реветь надо, а действовать. Ты в авиации служишь или где? – Женщина говорила спокойно, строго, в ее голосе не слышалось ни волнения, ни страха. – Ты что, одна на борту? Забыла, кто в салоне?
– Но что делать? – Лицо бортпроводницы принимало нормальное выражение. – Вы понимаете, что будет, если мы не поднимем пилота?
– Понимаю, дорогая, понимаю. Но говорю еще раз: возьми себя в руки и никаких истерик.
– Хорошо, я постараюсь.
– Ну и молодец. Сколько нам осталось лететь?
– Минут сорок.
– Ну так у нас еще уйма времени.
– Чтоб написать завещание?
– А у тебя есть что завещать? Кроме глупости, я пока ничего не вижу, – сказано это было зло и строго.
Стюардесса виновато опустила голову.
– На борту никого из летного состава нет?
Стюардесса сдвинула плечами:
– Откуда?
– Отвечай!
– Да я их всех как облупленных знаю.
– Плохо. Это значит… значит, – женщина разговаривала сама с собою, но смотрела на мужчину. Он был бледен, но спокоен.
– Я думаю, Маша, другого выхода нет.
– Пожалуй, да. Ну что ж, – женщина встряхнула головой и весело глянула на бортпроводницу, – будем спасать твой экипаж… Давай, Саша, помогай!
…Пассажиры, потягиваясь, застегивали ремни, готовились к посадке. О ней говорило табло над пилотской кабиной, о ней говорили уши, словно набитые ватой, о ней говорили облака, уже набегающие снизу. Машина сползла в них, потрепыхалась в белом месиве и вдруг вынырнула над землей. Казалось, еще несколько мгновений и полет будет окончен…
Но самолет, опуская вниз то левое, то правое крыло, поднимаясь под облака и опускаясь до самой земли, делал и делал круг за кругом, никак не желая садиться. Пассажиры то и дело переводили глаза с левых иллюминаторов на правые и ничего не понимали. Стюардесса разнесла конфеты, проверила, все ли пристегнулись, и, расхаживая по проходу, без конца почему-то спрашивала, не нужно ли кому пакетика для авторучки.
Наконец самолет пошел на посадку. Когда земля приблизилась настолько, что на нее хотелось выпрыгнуть, бортпроводница отпрянула в самый конец салона, закрыла лицо руками и заплакала. Никто не обратил на нее внимания. Самолет коснулся земли, подпрыгнул, затем припечатался к ней и покатил. Пассажиры облегченно вздохнули, расстегивая ремни, кое-кто поднимался и доставал вещи. И вдруг всех, словно бичом, стеганул резкий женский окрик.