В таинственном особняке проводились встречи-слеты, позволяющие выходить за рамки религиозных принципов и исламской морали. Ведат давал возможность разгуляться самой больной и извращенной фантазии в реальной атмосфере стиля и брендов. Будучи тонким психологом, спекулируя своим же именем, он заманивал «крупную рыбу» в сети, из которых в дальнейшем было не выбраться. Правда, вырываться никто и не стремился! Открыто и не боясь подпортить репутацию набожной персоны, в особняке можно было иметь кого угодно и сколько угодно, при этом впадая в наркоэкстаз. Особи женского и мужского пола были проверены и физически здоровы. Секс-рабов здесь не держали: платили огромные суммы самой жертве (иногда ее роль мог играть сам заказчик, мечтающий быть психологически или сексуально униженным) – и она становилась частью тусовки, обслуживая до пяти желающих воплотить экстрим-фантазии. Это были своего рода извращенные игрища вдалеке от Ветхого и Нового Заветов и еще дальше от Корана и его толкования.
А на следующий день участники игрищ делали пожертвования бедным верующим, деньгами искупая свои грехи и одновременно пополняя копилку философа.
Внезапно я вспомнила о Лейле:
– А Лейла знает?
– Знает ли она? – он нервно заулыбался. – Она и захотела, чтобы я крутился возле дяди.
– Химчистка? – «Неужели нельзя было найти занятие достойнее», – подумалось мне.
– Все просто в этом смысле. Кто-то должен чистить территорию и заметать все улики. И вообще-то, бизнес сам по себе не так уж и плох!
Все было четко продумано и теперь уже предельно ясно. Ведат имел полный контроль не только над психологическим состоянием тусовки, но и над всем тем, что носила и использовала денежная элита. Имея данные о крови, слюне, потожировых выделениях и образцы ДНК, Ведат знал о своих подопечных все и умело контролировал внутреннюю атмосферу замкнутого круга.
Моя психика не смогла выдержать всей этой информации, и, внезапно почувствовав головокружение и тошноту, я потеряла себя в пространстве и времени. Эрол заволновался, но его мельтешение не помогало стереть картинки из моего разыгравшегося воображения. Исчезнув и появившись через мгновение, он несколько грубо сунул мне в рот какую-то таблетку и заставил рассосать неприятную пилюлю.
Недоверчиво последовав инструкциям, уже минут через десять я почувствовала прилив веселья и стала как-то истерично посмеиваться: может, над собой, может, над Эролом, может, надо всем, теперь уже не имеющим никакого значения.
– Тебе надо отвлечься. Извини за метод, – утвердительно сказал он.
Осознав действие принятого средства, заменившего страх и переживания бездарной пустотой и необычным весельем, в глубине души я позитивно восприняла его неоднозначный поступок. Перебравшись в гостиную, я схватила свои бумажки с турецкими словами и, стараясь произвести хорошее впечатление и уверить Эрола в моей способности к языкам, огласила весь список. При этом меняла звучание слов и промахивалась с ударением, так что Эрол невольно развеселился, слушая мои перлы.
– Хватит уже, это невозможно спокойно слушать! Ты убила турецкий! – Как и я, позабывшая о волнениях и тревогах, он не мог согнать с лица улыбку.
Внезапно, отбросив тетрадь в сторону и подкатившись к нему с явной заявкой, я вызывающе посмотрела ему в глаза.
– Хочешь стриптиза?! – мой голос звучал совсем пошло, а пальцы расстегивали пуговицы на сексуально обтягивающей его тело рубашке.
– Я думаю, такой шанс еще выпадет, – он кинул взгляд на мою перебинтованную ногу.
Позабыв обо всем, я хотела обратить фонтан эмоций в сексуальные действия.
Он подхватил меня на руки и опустил на просторный диван.
На этот раз Эрол был совсем не таким, как на яхте: нежный и внимательный, выдержанный и ласковый, он заставлял трепетать от прикосновений его губ к моей коже. Медленно снимая с меня одежду, лаская каждую клеточку тела, он слился со мной в долгом поцелуе, одновременно заполнив физическую и душевную пустоту.
Не отрываясь от моих губ, он гладил мои волосы. Мы оба чувствовали положительные вибрации, дарящие ощущение душевного полета. Одновременно отдавшись кульминационному оргазму, мы продолжали крепко держать друг друга в объятиях последующие минуты.
Незаметно уснув и дав себе возможность восстановиться, я проснулась с ясными новыми мыслями. По прошествии нескольких часов положение дел не казалось таким уж трагичным. Поставив себя на место Эрола, я быстро смекнула, что, должно быть, он устал от сценария жизни, придуманного не им, где ему отводилась нелепая роль владельца сети химчисток.
Пока я одевалась, дважды нетерпеливо прозвенел домофон.
Первой из лифта вышла Москвичка, за ней последовал понурый шофер. Я продолжала смотреть на уже закрывшиеся двери лифта.
– Не жди! Она не придет. Вот, за вещами послала.
– И почему это так?
– Сейчас водителю отдам ее шмотки и сядем спокойно поговорим. – С этими словами Ленка поднималась по ступеням дуплекса.
Собрав вещи Нашей и спустив сумку вниз, без слов протянула ее шоферу. Так же молча, почти без звука, Москвичка закрыла за ним дверь.
– Что-то тихо у вас. CD есть какие-нибудь?
– Да, кажется… Cafe del Mar подойдет? – Стараясь поймать настроение подруги, я перебрала диски и остановилась на нужном: «20th Anniversary». – Может, вина?
Взяв бутылку белого, штопор и бокалы, я вернулась обратно и устроилась на диване.
– Ну, вперед! – Ленка, смотрела на штопор, с которым я обращалась неуверенно.
– Ты же знаешь, я не могу!
– Я тоже!
На сей раз повезло больше, и вот я уже наполняла прозрачной жидкостью изящные бокалы.
– Танцевать на закрытии будем только мы. Послезавтра партнер прилетает. Как договаривались: две штуки на каждого. Два выхода – все в рамках. – Сделав первый глоток, Москвичка начала говорить по делу. Сказала – как отрезала: четко и понятно.
– А с Нашей что?
– С кем-то познакомилась. За час промыли мозги. Сказала, что я не пойму, мол, типа, мы не мусульмане, а корни предков наставляют ее на нужный путь. Дурь какая-то! Может, я и не понимаю, но чувствую, что это сектантство и сутенерство!
Говоря о Нашей, хотелось бы отметить смешение кровей в ее нестандартном генеалогическом древе. Религиозный дед – потомственный туркмен, давивший восточным менталитетом; попавшая в годы войны в СССР бабушка-немка, в 1993-м вернувшаяся обратно в Германию; воспитанные в советской идеологии родители, сумевшие перебраться в Москву из маленького азиатского села, – все это непростое наследие влияло на Ленкино мировоззрение. Взяв бабушкину немецкую фамилию и получив европейский паспорт, Елена Маратовна Генрих являлась западной личностью с сильным оттенком восточного менталитета.
Можно было лишь догадываться, что у такой яркой персоны творилось в душе. Москвичка часто говорила о Нашей «себе на уме», впрочем, сегодня за нее явно думал кто-то другой.
– Ты с Ахмедом разговаривала? – поинтересовалась я.
– Лучше мне вообще не разговаривать!.. А глупо улыбаться и смотреть мужикам в рот. – Одним длинным глотком, опустошив бокал, Москвичка продолжала: – Зачем я старалась, институты заканчивала? Чтобы мужиков распугивать? Они таких не любят.
– Боятся, – поправила я.
– Ну не знаю, только после минуты диалога грань была проведена и рамки строго очерчены.
– Да ладно тебе. Не расстраивайся! Все к лучшему. – Мои примитивные, но зато от всей души, искренние доводы не утешали Москвичку, а тем более не повышали ее самооценку.
Видя на ее примере, что неглупых думающих женщин мужчины почему-то сторонятся, я начинала переживать за собственное будущее. Самцам гораздо проще находиться в компании кукол, позволив себе полностью расслабиться, нежели обдумывать каждое слово рядом с такой, как Ленка. Правда жизни, балансируя между двумя полюсами, старалась найти золотую середину…
– Ты думаешь, сложно было уловить его жадные взгляды в ее сторону? Кажется, он особо этого и не скрывал, – Ленка рассказывала печальные подробности беседы с Ахмедом.
– Ты серьезно? – Я представила картинку: он разговаривает с Москвичкой, а все его внимание направлено на Нашу.
На самом деле так всегда было: сексуальный образ Нашей тянул как магнит. Длинные нарощенные волосы, идеальные линии фигуры 90×60×90, тонкая шпилька и глубокое декольте, что уж там говорить, завораживали даже женщин. Засматриваясь на нее, они старались глазами забрать хоть какую-то часть красоты, а если бы это было возможно, стянули бы платье или блузку с идеального тела, чтобы немедленно нацепить на себя.
– Куда серьезнее! Когда она повернулась, он вообще чуть не упал!
Действительно в чертах Нашей было больше от холодной строгой немки, чем от славянской девушки. Иногда она злоупотребляла макияжем, и это граничило с вульгарностью.
Из сегодняшнего урока Москвичка сделала определенные выводы: завлекающее платье имеет неоспоримое преимущество перед повседневным нарядом, а макияж Dior лучше, нежели его полное отсутствие.
– Расслабляться не надо! Плюс «держи язык за зубами» – манифест нового дня! – Рассмешив меня своей речью, она разлила остаток вина по бокалам.
Направившись к бару за другой бутылкой, Ленка заглянула на кухню, чтобы захватить пару кубиков льда.
– Вау! Ты должна это увидеть! – Москвичка застыла у открытых окон и позвала на кухню меня.
Парящие по морским просторам спортивные яхты оставляли разноцветные следы на синих волнах, рисуя пестрые узоры.
– Эрол говорил, американские скоростные моторки устроят показ… Круто!
– Первый раз присутствую на таком мероприятии! – призналась я.
– Я тоже…
Как оказалось, не все можно увидеть, проживая в Лондоне или Москве. Стамбул удивлял своей непредсказуемостью.
Полюбовавшись представлением, которое устроили яхты, Ленка вдруг произнесла:
– Он на тебя запал…
– Думаешь?
– Знаю.
– Ну если ты говоришь, значит, оно так и есть, – уголки моих губ приподнялись в довольной улыбке.