Немного отстранившись, она посмотрела на меня, словно полностью просканировав опытным взглядом, и через несколько мгновений мягким жестом пригласила нас войти.
Мои представления о пожилой бабушке потерпели крах! Старая дама следила не только за своими манерами, но и за внешним видом. Она встретила нас в элегантном костюме и с уложенными волосами, а при рукопожатии я ощутила мягкость кожи, увлажненной хорошим кремом. Я была ошарашена!
Беседу хозяйка вела в деликатной и тонкой манере, не спрашивая о моем происхождении и уровне образования. Пожилая леди рассказывала о своей молодости, жалуясь на времена, когда в летний зной платье или юбка без колгот воспринимались как вульгарность и откровенное неприличие. В конце своей речи, сравнивая времена и века, она призналась, что не завидует юным особам, подверженным искушениям и соблазнам современной жизни. Достав альбом с полки, она показывала фотографии времен своей молодости, сделанные в Париже, Риме и даже в Екатерининском дворце Петербурга. Дойдя до свадьбы, рождения детей и семейных архивов, она стала быстро перелистывать страницы, по-видимому, не испытывая ностальгии по семейному очагу.
– А вот и дети. Лучше бы я не допускала тех ошибок молодости, – остановившись на полуслове, она взяла колокольчик и звонко потрясла им.
На пороге салона появилась домработница, находящаяся с хозяйкой круглосуточно и неотлучно.
– Турецкий кофе? – Пожилая леди отложила альбом.
– Никогда не пробовала! – призналась я.
– Какое упущение! – Отдав распоряжение приготовить три чашки, она вернулась к оборвавшейся мысли. – Мой муж и я показали детям лучшую сторону жизни. Это их сильно избаловало. Через некоторое время мы осознали, что дети выросли во взрослых эгоистов.
Попросив у нее альбом и взяв его в руки, я перелистывала страницу за страницей, рассматривая снимки всевозможных праздников и торжеств. Многие фотографии были сделаны в европейских городах. Детство Лейлы и Ведата было понятным: привычка обладать лучшим с младенчества, семейное благополучие и учеба в Штатах оторвали их от общей массы турецких детей, создав огромную пропасть между разными мирами. В дальнейшем для Ведата не составило никакого труда придумать собственную систему, возведя себя в ранг философа и прототипа для подражания. Что касается Лейлы, ей хотелось продолжать жить вот так хорошо, не прилагая со своей стороны особых усилий.
Эрол молча сидел на соседнем диване, поигрывая пультом от телевизора. Домработница подала кофе, протянув каждому крошечную чашечку, стоящую на маленьком блюдце с серебристым узором.
Я не успела сделать глоток – леди дотронулась до моей руки, настояв на том, чтобы я пила кофе медленно, думая о самом сокровенном. Рассказав о традиционном гадании на кофейной гуще, она без доли лукавства заявила, что из нее получилась бы отличная гадалка! Кофе медленно выпивают, чашку плотно накрывают блюдцем, переворачивают и на некоторое время оставляют, дожидаясь, пока гуща растечется по внутренним стенкам и блюдцу, образуя некий рисунок.
Эрол, пощелкав пультом, нашел телеканал о яхтинге и абстрагировался от происходящего, с интересом уставившись на экран. По бабушкиной просьбе он проделал то же самое со своей чашкой.
– …я привык. Не часто, раз в году, она приглашает меня на сеанс гадания.
– И все предсказания сбываются?
– Вообще-то, я обычно забываю, а потом, когда что-то случается, вспоминаю, что она так говорила. Должно быть, совпадение…
– Наверное… – Гадания и предсказания, прежде казавшиеся глупостью, сейчас развлекали меня, заставляя с нетерпением ждать судьбоносный результат.
Взяв мое блюдце, леди изучила темные разводы на нем сквозь хрупкие очки, затем заглянула в чашку и долго крутила ее в пальцах, сконцентрировавшись на расшифровке проявившихся узоров. Наконец она радостно оповестила нас, что линии на блюдце четкие, а в чашке несомненно виден полумесяц.
Ожидая толкования символов, я нетерпеливо заерзала на месте.
– Ясная жизнь и удача.
– И все?
– А этого разве мало?! – Затем она взглянула на блюдце Эрола, быстро осмотрела его чашку снаружи и внутри, поставила ее рядом с моей. – Не так удачно, как у тебя, зато полно приключений.
Эрол по-прежнему смотрел в телевизор, растворяясь в рассекаемых парусником огромных волнах. Его тяга к приключениям была очевидна, быть может, недостаток удачи не позволял заняться любимым делом, превратив хобби в профессию.
Внезапно щелкнув пультом и погасив экран, он взял меня за руку.
– Нам пора.
– Не держу вас, молодежи нужно время, чтобы побыть наедине, – понятливая женщина восхищала своей мудростью и достоинством.
Прощаясь в дверях, я захотела так же поцеловать бабушкину руку, как это сделал Эрол. Последовав его примеру, я прижалась лбом к внешней стороне ладони.
– Благослови вас, дорогая. – Мой искренний жест явно растрогал пожилую леди.
Домой мы возвращались молча. Уже оставили позади Босфор, а в голове моей все еще звучали отголоски ее слов. Я думала о нас с Эролом: «Стал ли он моей Удачей, а я – его Приключением?»
О наступлении месяца рамадан, священного в незнакомой и чуждой мне религии, я узнала из новостей, одинаковых на всех каналах. Репортажи из бедных районов Стамбула рассказывали о хлебных (pide) очередях, образующихся перед заходом солнца, и типичном для вечернего часа столе (iftar sofrası). После захода солнца и прочтения молитвы постящимся разрешалось употреблять пищу до наступления рассвета.
Следуя исламской религии, малоимущие держали пост – в отличие от обеспеченных обитателей марины, которые с самого утра рассаживались по кафе, не отступали от ежедневных привычек выпить пару стаканчиков чая.
На мой вопрос о соблюдении поста (oruç) Эрол ответил как-то уклончиво и саркастично:
– Ты шутишь?
– Нет, я серьезно. Ты постишься? – я настаивала на прямом ответе.
– Лучше другим помочь, чем соблюдать все это.
– И как ты помогаешь?
– Пожертвованиями для бездомных детей. Это то, что я могу делать.
Не спроси я, вряд ли Эрол похвастался бы сделанными детскому дому пожертвованиями. Не держа пост и смело заявляя о бессмысленности данного действа, он казался атеистом. Однако помощь, оказанная приюту, была реальной и перевешивала чашу весов с традиционной религиозностью.
– Хочешь, вместе съездим?
– Прекрасная идея!
Вечером того же дня Лейла пригласила нас на ужин в местный ресторан турецкой кухни. Полностью заполненный и шумный Develi Kebab больше напоминал столовую, нежели ресторан. Одно лишь преимущество определяло высокий уровень и качество пищи – местонахождение в самом центре марины.
Лейла ожидала нас внутри, уже сидя за столиком.
– А твой папа? – поинтересовалась я, поскольку еще ни разу не видела отца Эрола.
– Лучше не спрашивай! Она не берет его на люди, много возни!
Присоединившись к столику с видом на яхты, мы влились в общую атмосферу ифтара. Бегающие, как муравьи, официанты заставили скатерть всевозможными мезе. Дело еще не дошло до горячего, а я уже наелась.
– Вы поститесь? – взглянув на Лейлу, набожно читающую молитву, я задала вполне уместный вопрос.
– Да.
– Должно быть, это тяжело…
– Нет, не очень. Я пью воду и съедаю что-нибудь маленькое на завтрак.
«Это она серьезно?» Я не могла представить, что человек, отказавшийся от ланча, считает себя постящимся и на людях с высокодуховным видом читает молитву. «Неужели все присутствующие здесь так же веровали и следовали указаниям Корана?»
Лейла что-то усердно растолковывала Эролу, перейдя на турецкий. Бросив взгляд на меня, она извинилась за образовавшийся языковой барьер.
За прошедший месяц Эрол отлучился на вечер всего лишь раз. Я не расспрашивала его о бизнесе, понимая – он хочет уйти от сложившихся реалий, стараясь постепенно изменить свое положение в чужой игре. Казалось, он ищет ответ на вопрос о собственных целях, тщетно стараясь найти зацепку, как превратить желаемое в действительное.
Молчание затянулось. Мы, не сговариваясь, устремили взгляды на марину, вдохновляющую на любые начинания и планы.
Оплатив счет, который составлял недельный бюджет простой турецкой семьи, мы покинули ресторан. Небрежно попрощавшись с Лейлой на выходе, Эрол предложил мне прогуляться вдоль причала.
– Ты часто видишь Ведата?
– …лишь раз.
– Любишь танцевать? – Увидев шатер Murphys, я внезапно сменила тему беседы, поняв, что о Ведате и химчистках мы говорить не будем.
– Можно попробовать.
– Придется подождать. Во время Рамазана не может быть никаких плясок и алкоголя. Просто нехорошо!
– Понятно.
Подойдя к бортикам, ограждающим дорожку, Эрол пристально смотрел на небольшие парусники, плавно покачивающиеся на тихих вечерних волнах.
– О чем думаешь? – толкнув его в бок, спросила я.
– Способен ли я…
– На что?
– …организовать парусную академию?..
Блистательные идеи приходят внезапно! Хотя в этом случае цели и их решения были как на ладони, в той же марине, бережно покачивающей в своих водах яхты.
Эрол ушел куда-то с самого раннего утра. Я как обычно собралась на спортивную прогулку, выкатила велик из подземного гаража. Запрыгнув на сиденье и проехав несколько метров, в боковом зеркале увидела вспышки мигающих фар едущего позади автомобиля. Поравнявшаяся со мной Audi TT удивила неожиданным сюрпризом.
– Ты? – мои глаза округлились – я увидела знакомое лицо.
– Сигналю, сигналю. А ты с наушниками. Запрыгивай!
– А велик?
– В подъезд поставь.
– Как у тебя дела? – Хотелось поговорить обо всем, но я начала с банального вопроса.
– У меня-то отлично, а вот у вас не очень-то.
Наша завернула на соседнюю улицу, припарковавшись у бордюра, сняв солнечные очки, развернулась ко мне.
– Что случилось?