опрощались с детьми словами «Mutlu bayramlar» – «Счастливых праздников». Напротив здания нас ожидала одиноко припаркованная машина.
Подойдя к багажнику, моментально открыв крышку и буквально на лету поймав выскочивший оттуда шарик, Эрол протянул его мне со словами:
– С днем рожденья, Marina!
Я держала воздушное сердце с надписью Happy Birthday, на конце которого так же была привязана коробочка, завернутая в цветную бумагу. Развязав узлы ленты и жадно сорвав обертку, я по просьбе Эрола закрыла глаза, а он что-то быстро застегнул на моем запястье.
– Happy time! – произнес он свое поздравление.
Стильные белые часы красовались на моем запястье, показывая полдень.
– Какая красота! Спасибо! – стыд захлестнул меня, окрасив щеки в пунцовый цвет.
Мне стало неприятно от собственной мелочности и эгоизма, породивших домыслы о позабытом дне рождения. Почувствовав мое настроение, он крепко обнял меня. Загадав желание, я отпустила шарик в небо, и он поднялся под облака. Его уносило прохладным осенним ветром.
Включая мобильник, находившийся в режиме молчания, Эрол увидел пять пропущенных вызовов из дома бабушки.
– Она, должно быть, ждет нас. Едем, быстро.
На трассе по направлению к мосту он набрал номер. Ответила домработница, сказала одну лишь фразу: «Это я звонила». Отбросив телефон, Эрол нажал на газ. Несмотря на праздничные пробки, проехав по запасной линии, мы оказались напротив дома старой леди через тридцать минут. Все это время Эрол угрюмо молчал, что в сочетании с отброшенным телефоном говорило о беде, случившейся в доме бабушки.
Дверь была приоткрыта… В прихожей мы увидели сидящую на полу домработницу. Прислонившись к стене, одной рукой она держала телефон, а другой вытирала льющиеся потоком слезы.
– Я только вам сообщила.
– Правильно сделала. Где она?
Женщина кивком указала на гостиную.
Мы устремились туда.
Старая леди умерла мирно. Смерть застала ее за просмотром утренних газет. Облаченная в шелковый халат пожилая дама, должно быть, ожидала свой завтрак, сидя в мягком кресле у окна. Поднос с разбитыми тарелками и разлитый на полу кофе ясно показывали реакцию домработницы на увиденную ею картину. Должно быть, завтрак сам выскочил из ее рук от неожиданного шока.
Эрол, подошедший вплотную к бабушке, опустился на колени, взял ее руки и, поцеловав каждую по очереди, прильнул лбом к ее ладоням. Затем что-то долго шептал, потом резко поднялся, направился к полкам. Взяв огромный фотоальбом, он обратился к плачущей женщине:
– Матери сообщи.
– Вы не останетесь?
– Нет. Я и так опоздал.
– Она вас ждала… – голос женщины дрожал, а истеричные рыдания не смолкали…
Эрол уже спускался по лестнице, казалось, позабыв обо всем. Наклонившись к женщине, я могла сказать лишь: «Я сожалею», поспешив за Эролом, уже открывающим входную дверь.
Молча доехав до марины, машина остановились у знакомого парусника. Отплыв от Фенербахче, Эрол выключил мотор. Взяв альбом, он рассматривал каждую фотографию.
Оставив его наедине с переживаниями, я уселась на другом конце палубы и стала читать сообщения в мобильном. Мама, Юлька, пара друзей из МВД, Москвичка – все поздравляли и желали приблизительно одного и того же: счастья, здоровья, любви. Я написала «спасибо» и разослала одно это слово по нескольким адресам. Мне не хватило бы и десяти СМС, чтобы описать сегодняшний день.
Послышавшийся громкий смех заставил меня обернуться. Эрол с какими-то бумагами в руках хохотал до слез. Выброс эмоций был вполне оправдан. Перелистывая альбом, Эрол наткнулся на файл, содержащий копию нотариальных документов на имущество, пять лет назад переписанного на имя домработницы, и медицинское заключение врача о нормальной психической дееспособности старой леди. К документам прилагалось письмо, адресованное Эролу. Будучи уверенной, что он не будет претендовать ни на что, кроме этого альбома, мудрая бабушка именно к нему приложила послание для единственного внука. В письме она говорила о своем решении оставить дочь без апартаментов в Nışantaşi и просила Эрола помочь продать давно переписанную на служанку квартиру и перевести всю сумму в Болгарию, откуда та была родом, чтобы женщина, которая преданно заботилась о бабушке, могла купить дом и открыть кафе на черноморском курорте.
«Хотелось бы увидеть перекошенное лицо Лейлы. Помоги женщине, мой мальчик. Пусть сразу уезжает. Береги себя, мой ребенок. Бабушка любит тебя».
Последние строки сменили смех Эрола на тихие слезы. Безнадежность и чувство досады охватили его душу: какие-то часы не дали застать бабушку в живых в ее последний Байрам.
– Типично в ее стиле! Моя лиса-бабуля!
Эрол, отложив документы, набрал номер:
– Мать там?
– Да… Здесь… Как же это произошло? Как дальше быть?!
Перебив ее на полуслове, Эрол дал важные указания:
– Берите паспорт и уходите. Вещи оставьте. Скажите матери, что в аптеку идете и сразу обратно. Возьмите такси и езжайте сюда. Я вас встречу.
Тем же вечером Лейла звонила Эролу и спрашивала, не знает ли он телефон адвоката бабушки и не видел ли случайно документы на собственность.
– Знать не знаю.
– Ладно, сама все решу.
Не став слушать болтовню Лейлы, Эрол оборвал разговор.
За два дня оформив доверенность и отправив домработницу рейсом до Софии, Эрол разместил объявление о продаже на балконе бабулиных апартаментов. Назначив цену в 300 000 евро и скрепив договор рукопожатием, он передал ключи знающему толк в деле риелтору.
Лейла пришла в неистовое бешенство, обнаружив новый замок в двери и объявление с номерами телефонов риелтора. Все, что полагалось ей в наследство, было доставлено службой грузоперевозок на дом. Расписавшись за огромную коробку, Лейла обнаружила внутри кадушки с цветами и записку от старой леди: «От мамы с любовью к окружающей среде».
Лейла немедленно позвонила Эролу, который подтвердил ее худшие подозрения и сообщил о решении бабушки наградить всех по заслугам, не оставив ничего сытым родственникам и отписав преданной прислуге квартиру стоимостью в несколько сотен тысяч евро.
Незамедлительно и без приглашения нагрянув в особняк Ведата, который так и не появился на похоронах, ограничившись роскошным венком, преимущественно из белых орхидей, Лейла закатила брату истерику, требуя любыми путями повлиять на неблагодарного Эрола, так беспардонно разбазаривающего семейное имущество, потакая бредням выжившей из ума старухи.
– Нам следует уважать ее решение. На то воля Аллаха.
С этими словами Ведат деликатно проводил сестрицу к выходу, заметив, что цветы по почте – очень удачная шутка, в полной мере отражающая характер их матери. Призвав Лейлу к смирению, он захлопнул за ней дверь.
Несолоно хлебавши Лейла впустую бегала по адвокатам и риелторам, а через пару недель слегла с приступом алчности под названием инфаркт. Впрочем, вскоре оправившись, она продолжала копить и увеличивать недобрые чувства, теперь уже не только по отношению к отошедшей в другой мир матери, но и к избалованному отпрыску и влиятельному брату, который откровенно повеселился, узнав о решении старой леди оставить Лейлу с носом.
Апартаменты были проданы за 300 000 евро, и Эрол перевел всю сумму на счет домработницы бабушки. Женщина, которая за всю жизнь не видела таких денег, до сих пор не осознавала своего нового материального положения, позволяющего приобрести комфортабельное жилье и открыть ресторан на морском побережье.
Погрузившись с головой в дела с продажей бабушкиной квартиры, Эрол старался отвлечься от потери близкого человека. Днями и вечерами пропадая в море, иногда задерживаясь на собственной яхте, он оставался один на один с воспоминаниями и каждый вечер листал старый фотоальбом.
Несколько недель, прожитых уныло и монотонно, предвещали наступление зимы. Намека на снег не было, даже понижения температуры не ожидалось, и серые дни навевали скуку и тоску по дому. Впервые за долгое время мне взгрустнулось, и я затосковала по белой метели. Взяв телефон, я позвонила в Россию.
– Але, – Юлькин голос послышался на другом конце линии.
– Привет! Это я!
– О! Маринка!
– Как ты там? Снег валит?
– Да, тут такие пробки! Вот на парковке не можем место найти!
– Куда приехали-то?
– В IKEA. Мебель будем покупать.
– Тете Марине привет!
– А я не с тетей Мариной. Мама к своему переехала. Не думаю, что ее постигнет участь таскаться по дешевым мебельным.
– Так ты одна, что ли?
– Костик со мной. Тебе привет от него.
– …Ему тоже… – Я немного запоздала с ответом, потому что никак не могла поверить услышанному. Зная, какой Костик гуляка, я легко могла представить походы по ночным клубам, но не по мебельным магазинам. – Юль, ты это серьезно?
– Да! Мы серьезно… А! Место свободное, кажется… Все, пока, дорогая!
Собравшись наконец с мыслями – фантазия рисовала интригующие сюжеты покупки мебели в IKEA, я поймала себя на неожиданном интересе к чужим страстям. Такое любопытство было вызвано долгим отсутствием секса. Я разделяла с любимым переживания смерти близкого человека, но мое сострадание зашло слишком далеко.
На вопрос: «Как долго может оставаться без секса влюбленная пара?» я затруднялась ответить, но понимала, что двадцать дней не являются здоровым показателем, а все страдания не вернут любимую бабушку с того света.
Надев соблазнительное белье, поверх набросив осенний плащ и проскользнув в женственные туфли Escada, я решительно нажала на кнопку лифта, ожидая появления кабины. Спускаясь вниз, рассматривала себя в зеркале. Мое привлекательное отражение вдохновляло на сексуальные подвиги, придавая уверенности в наступательных действиях.
Идя вдоль линии припаркованных яхт, откатавших летний сезон и теперь уже не особо жалованных вниманием хозяев, я невольно обратила внимание на матроса, покрывающего пол палубы лаком под ритмичные звуки, как сказала бы моя мама, первобытных напевов. Громкая музыка раздражала и говорила об уровне развития данного слушателя. Впрочем, надо заметить, некие музыкальные произведения доносились и из приличных авто, ожидающих на светофоре и вызывающе газующих на едва загоревшийся зеленый свет. Ох уж эти музыкальные пристрастия современной Турции…