— За неделю до этого.
— И вы не опасались, что там его кто-нибудь найдет?
— Никто не осмелился бы рыться в моих ящиках, к тому же они закрыты.
— А где вы держали его раньше?
— В запертом чемоданчике на чердаке. Вместе с другими военными трофеями.
— Куда вы направились после того, как застрелили всех тех людей?
— Я пошел по Норра Сташунсгатан до автовокзала, там взял такси, поехал в офис, забрал со стоянки свой автомобиль и вернулся домой.
— А автомат вы выбросили по дороге, — вставил Гунвальд Ларссон. — Будьте спокойны, мы найдем его.
Форсберг не ответил.
— Что вы чувствовали, когда стреляли?
— Я защищал мою семью, мой дом, мою фирму. Вы стояли когда-нибудь с оружием в руках, зная, что через несколько секунд вам нужно будет прыгнуть в окоп, в котором полно врагов?
— Нет, — сказал Рэнн. — Мне никогда не приходилось это делать.
— Значит, вы ничего не понимаете! — крикнул Форсберг. — Вам лучше вообще помалкивать. Ну как такой идиот может понять меня?!
— Это дальше продолжаться не может, — вмешался врач. — Его необходимо увезти на процедуры.
Он нажал на звонок. Вошли два санитара. Форсберга, который продолжал кричать, выкатили вместе с кроватью из палаты.
Рэнн принялся укладывать магнитофон.
— Ненавижу этого негодяя, — внезапно заявил Гунвальд Ларссон.
— Что?
— Я скажу тебе то, чего никому никогда не говорил, — объяснил Гунвальд. — Мне жаль почти всех, с кем я сталкиваюсь на этой службе. Они, как правило, затравлены. Жалеют, что вообще родились. Это не их вина, что они ничего не понимают и что все у них валится из рук. Такие, как этот, калечат их жизнь. Такие самолюбивые свиньи, которые думают только о своих деньгах, своих домах, своих семьях и своем так называемом положении в обществе. Они считают, что могут приказывать другим только потому, что занимают более высокое положение в обществе. Таких людей множество, однако большинство из них не совершает глупостей вроде удушения португальских шлюх. И поэтому мы никогда не сталкиваемся с ними. Мы видим только их жертвы. Здесь же мы имеем дело с исключительным случаем.
— Возможно, ты прав, — сказал Рэнн.
Они вышли из палаты. В глубине коридора перед какой-то дверью стояли два высоких полицейских. Они стояли неподвижно, скрестив руки на груди.
— Кого я вижу, это вы, — побурчал Гунвальд Ларссон. — А ведь действительно, эта больница находится на территории Сольны.
— Значит, вы в конце концов поймали его, — сказал Квант.
— Вот именно, — добавил Кристианссон.
— Не мы. Это главным образом заслуга Стенстрёма, — возразил Гунвальд Ларссон.
Приблизительно часом позже Мартин Бек и Кольберг пили кофе в кабинете на Кунгсхольмсгатан.
— Собственно, Стенстрём решил загадку убийства Тересы, — сказал Мартин Бек.
— Да, — согласился Кольберг. — Однако он поступил неразумно, решив работать в одиночку, и к тому же не оставил никаких документов по этому делу. Просто удивительно, но этот парень так и не стал до конца взрослым.
Зазвонил телефон. Мартин Бек поднял трубку.
— Привет. Это Монссон.
— Где ты?
— На Вестберга-алле. Я нашел ту страницу.
— Где?
— В кабинете Стенстрёма. Под бумагой, которая покрывает столешницу письменного стола.
Мартин Бек молчал.
— А мне казалось, что вы все здесь обыскали, — укоризненно добавил Монссон. — По-моему, ты так говорил.
— Ну?
— Он сделал две пометки на этой странице. В правом верхнем углу написал: «Положить в папку „Дело Тересы“», а внизу написал имя и фамилию: Бьёрн Форсберг — и поставил вопросительный знак. Вам это говорит о чем-нибудь?
Мартин Бек и на это ничего не ответил. Держа трубку в руке, он начал громко смеяться.
— Ничего себе, — сказал Кольберг. — Смеющийся полицейский. — Он порылся в кармане. — Вот тебе монетка.