Профессор не отрицал ни одного уточнения офицеров. Он был подавлен ситуацией, несмотря на то что выспался и даже чувствовал бодрость в теле. Непонятная тоска гуляла по отдохнувшему профессору, и это чувство давило на него. Робот признал лицо профессора и выдал рейтинг, от которого один из полицейских удивленно и даже пренебрежительно посмотрел на Афу. Оставшийся в новой квартире смартфон сообщал всему Байхапуру, что рейтинг Асури равен 1974 баллам. Этот балл по классификации опасности находится в нижнем классе, агрессивно настроенном против всего общества. Старший офицер охраны и надзора распорядился вызвать два автомобиля, взял ключи от нового жилища у профессора и передал их одному из полицейских.
– Тэн! – Обращение резануло ухо. Оно применялось к преступникам. Афа никогда не видел человека с рейтингом «тэн», он только понимал, что сам когда-то определил этот уровень граждан республики к уровню Человека-14, то есть подлежащим к переселению в резервацию. Как выглядело это место, профессор не знал, он предполагал, что для этого есть специальные работники, и проверять или контролировать ему не было никакого смысла. Асури закрыл глаза и вздрогнул…
– Тэн, сейчас вам привезут ваши вещи. Прошу вас пройти в надзорную комнату для ожидания автомобиля.
Старший офицер говорил, не обращая внимания на профессора, куда-то в воздух. Словно наговаривал сухой текст в компьютер для распоряжения. Ни одной интонации, ни одного естественного повышения звука. Строго, сухо, безапелляционно…
Профессора привели в небольшой бункер без окон и мебели. Только один металлический стул у стены был привинчен к полу. Афа опустился на него и подпер голову кулаками. Мысли ушли окончательно, профессор тихо сидел и ни о чем не думал. Для этого не было сил. Шок после обращения «тэн» еще не прошел. Так, не двигаясь, он просидел больше часа.
Щелкнула дверная щеколда, и Асури попросили выйти. У входа в здание охраны стоял автомобиль-фургон. Рядом с ним у капота лежал саквояж профессора. Чемоданов, тех двух маленьких чемоданов, что Афа оставил в квартире, рядом не было. Только саквояж…
– Ваши вещи, – так же нейтрально выдавил старший офицер. – Возьмите их и садитесь в машину.
Полицейский открыл заднюю дверь фургона. Профессор сел в автомобиль, и дверь тут же захлопнулась. Стало темно, и только узенькие щелки с противоположной стороны пропускали в утробу фургона синеватый свет.
Только теперь Афа вспомнил о своем рюкзаке. В темноте на ощупь он попытался проверить содержимое кожаного мешка. Все было на месте. Нож, походная посуда, фонарь и Hennessy… В пластиковом пакете лежала записная книжка, несколько карандашей и ручек. Исключая коньяк, все это было обычным набором профессора-путешественника, когда ему приходило в голову побродить по бескрайнему побережью или уйти в горы, которые опускались прямо в океан. Дикая природа давала Афе силы, очищала мысли от шелухи. Асури очень любил пробираться в нетронутую стихию и прислушиваться к мерному течению великого времени.
Афа нащупал ребристый край бутылочной пробки, потянул и сделал один глоток. Голод уже давал о себе знать, и коньяк был воспринят организмом как еда, в голове мгновенно зашумело, и стало почти безразлично все: и темнота, и автомобиль, и «тэн», и даже «Лотос-1». Сутки, всего сутки отделяли преступника от лауреата Нобелевской премии – проанализировать не было ни времени, ни возможности. Афа и не анализировал. Он даже не понимал, смирился ли он со всеми своими приключениями и бедами. Ничего не было ни в голове, ни в сердце. Разве что маленький шепот предлагал глотнуть еще коньяка, который вчера еще должен был быть исключен из жизни профессора навечно. Афа прислушался к шепоту и улегся на лавку в фургоне, придерживаясь за ремни при поворотах. Автомобиль мчался по ухоженному шоссе…
Клацнул замок в фургоне, дверь открыли настежь.
– Тэн Асури, выходите!
Профессор поднялся с лавочки автомобиля, подхватив саквояж и рюкзак, вышел. Автомобиль уперся в нескончаемую, огромную, сколько хватало глаз, стену. Металлическое ограждение ярдов в шесть высотой оканчивалось тремя лентами электрического шнура. На лентах покачивались обгоревшие тушки птиц, которые по незнанию опускались на провода и тут же сгорали. Темными комочками на лентах они сопровождали всю стену. Через каждые пятьдесят ярдов из стороны в сторону покачивалась видеокамера вместе с прожектором, который включался уже в темное время суток. Пространство у стены было абсолютно пустое, никаких построек, деревьев и еще чего-нибудь такого, что загораживало бы обзор. Вдалеке виднелся одноэтажный дом-барак, откуда в полном обмундировании для экстренных случаев шли десятка полтора охранников республики. Черные комбинезоны-скафандры матово поглощали свет, и только полированный шлем играл всеми возможными отблесками.
Полицейский, который сопровождал профессора, стоял перед открытой дверью и молча смотрел на Асури. Робот-контролер начал передвигаться вокруг Афы, постоянно щелкая глазами. Окончив фотографирование, робот подкатился к профессору совсем близко и попросил повторить за ним несколько фраз:
– Пожалуйста, тэн, повторите те слова, которые я вам сейчас предложу. Прошу вас… – Робот зычно произносил незамысловатые фразы об удачном урожае, отвратительной погоде, прекрасном виде на горы и еще много чего непонятного и бессмысленного.
Афа повторял вслед за роботом и затем прослушивал свою же речь, которую машина отправляла в банк данных. Офицер стоял молча и только что-то записывал себе в блокнот, глядя на циферблат на спине у робота.
Подошли охранники со светящимися головами. Несколько ухищрений, и стена приоткрыла дверь в острог. Полицейский тоже подошел к щели в заборе, повернулся в сторону Афы:
– Пожалуйста, проходите, тэн Асури. Впредь вы будете лишены всякого контроля за своим поведением, и в то же время вы не имеете права появляться на гражданской территории государства Байхапур. Любая попытка попасть обратно будет пресечена.
Придерживая тяжелую и толстую дверь, полицейский ждал, когда Афа войдет в нее. Лямка рюкзака зацепилась за выступы в проеме. Асури дернул мешок. Перешагнув через высокий порог, Афа оглянулся. Огромный люк уже захлопнулся и через пять секунд вжался в стену так, что стал едва заметной щелочкой по своему периметру. Откуда-то сверху раздалось угрожающее:
– Отойдите от стены на двадцать ярдов.
Профессор оглядел стену, местами уже покрывшуюся ржавчиной, посмотрел вверх на громкоговоритель и отвернулся к пространству, которое теперь станет для него единственным местом для окончания жизни. Это он знал очень хорошо. Во всех докладах, которые время от времени доходили до профессора, были отчетливо указаны все меры предосторожности в случае желания тэна вернуться в человеческое общество.
XVIII
Профессор поднял саквояж и медленно пошел в пустыню. Становилось душно и сухо. Первые пальмы не давали своей тенью никакой прохлады. Воды тоже нигде не было. Мучительная жажда все больше и больше заставляла профессора ускорить шаг. Не понимая, куда ему надо идти, профессор просто старался не останавливаться в тайной надежде, что когда-нибудь это кончится. Неожиданно проскользнула мысль, что кончится все, а не только это. Пить хотелось больше, чем думать о своем финале в пустыне. Благо деревья стали появляться чаще. Сорвав несколько листков кетапанга, Афа стал жевать их. Что-то влажное, но кислое ощущалось во рту. Никакой воды малайзийский миндаль не давал, но сухость ушла, и, несмотря на вязкость во рту, стало легче идти.
«Если найти воду, то с ней и миндалем можно жить», – неожиданно появилось в голове у профессора. Отметив для себя эту мысль, Афа Асури усмехнулся. Собственно, других мыслей голове не было нужно. Этой достаточно.
Пройдя еще около часа, профессор оказался в довольно обширной заросли прибрежной флоры. Густые кусты казуарины смешались с пенанго-лаутом и кетапангом. Среди зелени было прохладнее, и, хотя по-прежнему мучила жажда, идти стало действительно легче. Несколько раз Асури останавливался и осматривался. Он боялся уходить в чащу, чтобы не оказаться среди дикой природы окончательно. Поэтому он иногда сворачивал поближе к окраине кустарника и шел вдоль него.
Совершенно неожиданно профессор наткнулся на тропинку. Точно, сомнений быть не могло – эта тропа создана человеком! Радость охватила Асури, он уселся у вытоптанной дорожки прямо на траву. Потом неожиданно вскочил, стал вглядываться то в одну сторону тропы, то в другую. Но узкая дорожка была пуста, а там, за горизонтом, как казалось Афе, могло бы существовать начало или конец этого пути. Осталось выяснить, в какую сторону идти.
– В конце концов, нет никакой разницы! И там, и там есть смысл – не может же тропа вести в никуда.
Оставив саквояж, профессор решил немного пройти и осмотреться. Тропа углублялась в кустарник, и было совершенно невозможно догадаться, куда ведет дорожка через зеленую чащу, которая уже напоминала тропические джунгли. Единственной радостью оказалось то, что под ногами стало мягко и сыро. Афа согнулся над своими следами – никакого сомнения, что где-то рядом мог быть источник. Шагнув наугад несколько раз, профессор сообразил, что влага и вместе с ней вязкость шагов увеличивается только в одном направлении. Оглядевшись, чтобы запомнить место, Асури сошел с тропинки.
Действительно, уже через десяток шагов его туристические туфли стали влажными и грязными. Вода была где-то рядом. Профессор остановился и затих. Был отчетливо слышен какой-то шелест всего в нескольких ярдах. Шагнув туда, он чуть было не провалился в топкое месиво. С трудом вытащив ногу вместе с ботинком, Афа смотрел, как яма быстро заполнялась водой. Дальше идти было опасно, он стал ждать. Вода наполнила до краев углубление от ноги профессора и успокоилась.
«Еще немного подождать, – размышлял Афа, – и грязь в воде осядет». Как бы ни хотелось пить, профессор боялся прикоснуться губами к болотной жидкости. Прошло немного времени, и он уже мог различить на дне ямы какие-то листочки, вода светлела и очищалась. Осторожно, чтобы не замутить маленький колодец, Асури встал на колени и коснулся воды. Маленький глоток неожиданно показался не вонючим питьем, а напротив, во рту ощущалась легкая и чистая прохлада. Нагнувшись еще раз, Афа набрал в рот воды.