Афа очнулся только тогда, когда воздух над побережьем разрезал странный для этого места звук. Профессор прислушался: что-то пело вокруг нечеловеческим голосом. Пело, выговаривая слова на непонятном человеку языке, что-то говорило, плакало и смеялось… Афа обернулся: ярдах в двадцати от него стоял Кирилл и просил свою скрипку рассказать людям об иной жизни. Жизни без стены, без Байхапура, без рейтинга, без горя…
Вокруг сидели люди, побросавшие свои дела и застывшие в неимоверном внимании. Сын играл Третий каприс Паганини – грудные басы взрывались верхними ля и си, виртуоз парил над побережьем. Музыка, которая триста лет назад сводила с ума лондонскую знать, теперь окутывала изгнанников и ложилась у ног обретших маленький рай своей жизни. Люди не двигались, даже те, кто не успел подойти поближе, с первыми же звуками застыли поодаль на месте. Замер весь городок, остановил свое волнение океан, слегка облизывающий краешек песчаного берега. Даша сидела рядом с Кириллом и, опустив голову к своему животу, гладила его и пыталась повторить звук смычка своему будущему. Повторить по-женски, неумело, но успевая вкладывать в свое сказание жажду жизни. Больше ничего она не умела и не знала. Все, что у нее осталось от Всевышнего, – это тихая-тихая жажда жить. Просто жить, и ничего больше. Жить в этом смиренном желании каждую свою секунду. В этой жажде Афа вдруг увидел, что выше ее простого разумения жизни как осознания каждого своего мгновения нет и быть не может…
Кирилл, не прерываясь, начал Седьмой каприс в ля миноре. Трели забегали в беспечной игре, догоняя друг друга, люди смеялись, наблюдая, как ноты пытались схватить ловкие басы, как окружали их в надежде взять силой. А басы одним своим возгласом разбрасывали мелкие ноты по всему побережью. Звуки катились по волнам, запрыгивали на холм, прятались в тени человеческих тел – баловались и играли сами с собою.
Скрипку прервал густой трубный голос откуда-то из-за спин слушателей. Люди обернулись: тяжелый военный катер подходил к берегу, издавая предупреждающий гул. Его сменил уже знакомый рупор, который предупредил о мирной цели своей швартовки…
Первой вскочила Даша – молнией пронеслась ужасная догадка, которая еще вчера уничтожала сердце, носившее под собой чью-то новую жизнь. Жизнь, как ей казалось, безоблачную. Испуганно и беспомощно она смотрела на катер, на профессора, на Кирилла, который медленно и грустно укладывал скрипку в футляр. Он был еще там, в Паганини, в смычке, в тонких жилах струн, он оставался в музыке, которая кончится только тогда, когда окончится все, что ее помнит. А это будет нескоро.
Шлюпка уже подошла к отмели, задрав нос. Вместо полковника на песке стоял стройный офицер, уже без шлема и оружия.
Афа, протискиваясь между продолжающих сидеть людей, подошел к офицеру. Мгновение – офицер вынул из кармана телефон и стал звонить. Говорил он недолго, тут же передал трубку профессору. Что-то коротко проговорив, Асури молчал и слушал, иногда кивая невидимому собеседнику. Когда настала его очередь, Афа опять произнес короткую фразу. Все повторялось несколько раз. Профессор отдал телефон офицеру. Стоя почти по пояс в воде, Афа ждал. Он не оборачивался, не шевелился – он ждал. Ждали и все в поселении, никто не понимал смысл томительного времени, все инстинктивно повторяли поведение Фалькао.
Тишина длилась около четверти часа, никто не двинулся с места. Кирилл, собрав свой футляр, стоял вместе со всеми, так и не сделав ни одного шага к шлюпке.
Бьющая в уши тишина прервалась звонком телефона. Офицер мгновенно нажал кнопку. Не успев приложить смартфон к уху, он тут же передал его профессору. Афа представился кому-то невидимому. Вздох, еще один – телефон вернулся к офицеру.
Профессор обернулся:
– Даша!
Афа махнул ей рукой. Даша не поняла. Она продолжала стоять в своем немыслимом непонимании происходящего. Первым опомнился Варгас. Вождь подошел к женщине и слегка подтолкнул ее в сторону профессора. Быстрее слова летела женщина к шлюпке. Афа, подхватив ее, легко перенес через борт. Сил смотреть на побережье у Даши не было. Она измученно повалилась на дно. Профессор вышел на берег.
К нему уже подходил вождь:
– Ничего не говори, Фалькао. Я сам все скажу людям. Скажу правильно и так, как следует говорить народу, скопившемуся у небольшого островка счастья… С тобой мы уже попрощались, я благодарен тебе, Фалькао, за все, что ты сделал. Для нас и для меня. Прощай…
– Варгас, я вернусь. Даю тебе слово…
Вот здесь не выдержал вождь – преступник и человек. Варгас поклонился в пояс профессору и неуклюже ткнулся ему в живот. Постояв секунду, он выпрямился и, не поднимая головы, быстро пошел к своему дому. Профессор смотрел ему вслед и заметил старика Стаевски. Тот улыбался во все свои огромные усы и махал рукой. Легкость каждого взмаха заставила улыбнуться и Афу.
Кирилл бросился к шлюпке. Отец придержал скрипку, юноша ловко перекинулся через борт, Афа толкнул лодку, заревел мотор, несколько матросов протянули руки профессору и легко втащили его на борт.
Весь путь профессор просидел на палубе, спрятав лицо в ладони. Даша, которая не понимала, что происходит, стояла рядом с Афой, смотрела на берег. Если кто-то проходил мимо, она настороженно поворачивалась: ей не хотелось, чтобы профессора тревожили своими услугами и предложениями пройти в каюту. Берег ее последних лет постепенно исчезал. Сначала становился все меньше и меньше, а потом и вовсе потерялся за скалой, которая уходила в море. Под ней Даша заметила бегающие на солнечном пространстве тени – это люди, совсем незнакомые люди другого поселения посылали проклятия катеру и вместе с ним всему Байхапуру. Еще немного, и показалась стена – черная змея слегка извивалась по суше, в море же уходила ровной длинной нитью. Берега уже почти не было видно, только золотая полоска песка выдавала очертания начала океана.
LII
В порту к самому трапу подогнали лимузин, и человек десять напряженно всматривались в методичную, проверенную годами швартовку военного катера.
В окружении офицеров пограничного отряда бородатый мужчина и босоногая женщина в потрепанной синей мужской рубашке быстро спустились по трапу к автомобилю. Следом за группой торопился Кирилл. Двери лимузина услужливо распахнулись, и все трое нырнули в салон.
– Господин профессор, разрешите представиться: руководитель Совета безопасности республики Байхапур, полковник Ли Чань.
В салоне машины рядом с водителем сидел человек в штатском и говорил, глядя на Афу в отражении зеркала.
– Мы сейчас отвезем вас домой, а завтра утром за вами приедет машина из института… Прошу прощения. – Полковник засуетился. – Ваш мобильный телефон.
Между спинками передних сидений протянулась рука с черным тонким смартфоном.
– Домой – это куда? – Профессор даже не взглянул на него.
– Прежний ваш адрес, господин профессор. Все восстановлено.
– Тогда сейчас в институт. Там я останусь, а сына и Дашу отвезите, пожалуйста, на виллу.
Женщина тут же прильнула к плечу Афы.
– Нет! Я без тебя не останусь. Ни за что! – шептала она в ухо Асури. – Я одна никуда не поеду…
Профессор кивнул, и женщина еще сильнее прижалась к Афе.
Ни с кем не здороваясь, Асури почти бегом поднимался на третий этаж главного здания института. Ничего не изменилось в нем, разве что сам профессор почти никого не узнавал. Предыдущий руководитель успел поменять половину сотрудников. За Афой бежал человек и что-то пытался сказать, задыхаясь от напряжения:
– Господин профессор, ваш кабинет теперь на первом этаже. Так распорядился господин Бигари.
– «Лотос» на месте, надеюсь, – неожиданно обернулся Афа.
– Да, конечно, господин профессор. Больше никаких изменений.
Добежав до нужной двери, профессор остановился. Сотрудник нажал код, в двери щелкнул замок. Держась за ручку, Афа подождал, пока подойдет Даша.
– Вы можете заниматься своими делами, я разберусь самостоятельно.
– Одну минуту, господин профессор. Я напишу вам код обратного выхода.
Человек достал маленький блокнот и написал несколько цифр. Отдав вырванный листок профессору, сотрудник услужливо перехватил дверную ручку, пропуская гостей в кабинет.
Оставшись одни, профессор и Даша обнялись, и Асури тихо проговорил:
– Даша, здесь прошла почти вся моя жизнь. Сейчас я буду разговаривать со своим открытием. Пожалуйста, не вмешивайся и не отвлекай меня. Если тебе что-нибудь покажется странным, не переспрашивай и не переживай. Мне здесь знакомо все, и я абсолютно спокоен. Сядь в это кресло и больше ничего не делай.
Даша, не видя лица профессора, быстро и согласно кивала в ответ на каждое его слово. Ей было все равно, лишь не отпускать Афу от себя. Профессор отодвинул женщину, вытянув руки, и внимательно оглядел. Приличный живот уже просматривался сквозь рубашку. Афа приложил к нему ладонь и немного помолчал, словно передал что-то тому, кто внутри. Улыбнувшись, он подтолкнул Дашу к креслу. Женщина уселась, с удовольствием поджав под себя ноги, – даже здесь, в стерильном мире науки, она умела расположиться по-домашнему, придав всему пространству настроение человеческого любопытства.
Профессор повернулся к небольшому пульту, встроенному в стену. Нажав на кнопку, Асури уставился в монитор и ждал его реакцию. В комнате неожиданно раздался мужской голос:
– Господин профессор. Пожалуйста, пройдите к третьему пульту.
Пройти, собственно, пришлось всего два шага, пульты были вмонтированы в стену на расстоянии фута друг от друга. У третьего пульта засветился монитор, и через мгновение Афа увидел лицо того мужчины, с которым он уже встречался десятки раз… То же напряженное лицо и абсолютно спокойный взгляд.
– Господин профессор, здравствуйте. Я рад, что мы снова вместе. Я не мог с вами говорить последнее время, на то были основания. Ко всему прочему, две или три попытки мне не удались, я потерял ваше сознание и не мог контролировать встречу и уж тем более наш диалог. Сегодня мы можем говорить на всех территориях – и на вашей, и на моей. Добро пожаловать, господин профессор…