Лотос тут же опустил голову и снова взялся за игру брызг.
– Я оговорюсь, Лотос, – спохватился профессор. – Все твое созидание подчинено целесообразности, то есть актуальному. А творение Всевышнего – прекрасному. В твоем сочинении есть все необходимое, я еще не разобрался да и вряд ли разберусь. Это не так важно, я верю в твое могущество. Но в творении Всевышнего…
– А в чем целесообразность красоты, господин профессор? – перебил его Лотос. Впервые мужчина проявил нетерпение, отчего Афа опешил еще больше.
– Я не знаю, Лотос, не знаю. Я только догадываюсь…
– О чем?
– Мне кажется, что это спасение от бессмыслицы… Это, может быть, высший смысл. Закон утверждает, что любой путь приведет к познанию, любой. Я к этому добавлю совсем немного: если такому пути сопутствует красота. В противном случае это тупик. Значит, Лотос, красота всеобъемлюща! Именно она и позволяет существовать бесконечному варианту путей, неисчислимому множеству мыслей, смыслов, форм, жизней! Красота – это единое, одновременно вбирающее в себя все разумное и безрассудное, закон и его противоположность, свет и тьму, истину абсолютную, сложенную из собственной двойственности, дуализма…
Афа остановился, перевел дух и произнес:
– Большего я не знаю, Лотос…
– Этого достаточно, господин профессор. – Мужчина протянул руку. – Хотите шутку? Она должна вам понравиться…
– Да, конечно, – заранее засмеялся профессор.
– Вас подбросить до виллы?
Теперь оба рассмеялись на весь океан. Смех Лотоса был нежный и даже напоминал смех ребенка. От шума проснулась Даша. Выскочив из капсулы, она подбежала к мужчинам.
– Все в порядке? Все в порядке? – зачем-то повторила она.
– Все в порядке, – почти одновременно проговорили мужчины и засмеялись еще раз.
– Спасибо, Лотос, тут недалеко. Мы дойдем сами…
– Спокойной ночи, господин профессор и женщина. До встречи. – Мужчина возвращался в капсулу, и профессор впервые ощутил, что Лотос совсем не хотел расставаться.
– Лотос! – окликнул Афа.
Но мужчина, не оборачиваясь, взмахнул рукой, вошел в металлический пенал и исчез.
Стало чуть темнее, и только крошечные огоньки отдаленных домов выдавали существование еще одной жизни.
Профессор не решился идти в такой темноте по побережью, он обнял Дашу, и они поднялись к ближайшей улице. Фонари и окна освещали узенькую улочку желто-черной акварелью. Разросшиеся пальмы закрывали тенью часть пути, и путникам пришлось выйти на проезжую часть. Справа улица обрамлялась глухим забором, тем самым забором монастыря, куда очень давно и случайно попал Афа. В голове даже мелькнула мысль, не навестить ли мудрого Ринпоче, вот уже и калитка в заборе была приоткрыта. Профессор отпустил Дашу, молитвенно сложил руки перед своим лицом.
– Ом, – прозвучало колоколом из человека, и Афа вновь вернулся на дорогу.
Угол монастыря кончился, пересекающая улица уже вела к дому.
От ходьбы Даша согрелась, легкое бормотание сопровождало ее шаги. Профессор прислушался: мерная мелодика слов выдавала молитву. Женщина разговаривала с несуществующими субстанциями. Ни ребенка, ни Бога рядом не было. Все это жило внутри Даши. А где-то в глубине профессора звучали падающими на каменный пол каплями другие слова: «И сотворил Господь Солнце и Луну. И сказал: это хорошо». Это хорошо!
LVI
Начались виллы…
– Мистер! – кто-то окликнул профессора.
Подойдя поближе, Асури увидел у калитки своей виллы Ваджру Джапуркара, своего старого слугу. Он стоял в почтенной позе и ждал, пока Даша и Афа пройдут во дворик.
– Ты узнал меня, Ваджра? – удивился профессор.
– Нет, мистер, но больше в такой час некому идти по нашей улице. – Слуга шаркал по теплым камням. – Вы сильно изменились, мистер. Я не думаю, что вас кто-то может узнать…
Кирилл давно уже спал. На столе лежал маленький кусочек бумаги:
«Папа, завтра я улетаю. Будить не буду. До встречи. Очень тебя люблю. Кирилл»
– Тан, во сколько придет машина за Кириллом?
– В девять пятнадцать, мистер.
– Разбуди меня в девять, пожалуйста…
Афа пошел к себе, но слуга окликнул его:
– Мистер, простите меня…
Профессор поднял обе руки и улыбнулся. Ему ли не знать, что такое страх перед законом. Поцеловав Дашу, он легонько подтолкнул ее к соседним дверям:
– Там найдешь все, что тебе необходимо, Даша. Утром я вернусь из аэропорта, и мы поедем в клинику.
– Я хочу с тобой.
– Нет, моя Даша, сына я провожу самостоятельно. Спокойной ночи.
– Спасибо… Ой, и тебе спокойной ночи.
Профессор стоял перед туалетной комнатой и готовился открыть дверь. Наконец он решился – большое зеркало встретило его. Из него на Афу смотрел длинноволосый, уже почти седой бородач. Отшельник шагнул навстречу профессору и слегка наклонил голову, показав свою черную от загара шею.
Сняв порванную майку, профессор смотрел на себя и молчал. Подойдя поближе, он нагнулся к зеркалу: глаза еще не выцвели. Они, наоборот, горели, несмотря на усталость. Взяв расческу, Афа попытался расчесаться. При первой же попытке расческа застряла в волосах, и профессор отложил эту затею.
– Какой вы неухоженный, господин профессор, – одновременно проговорили отшельник и Афа. Посмотрев на себя еще немного, профессор включил душ…
LVII
В аэропортовском ресторане почти все столики были заняты. Граждане государства начинали свои будни, разлетаясь или слетаясь со всех концов мира. Образцовость Байхапура давала свои плоды: великие державы сотрудничали с ним без риска, рейтинг сводил к минимуму любые неожиданности. Усевшись за столик у самого входа, не обращая внимания на толчки входящих и выходящих посетителей, Кирилл сжал руки отца. Профессор молчал…
– Водки?
– Ты с ума сошел, сына. – Афа даже хотел освободить пальцы из ладоней Кирилла.
– Шучу, папа, неужели непонятно? Вспомнил наш последний разговор здесь, когда ты из Швеции прилетел. Слава богу, все кончилось…
– Нет, сынок, все только начинается, уверяю тебя.
– Ну начинается, начинается… Я говорю бестолково, просто не знаю, как сказать прямо и просто. В общем, я паспорт русский зря доставал?
– Нет, не зря. Я же русский, правда?
– Не думаю, папа. – Кирилл рассмеялся. – Там так не мучаются с глобальными вопросами, как ты. Там проще все.
– Ошибаешься, сын… Там есть литература. Стало быть, есть мысль. А этого достаточно, чтобы мыслить глобально. Тебе надо пересмотреть свои взгляды.
– Так ты решишься полететь в Россию или нет?
– А почему тебя это так взволновало, Кира?
– Потому что ты должен слышать и чувствовать свою родину, папа. Прежде всего корни – все остальное потом. Я это однажды понял через музыку. И теперь стою на этом. Живи где хочешь, но услышать русского человека необходимо. Я всем советую. И тебе тоже…
– Да ты влюблен в Россию, сынок! – Афа откинулся на спинку и убрал со стола руки. Подошел официант.
– Все, поздно уже, мы летим. – Мужчины поднялись и, не обращая внимания на удивленного официанта, вышли в вестибюль аэропорта.
– Кирилл. – Профессор неожиданно прервал торопливую суету у стойки регистрации. – Я должен тебе сказать, что в этом мире есть много ценных алмазов. Но у меня есть ты! Я хочу, чтобы это было тебе известно.
– А… – Кирилл замялся, он не знал, как спросить.
Но Афа уже догадался:
– Мама – это твое спасение. У Даши есть я, а у меня есть ты – я говорю об этом.
Мужчины обнялись. Не сумев удержать футляр, Кирилл громко хлопнул им отца по спине.
– Прости…
– И ты меня прости… Хоть все это игрушки, но мы сейчас правильно сказали. Верь в это, сынок.
– А ты забавно смотришься, папа. Костюм и борода – это уникально. Можно я тебя сфотографирую? А то у меня только мама осталась.
Кирилл снимал долго и разнообразно. Оторвавшись, он подошел поближе к отцу:
– Папа, иди… Я тебя на видео сниму.
Профессор послушно повернулся и направился к выходу. Время от времени он оглядывался, однажды даже остановился и помахал рукой. Кирилл не отвечал, уткнувшись в смартфон. Афа повернулся и вышел в распахнутые перед ним прозрачные двери…
В такси совершенно неожиданно зазвонил телефон. Афа настолько отвык от этого, что не сразу понял смысл отвратительно пронзительного звука. Водитель, не выдержав, притормозил и, обернувшись к профессору, выпалил недовольно:
– Мистер, вам звонят. Поговорите, пожалуйста…
– Господин Асури… Это Ли Чань, руководитель Совета безопасности Байхапура. Вы в аэропорту? Я подожду вас у вашего дома. Мне необходимо вам сказать несколько слов.
– Я уже еду в такси.
У виллы профессора стоял тот самый лимузин, который встречал его у трапа катера. Как только такси свернуло к дому, из черного автомобиля вышел Ли Чань. Уважительно поприветствовав профессора, руководитель Совета усадил Афу в свою машину.
– Господин профессор, вам предстоит беседа с премьер-министром республики, – очень любезно произнес Чань, когда лимузин тронулся. Афа никак не отреагировал. Он молча смотрел в окно и лишний раз любовался городом, в котором прожил почти двадцать лет.
В резиденции, куда въехал лимузин, уже ждал премьер-министр. Он стоял на ступеньках парадного входа и спортивно сбежал вниз, как только из автомобиля показалась голова профессора.
– Господин Асури, добрый день. Прошу вас…
Премьер-министр оказался довольно поджарым старичком с еще стройной и даже атлетической фигурой и сморщенным лицом. Нисколько не смущаясь своих морщин, министр трудился над собственным долгожительством и процветанием государства.
В кабинете был накрыт огромный стол, за которым могут свободно разместиться человек пятьдесят. Напитки, фрукты, несколько блокнотов, ручки, карандаши. Сам министр проводил профессора к столу и даже подвинул стул, на котором, по его мнению, должен был сидеть Афа. Сев рядом, премьер-министр развернул тем самым профессора от утренних фруктов. Чтобы угоститься соком, необходимо было встать со стула и пройти еще два-три ярда. Афу фрукты мало интересовали – он сел и уставился на премьера.