– Благодарю вас. – Профессор даже не улыбнулся.
Чуть в стороне стоял полковник. Он молча наблюдал за разговором продавца и Асури – темное лицо его серело. За разговором следило еще несколько человек, которые по цепочке передавали просьбы профессора и уже несли твердый пластиковый ящик с удобными ремнями для переноски.
Полковник отдал свою карточку продавцу, тот ловко провел ею по валидатору и с вежливым поклоном вернул ее руководителю Совета безопасности:
– Пожалуйста, господин Чань. Благодарю за покупку. В следующий раз вам полагается приличная скидка.
– Когда? – переспросил полковник.
– В следующий раз, господин Чань…
– Пожалуйста, тэн, повторите слова, которые я вам сейчас предложу. Прошу вас. – Уже знакомый профессору робот вновь, как и прежде, произнес несколько фраз об удачном урожае, отвратительной погоде, прекрасном виде на горы.
Афа стал повторять за механическим голосом, и автомат сразу замигал всеми лампочками. Офицер, сопровождавший детектор, нажал какую-то кнопку на машине, что-то высветилось на мониторе.
Стоявший рядом полковник Чань нервно выкрикнул:
– Да-да, это не совпадение, офицер. Спокойно продолжайте свою работу.
Офицер отдал честь и выключил робота. Машина укатилась на свое прежнее место.
У самой стены профессора еще раз остановили. Офицер дождался, когда створка люка начнет отделяться от стены, заглянул за нее и обернулся к профессору:
– Пожалуйста, проходите, тэн Асури. Впредь вы будете лишены всякого контроля за своим поведением, и в то же время вы не имеете права появляться на гражданской территории государства Байхапур. Любая попытка попасть обратно будет пресечена.
Афа шагнул через высокий порог. Ярдах в пяти стоял полковник Чань. Даже на его темном лице можно было заметить тень мертвенной бледности.
– Даша, – беззвучно проговорил профессор, и полковник кивнул.
Афа шагнул второй ногой, и люк стал медленно закрываться.
– Отойдите от стены на двадцать ярдов. – Голос откуда-то сверху оглушил тишину изгнания.
Приподняв рюкзак, Афа зашагал в сторону первых пальм. Скинув пиджак и просунув его сквозь лямки, профессор торопился успеть засветло. Поселение рано ложилось спать, почти с самыми первыми признаками сумерек. До городка было часа три, не больше. Афа вспомнил, что до тропы, откуда он начал свое знакомство с территорией Человека-14, в прошлый раз он шел часа четыре. Сейчас же не прошло и полутора, как знакомая тропа пересекла путь. Свернув направо, профессор зашагал еще быстрее. Через час стало проявляться приближение океана – воздух становился не таким сухим и жестким. Вдали уже зеленел холм, откуда оставалось только спуститься вниз. Афа не мог удержать себя, он почти бежал. Пот стекал по вискам и толстыми каплями падал на воротник белоснежной рубашки. Небольшой подъем заставил профессора остановиться и перевести дух. Утерев лицо, он снял рюкзак и нес его за лямки вместе с пиджаком, полы которого тащились за профессором по траве.
Справа от холма уже выглядывал океан. Солнце только-только начало клониться в его сторону, и вода не успела окраситься желтым и синим.
Профессор вышел на холм и глянул вниз на городок.
Все побережье поселения было завалено мертвыми людьми. Кровь уже ушла в песок, остались только ржавые пятна. Ветер носил обрывки разрушенных лачуг. Чайки и альбатросы кружили над телами, стараясь отыскать добычу. Ни одного стона, ни крика птиц не было слышно. Только хлопанье крыльев изредка нарушало покой побережья. У подножия скалы, где начиналась тропа на холм, грудой лежали пытавшиеся спастись бегством. Отдельно лежали изувеченные трупы. Проломленная грудная клетка была вспорота, из нее вываливались остатки органов. Профессор зачем-то стал всматриваться в каждое лицо, пытаясь сквозь запекшуюся кровь узнать знакомых. Потом он опомнился и опрометью бросился вниз по тропе, не разбирая поворотов. Ноги его скользнули, и Афа, не удержавшись, скатился вниз. Порванная рубашка открывала подтеки и ушибы, но профессора это не волновало. Совершенно не понимая, что ему теперь делать, он словно окаменел посреди рваных палаток. Не выдержав напряжения рассудка, Афа закричал изо всех сил. Голос его ударялся в холм и соседние скалы, за которыми притаились убийцы. Эхо еще несколько раз проносило крик над побережьем, уходило в океан. Профессор кричал и кричал. Наконец, обессиленный, он опустился на песок, и руки его машинально открыли в небо свои ладони. Огромной плитой горя придавило профессора. С трудом дыша, он смотрел на кровавое месиво костей, волос, тряпок, обломков деревьев.
«Рай, – вспомнил профессор слова Варгаса, – это рай, и лучшего нам не надо, Фалькао».
Изуродованный рай лежал перед ним. Гармония и покой, превращенные в добычу голодных морских птиц, стояли перед глазами. Сытые чайки медленно бродили между телами, время от времени выклевывали лакомые кусочки своим ленивым объевшимся клювом.
Профессор не закрывал глаза, он застыл в своем теле, которое не выдерживало напряжения каких-то невероятных сил внутри и постепенно превращалось в окаменевшую лаву, грубую и шершавую, отдаленно напоминавшую очертания сидящего человека.
Профессора уже не было, и только мозг еще жил… Он контролировал застывание плоти, чувств, крови, дыхания… Мысль, что когда-то давно, в самом начале, все могло пойти по-другому, иначе, натыкалась на жесткие слова из Книги:
«Я сотру с лица земли человеческий род, который Я сотворил. Я уничтожу и людей, и животных, и пресмыкающихся, и птиц небесных, потому что Я сожалею, что создал их».
Остывающий мозг пульсировал обрывками памяти о законах, заветах, пряниках и кнутах, о бессилии человека перед самим собой, о бессмысленности надежды, которой Вселенная наградила каждого в отдельности и не научила всеобщей цели и вере. Человек оказался сильнее Бога в своем изуверстве и алчности. В зверином бесстрашии истребления друг друга. В безжалостности уничтожения всего, что мешает ему насыщать утробу своего тленного тела. Ничего не движет человеком так, как азарт силы от истребления себе подобных, наслаждение страхом рабов и физический голод. Крохотная кучка людей, дающих миру прекрасное и чувственное, становится ненавистной толпе низших существ. Низших? Нет, вовсе нет. Вселенная, созданная Творцом, насаждает в человеке протест лишенного интеллекта. Человек сопротивляется красоте! Сопротивляется грозно и кровожадно. Мир вне красоты призывает к власти всех над всеми. Этот дух неимоверной силы сидит в человеке – воля его несокрушима. Дух враждебен красоте, он не желает подчиняться огнем своим покою и гармонии. Человечество, разделившее в себе дух и красоту, науку и религию, искусство и образование, обречено. Конец изобретательно разный, суть его одна.
Мозг начал остывать…
Интеллект, затаившийся во Вселенной и вытащенный человеком на свет, может быть, и есть тот самый интеллект, который человек потерял в своем начале, когда получил путь, полный горя и крови. Интеллект, который был дан человеку как дар самим Создателем. Интеллект, который мы по глупости своей называем искусственным, этот интеллект проявился в то самое время, когда у человека осталось всего несколько мгновений своей истории, появился… Он появился… Он есть… Он…
Мозг отпускал от себя остатки самосознания, уже исчезала грусть, тревога, забота… Появлялась тихая синева тепла и плавного движения, ловкий глаз замечал поразительной силы узоры голубого на голубом… Несколько мыслей еще бродили по уже холодному мозгу, как в пустой комнате бродит призрак, но они уже не решались высовываться наружу, опасаясь, что полетят в бездну вслед за мириадами своих братьев и сестер. Страшно быть последней мыслью. Спрятавшись от ветра, выметающего из черепа любое сознание, тоненькая мысль удерживалась изо всех сил за края бездны. Но любому сопротивлению приходит предел. Отпустив острые уголки пропасти, эта последняя мысль полетела вниз к своему легиону замерзших надежд:
– Даша!..
Стало тихо и покойно. И за этой тишиной и покоем можно было услышать только легкий гул или зуд, который покрывал откуда-то сверху все побережье.
Там наверху, на холме, в брошенном профессором пиджаке, жужжал телефон. Если бы рядом с ним была живая душа, она бы могла даже ради любопытства достать смартфон и прочитать на экране краткое сообщение:
«Папа, папа! Мой любимый папа! Что же ты наделал? Папа, папа…»
LXI
(Через три недели после произошедших событий.)
Литера грифа «Государственная важность»: А.
Совершенно секретно.
Руководителю Совета безопасности республики Байхапур
г-ну полковнику Чань Ли.
Рапорт
руководителя Третьего ведомства Совета безопасности лейтенанта Хала Дхати.
Господин полковник,
прошу вас внимательно прочесть заключение главного врача родильной клиники при Министерстве здравоохранения прежде, чем делать служебные выводы.
Причиной такого предуведомления является стойкая уверенность в невиновности сотрудников моего отделения, направленных вами на обеспечение охраны роженицы, привезенной в упомянутую клинику ответственными лицами.
1. Выводы заключения ясно указывают на необратимость процесса, случившегося при родах. Роженица была практически здорова, однако по не зависящим от современной медицины обстоятельствам не выдержала процесс рождения, и ребенок был спасен чрезвычайными усилиями медицинского персонала клиники. Фактически младенец находился в утробе мертвого человека.
Прошу вас еще раз ознакомиться с выводами главного врача, присутствующего при данном событии.
2. Согласно положению о регистрации новорожденных, младенцу был присвоен буквенный код ISA. Также за младенцем был закреплен чиповый смартфон, полагающийся всем гражданам республики Байхапур. Оснований считать его негражданином государства не было.