— Если существует на свете вещь, которая исполняет желания, то…
— Жалко, что твоего Кости тут нет. Ему полезно послушать.
— Костя, да, конечно… И наша свадьба — тоже… Но я не о нас с ним. Сколько еще всего можно было бы загадать, попросить! Представляешь? И эта сволочь — Родригес, убивший Че Гевару, — была бы наказана по заслугам. И вообще… Можно было бы загадать насчет войны — чтобы ее не было тогда, 22 июня. И чтобы дети никогда не болели. И чтобы сумчатый волк в Австралии не вымер… И еще я подумала…
— О чем, Анфиса?
— Помнишь, в Риме мы с тобой стояли на Палатине у арки Тита? — Анфиса вздохнула. — Я бы загадала, чтобы ее вовсе не было. Чтобы Иерусалим не был разрушен тогда, чтобы никого не вели в цепях с колодками на шее и не продавали в рабство.
За окном машины проносились подмосковные поля и деревни.
— Ничего хорошего бы из этого не вышло, — тихо ответила Катя.
— Почему? Ну почему?
— Потому что сначала надо убить. А на крови ни одно стоящее желание не исполнится. Не знаю, но мне почему-то кажется, что… Даже этот твой сумчатый волк, выжив, сделался бы бешеным оборотнем… Я не могу объяснить, но у меня такое чувство…
Анфиса вздохнула и накрыла Катину руку, лежавшую на сиденье, своей ладонью.
— Вон бензоколонка! — объявил Мещерский. Свято-Успенский монастырь увидели еще издалека.
Его древние стены тонули в зелени. За этими стенами некогда спасался от Стрелецкого бунта царь Петр, и его дочь, царевна Елизавета Петровна, заточенная здесь Бироном, с тоской глядела на них из окна своей кельи, ожидая чудесного спасения. Прежде находившийся в разоре и запустении монастырь был возрожден лет десять назад. Купола его храмов были увенчаны крестами. У ворот выстроились автобусы с туристами, путешествующими по Золотому кольцу.
За ворота попали вполне свободно. Народу было много, особенно возле Троицкого собора. Тут и там мелькали серые платки и синие сатиновые платья трудниц. — Надо у монашек спросить, — озаботился Колосов. — Сначала нам нужна их настоятельница.
Они отыскали у ворот постового милиционера. Представились. Тот связался по рации с начальством. Потом пригласил в привратницкую — там восседала полная пожилая монахиня в черном. Колосов представился ей чинно-официально.
— Из уголовного розыска, из Москвы? — Монахиня с тревожным любопытством оглядела их с ног до головы. Катя и Анфиса были в купленных по дороге дешевых газовых косынках.
— Нам надо поговорить с вашей настоятельницей.
— Мать-настоятельница в отъезде. Сейчас я приглашу сестру Варвару. — Монахиня позвонила по внутреннему телефону. — Пожалуйста, подождите на улице.
Ждали долго. Сестра Варвара — бледненькая строгая и очень молодая — выросла точно из-под земли.
Колосов официально представился и ей. Изложил кратко суть дела — расследуем убийства, важная свидетельница Евгения Неверовская, по нашим оперативным данным, скрывается в вашем монастыре.
— По вашим оперативным данным? — Сестра Варвара глянула на Колосова. — Но она не скрывается у нас.
— Она приняла постриг? — Катя вспомнила, что ей поручались «следственные функции».
— Нет, до этого пока далеко. Об этом разговор особый. И в свое время. Эта девушка приехала из Москвы. Мы охотно принимаем трудниц. У нас еще очень много работы по восстановлению монастыря. Она приехала с желанием безвозмездно работать во славу Господа.
— Мы можем ее увидеть? — спросила Катя.
— Можете, конечно, но… — Сестра Варвара снова пристально взглянула на нее и Колосова. — Я должна предупредить вас: пожалуйста, будьте с ней добры и деликатны. Девушка имела беседу с матушкой-настоятельницей и сестрами. Она недавно потеряла брата, пережила глубокое потрясение. Она пришла к нам за помощью. Ее мучают страхи, природа которых…
— Продолжайте, пожалуйста, мы внимательно вас слушаем, — сказала Катя, видя, что монахиня запнулась.
— Природа которых суть не что иное, как тьма, бесовство, — тихо, словно стесняясь чего-то, изрекла сестра Варвара. — В миру есть вещи, которых не принято замечать. О которых не говорят. Но это не значит, что их действительно нет, что они не существуют. Вы должны прежде всего проявить понимание и участие, а потом уже обвинять ее…
— Да мы ее ни в чем не обвиняем, — сказал Колосов. — Я же говорю: она важная свидетельница.
— Я понимаю. Но быть свидетелем чего-то ужасного — это тоже тяжкий крест, — кротко парировала сестра Варвара. — Вы можете ее видеть. У меня нет власти не пустить вас к ней. Но если бы эта власть была, я бы вас к ней сейчас не пустила.
— Почему? — тихо спросила Катя.
— Ей надо молиться, думать и снова молиться. А не вести пустые беседы. Мы все очень много и праздно болтаем. — Сестра Варвара указала на одну из стенных башен. — Идите туда, вы ее найдете вон там.
Колосов шел впереди. Он и вида не показывал, что пребывание свидетельницы в монастыре и для него вещь из ряда вон выходящая. Он не обмолвился ни словом о том, при каких обстоятельствах встречался с Евгенией Неверовской в тот, самый первый раз — в ее квартире на Ленинском проспекте, где на одних стенах были кресты, а на других — разнузданные постеры, вполне пригодные в качестве пособий в борделе. Резкий уход сестры Неверовского в монастырь потряс его не менее, чем то странное видение на шоссе у белого лимузина Стахисов.
У стен монастыря кипели строительные работы. Грудами был навален кирпич, разобранные строительные леса, мешки с цементом. Укрепляли фундамент стен, реставрировали фасад башни, заделывая старые трещины в кладке. Среди рабочих тут и там мелькали синие платья трудниц. Колосов увидел высокую девушку в сером платке и каком-то мешковатом балахоне, состоявшем из брезентовой штормовки и длинной, до пят, заляпанной известкой юбки. Она лопатой накладывала из корыта в ведра трудниц цемент. Это и была сестра Неверовского. Колосов с трудом узнал ее.
— Женя! — окликнул он.
Она резко, испуганно обернулась. Схватила лопату наперевес, словно собираясь от кого-то отбиваться ею. Глаза ее тревожно перебегали с Колосова на Катю, маленького Мещерского, полную осанистую Анфису. Она не узнавала их. И страх в ее темных глазах сменился удивлением.
Колосов подошел к ней:
— Женя, я приезжал к вам домой в связи с расследованием убийства вашего брата Алексея. Я начальник областного уголовного розыска. А это вот, — он указал на остальных, — наши сотрудники.
Анфиса, никогда не расстающаяся с цифровой фотокамерой и уже намылившаяся снимать монастырь, келью Елизаветы Петровны, врата, вывезенные Иваном Грозным из Новгорода, монастырский пруд с крякающими утками и молчаливых трудниц, при этих словах гордо вскинула голову, повязанную «по-бабьи» газовой косынкой.
— Зачем вы приехали? — хрипло спросила Женя. — Оставьте меня в покое. Я же сказала вам тогда — я ничего не знаю.
— Вы знаете, Женя. И знаете так много, что боитесь. Поэтому вы прячетесь здесь. — Колосов взял у Неверовской лопату. — Наш прошлый разговор окончился ничем, потому что я еще не знал, на какие вопросы у вас есть ответы.
— А теперь знаете? Отдайте лопату, мне надо работать.
— А теперь знаю. Самое главное — я догадываюсь, из-за чего там, на кладбище, убили Алексея. Его убили, Женя, и вам это хорошо известно, потому что его фамилия Неверовский и потому что именно он пытался сжечь прах некоего Армана Дюкло, которому легенда приписывает паранормальные свойства.
Словно грянул выстрел из пушки. Женя Неверовская побледнела и… стала оседать на землю. Колосов едва успел подхватить ее.
— Никита, ты напугал ее до смерти! — воскликнула Катя.
Он похлопал Женю по щекам, приводя ее в чувство. Вчетвером под тревожными взглядами молчавших трудниц они повели девушку к каменной скамье для паломников. Она судорожно цеплялась за куртку Колосова, шепча:
— Что вы, что вы, об этом нельзя говорить вот так вслух… это имя… его нельзя упоминать, оно проклято… ради бога, пожалуйста…
— Да это просто старые кости, девушка! — басом заверила Анфиса. Ей показалось, что обстановку надо хоть как-то разрядить. Пусть эта Неверовская спорит, возражает, только не падает от страха в обморок, как тургеневская барышня.
— Я знаю, кто убил вашего Алексея, — один из братьев Поповых. Глеб или Михаил, — продолжил Колосов. — А до этого они вдвоем в одной частной сауне убили четверых парней.
Женя закрыла лицо руками, сжалась в комок.
— Я был на месте катастрофы самолета Поповых — их больше нет в живых. Я был в старом доме недалеко от аэродрома в Брусках — том самом, где так много копоти от свечек и такие странные рисунки на стенах — совсем как татуировка у вашего брата, — продолжал Колосов, глядя на ее затылок. — Я встречался с гражданином Стефаном Стахисом и его сестрой.
Женя отняла руки от лица. В глазах ее плескался ужас.
— Что вы хотите от меня? — прошептала она.
— Я хочу, чтобы вы рассказали нам всю правду.
— О чем?
— Женя, вы знаете о чем.
— Это ведь секта, да? — спросила Катя. — Ваш брат был ее членом. И вы тоже и все остальные?
— Это не секта, — Женя покачала головой, — это братство проклятых Богом.
— Пожалуйста, помогите нам, — Катя села на скамью рядом с ней, — Женя, столько людей уже погибло… В Крыму в двадцатом году и сейчас… И убийства продолжаются. Ваш брат пал жертвой… он ведь хотел остановить их?
— Да.
— А почему?
Женя молчала.
— Ваш брат был знаком с Поповыми? — спросил Колосов.
— Да, конечно. — Губы Жени задрожали.
— А вы?
— И я тоже.
— А с Кублиным, Грачевским, Федаем и этим четвертым, погибшим в сауне, — Иванниковым, у которого была татуировка?
— В виде оккультного символа Озириса-Гора-Изиды, — уточнил Мещерский.
— Я их видела на озере на мистериях Озириса. — Голос Жени звучал глухо. — Я тогда была там в последний раз. Они уже тогда все вчетвером были обречены…
— Кем обречены? — спросил Колосов и, видя, что она снова молчит, помог ей: — Стефаном Стахисом?