– Я приказываю вам немедленно арестовать этих людей на основании Акта о регистрации и лицензировании искусственного интеллекта, – приказывает он. – Все подразделения сейчас же направить в отдел исследования и разработки компании «Рэй пауэр» в университете Варанаси. И пусть кто-нибудь позаботится об останках.
Он засовывает оружие в кобуру. Господину Нандхе очень хочется надеяться, что ему больше не придется пользоваться им сегодня.
Посмотрите налево, говорит капитан. Перед вами Аннапурна, а немного дальше – Манаслу. За ним следует Шишапангма. Все они высотой более восьми тысяч метров. Если вы находитесь по левому борту, то, если будет хорошая погода, можно увидеть Сагармату. Так мы называем Эверест.
Тал свернулся калачиком на своем месте в бизнес-классе, положив голову на подушку и слабо похрапывая сопрано, хотя прошло всего сорок минут с того момента, как они вылетели из Варанаси. Наджья слышит музыку, доносящуюся из наушников Тала. Саундтрек под каждую ситуацию. В данном случае звучит «ГИМАЛАИ МИКС».
Наджья перегибается через Тала и выглядывает в окно. Самолет проносится над долиной Ганга, над Непальскими тераями [94] в предгорьях, затем перепрыгивает через изрезанные реками горные склоны, которые защитной стеной окружают Катманду. За ними, подобно приливной волне, застывшей на краю света, видны Большие Гималаи – огромные, белые и гораздо выше, чем Наджья их себе представляла. Самые высокие вершины оторочены белоснежными обрывками облаков. Всё выше, всё дальше, вершина за вершиной за вершиной, белизна ледников и гребней – и неровный серый цвет долин, размывающийся в голубизну в самой дальней точке, докуда хватает взгляда, словно каменный океан. И ни конца ни края этим горам, куда ни гляди.
Ее сердце сжимается. В горле застряло что-то, что она не может проглотить. В глазах стоят слезы.
Она вспоминает свое интервью с Лалом Дарфаном в его слоновой пагоде. Но у тех гор не было силы трогать сердце, волновать, вдохновлять. Они были всего лишь складками фракталов и цифр, двумя столкнувшимися воображаемыми массами земной коры. А Лал Дарфан был также и Н. К. Дживанджи, и сарисином третьего поколения – так же, как восточные отроги тех гор были одновременно и горами, которые она видела за стеной своего сада в Кабуле.
Теперь Наджья понимает, что образ ее отца как мучителя, показанный сарисином, тоже был ложью. Она никогда не ходила по тому коридору до той комнаты с той женщиной, которая, скорее всего, никогда не существовала. Но она не сомневается, что существовали другие, те, которых привязывали к столу из ее бреда и доводили чудовищными истязаниями до безумия. Те, кто представлял угрозу режиму. И она нисколько не сомневается, что этот образ теперь навсегда останется у нее в памяти. Память – это то, из чего я сделан, сказал ей сарисин. Воспоминания создают наше «Я», и мы создаем воспоминания для своих «Я». Она вспоминает иного отца и иную Наджью Аскарзаду. Она не знает, как теперь будет жить с тем и с другой. А горы суровы, и высоки, и холодны, и простираются за любые пределы, которые она может себе представить, а она так высоко, в одиночестве, в своем кожаном кресле бизнес-класса с расстоянием между рядами в пятьдесят дюймов.
Она думает, что теперь понимает, почему сарисин показал ей ту, практически забытую часть детства. Это была не жестокость и даже не способ потянуть время – не только. Это было искреннее, трогательное любопытство. Попытка джинна, сделанного из историй, понять что-то за пределами его искусственных, рукотворных мандал. Что-то такое, насчет чего он мог быть уверенным, что оно не сделано специально. Он искал драмы реальности, источника, из которого происходят все выдуманные истории.
Наджья Аскарзада подтягивает ноги на сиденье и укладывается поперек Тала. Кладет свою руку поверх его, свободно переплетает пальцы. Тал вздрагивает, бормочет что-то во сне, но не просыпается. Рука ньюта хрупкая и горячая. Наджья щекой чувствует его ребра. Такая гибкая сборка – ньют такой легкий, точно кошка, но в его мускулах, во вдохах-выдохах, чувствуется и кошачья жесткость. Наджья лежит и вслушивается в биение его сердца. Она думает, что, возможно, никогда не встречала более отважного человека. И вот теперь он летит в изгнание без точки назначения.
Здесь, на высоте восьми тысяч метров, Наджья начинает понимать, что Шахин Бадур Хан был благородным человеком. В Бхарате, даже когда он провожал их такси до самого контрольно-пропускного пункта у ВИП-входа в аэропорт и дальше до ВИП-лаунжа, она видела только его недостатки и фальшь. Очередной мужчина, сотканный из неправд и усложнений. И когда она ждала за столом, пока он тихо, быстро и напряженно говорил о чем-то со служащим аэропорта, то была почти уверена, что в любой момент из дверей выйдут полицейские с оружием и наручниками. Все они предатели. Все они ее отцы.
Наджья вспоминает, как обслуживающий персонал смотрел в их сторону и о чем-то шептался, пока Шахин Бадур Хан заканчивал последние формальности. Он поспешно и довольно официально пожал руку сначала ей, затем Талу и быстро удалился.
Самолет едва успел вылететь из муссонного облака, как все новостные каналы на телеэкранах в спинках кресел прервали передачи из-за экстренного сообщения. Н. К. Дживанджи ушел в отставку. Н. К. Дживанджи бежал из Бхарата. Правительство национального единства в полном смятении. Скомпрометированный советник покойного премьер-министра Шахин Бадур Хан выступил с из ряда вон выходящими разоблачениями, подтвержденными документальными свидетельствами. Оказывается, бывший руководитель партии Шиваджи организовал заговор с целью свержения правительства Раны и ослабления Бхарата в его войне с Авадхом. Бхарат пошатнулся! Шокирующие откровения! Чудовищный скандал! Ашок Рана должен выступить с заявлением из бхавана Ранов! Хан – спаситель нации! Где Дживанджи, Бхарат требует ответа! Где Дживанджи? Предатель Дживанджи!
Бхарат трещит по швам от третьего политического потрясения за последние двадцать четыре часа. Но это капля в море по сравнению с тем, что было бы, открой Шахин Бадур Хан всю правду – что Шиваджи являлся политическим лицом сарисина третьего поколения, сформировавшегося на совокупном разуме «Города и деревни»! Попытка госпереворота от самой популярной мыльной оперы в стране…
Пока самолет выравнивался на курсе, стюардесса предлагала напитки, а Тал заказывал себе два двойных коньяка, – эно только что избежал покушения, одолел сарисина третьего поколения и выжил в столкновении с озверевшей толпой; эно заслужил капельку роскоши, чо чвит, – Наджья наблюдала на телеэкране за тем, как с молниеносной быстротой развиваются события, и не могла не оценить мастерство и изящество, с которыми Шахин Бадур Хан управлял ситуацией. Еще когда самолет катили по взлетной полосе, он, вероятно, уже вел переговоры с третьим поколением – те, что сохранили бы политическую целостность Бхарата. Вот его место и одновременно его мини-бутылочка «Хеннесси» в награду – он стоит за страну, потому что больше ничего у него не осталось.
Наджья не может вернуться в Швецию. Теперь она такая же изгнанница, как и Тал. От этой мысли она содрогается и плотнее прижимается к ньюту. Тот крепко переплетает свои пальцы с ее.
Наджья предплечьем чувствует его подкожные активаторы. Ни мужчина, ни женщина, ни то и другое одновременно, не ничто из этого. Ньют. Еще один невиданный доселе способ быть человеком, говорить на языке тела, которого она не понимает. Более чуждый ей, чем любой мужчина, любой отец, и все же этот человек рядом с ней – верный, крепкий, веселый, смелый, умный, добрый, ранимый. Милый. Чего еще желать от душевного друга.
Она вздрагивает от этой мысли, а потом просто прижимается щекой к плечу Тала. Затем чувствует изменение вектора тяжести: самолет кренится, подлетая к Катманду. Наджья поворачивает голову, чтобы выглянуть в окно, надеясь разглядеть отдаленный силуэт Сагарматы, но видит только странной формы облако, которое почти можно принять за громадного слона, если бы такое вообще было возможно.
Курс истории измеряется столетиями, но ее прогресс – дело событий одного часа.
В то время как танки Авадха отходят к Кунда Кхадар после шокирующей отставки Н. К. Дживанджи и его выхода из правительства национального единства из-за обвинений, выдвинутых против него Бадур Ханом, Ашок Рана принимает предложение Дели о переговорах в Калькутте для решения вопроса о дамбе. Но этот день готовит для раздавленного грузом невероятных событий народа Бхарата еще один сюрприз. Целые семьи сидят перед телеэкранами – потрясенные, онемевшие от удивления. Прямо посередине очередной серии «Города и деревни» в час дня трансляция сериала прекращается.
Они спускаются группами по семь человек в лифтах, по бетонным ступеням, через люки – и оказываются в вонючем укромном уголке Дебы. И здесь банкиры, журналисты, члены клана Рэй, советники, министр энергетики Патель, сгрудившись вокруг тяжелой прозрачной панели, всматриваются в жесткий свет иной вселенной.
– Окей, окей, подходите, не более чем на пять секунд, «Рэй пауэр» не несет ответственность за вред, причиненный зрению, солнечные ожоги или другой ущерб, нанесенный ультрафиолетом, – говорит Деба, пропуская людей одного за другим внутрь помещения. – Не более пяти секунд, «Рэй пауэр» не несет ответственность…
Лекционный зал оборудован демонстрационными экранами, столы уставлены закусками и бутылками воды. Соня Ядав смело выходит к кафедре и пытается объяснить собравшимся суть того, что они видят на экранах: две простые линии графиков, показывающие энергию, получаемую из решетки, поддерживающей поле нулевой точки, и энергетический выход, вызванный разницей потенциалов основных состояний вселенных. Но Соня терпит поражение на обоих фронтах, и научном, и акустическом.
– Мы имеем двухпроцентное превышение уровня энергии по сравнению с данными на входе, – как можно громче произносит она, стараясь перекричать нарастающую трескотню деревенских тетушек, делящихся последними историями из жизни внуков, бизнесменов, пожимающих руки и разговаривающих с палмами, и журналистов, зависших в своих хёках, транслирующих им последние шокирующие новости об оставке Дживанджи из Правительства национального спасения. – Мы сохраняем излишек в конденсаторах высоких энергий лазерных коллайдеров до тех пор, пока не наберется столько, чтобы можно было добавить его в решетку, открыв апертуру во вселенную более высокого уровня, и так далее, и так далее… Таким образом мы можем подниматься по лестнице энергетических состояний до того момента, пока не получим стопятидесятипроцентного выхода от начальной энергии на входе…