– В точности то же самое, что и вашему отцу.
И вот теперь у Вишрама возникает острое желание, чтобы в стеклянном коконе кабины появилась вдруг кнопка остановки, являющаяся обязательной в голливудских киношных лифтах. Но она не появляется, и они продолжают двигаться вверх по деревянному фасаду «Рэй пауэр».
– Мой отец не принимал в компанию никаких партнеров.
– При всем моем уважении, господин Рэй, не могу с вами согласиться. Откуда, по вашему мнению, поступили деньги на строительство коллайдера элементарных частиц? Бюджет проекта нулевой точки разорил бы даже Ранджита Рэя, действуй он в одиночку.
– Чего вы хотите? – спрашивает Вишрам.
Его чувства победителя и героя вдруг куда-то сами собой улетучиваются. Игры внутри других игр, уровни доступа и секретность, имена, лица, маски. Лица, которые могут войти в ваш лифт и ни с того ни с сего начинают обсуждать с вами самые секретные ваши планы.
– Только успеха, господин Рэй. Только вашего успеха. Я хотел бы повторить и, возможно, даже подчеркнуть то главное, что мои работодатели желают вам передать. Вы собираетесь провести полномасштабную демонстрацию результатов проекта нулевой точки. «Одеко» также стремится к этому. И необходимо, чтобы вы знали: данная компания поддержит вас, чтобы обеспечить успех проекта. Невзирая на затраты, господин Рэй. А! Кажется, это мой этаж. До свидания, господин Рэй. Всего вам доброго.
Чакраборти проскальзывает между дверей лифта, прежде чем они успевают полностью открыться. Только проехав еще целый этаж, Вишрам решает вернуться и посмотреть, куда отправился странный человечек. Он выглядывает в коридор. Ничего и никого. Правда, бенгалец мог зайти в какой-нибудь из кабинетов, расположенных на этаже. Но с тем же успехом он имел шанс выйти и в другую вселенную – вселенную нулевой точки.
Горячие лучи заходящего солнца освещают прозрачную стенку лифта, а Вишрама пробирает озноб, как при внезапном порыве ледяного ветра. Нет, этим вечером ему определенно необходимо куда-нибудь сходить, отвлечься от всего этого, хотя бы на несколько часов. Но которую женщину он собирается пригласить пойти с ним?
21. Парвати
Абрикос перелетает через парапет, описывая широкую дугу и кровоточа соком из трещины в кожице. Исчезает из вида между зданиями и продолжает долгое падение на улицу.
– Он пересек границу в воздухе, ведь так?
– Шестерка! – восклицает Парвати, хлопая в ладоши.
Линия ворот – черта, проведенная мелом садовника, воротца – коробка для саженцев без трех сторон. Кришан опирается на свою биту – то есть, на садовую лопату.
– Шестерка в техническом отношении довольно слабый удар, – замечает он. – Отбивающий оказывается ниже мяча и не может реально контролировать, куда он полетит. А принимающим игрокам гораздо легче заметить его и осуществить захват. Настоящего знатока всегда больше восхищает четверка, чем шестерка. Четверка – гораздо более контролируемый удар.
– Да, но он выглядит гораздо круче, – возражает Парвати и тут же подносит руки ко рту, чтобы сдержать хихиканье. – Извините, но мне сейчас пришло в голову… там же внизу кто-то мог быть… они там занимаются своими делами, и вдруг на них падает абрикос и пачкает. И они такие: что же это происходит?! Абрикосы падают с неба. Авадхи! Они бомбят нас фруктами!
Парвати складывается пополам от смеха. Кришан не понял шутку, но ее веселье заражает его, и он тоже хохочет, схватившись за живот.
– Еще раз, еще раз!
Парвати берет свежий абрикос со сложенной ткани, подбирает край сари, пробегает несколько шагов и подбрасывает фрукт в воздух. Кришан ловко срезает абрикос, и тот катится, подскакивая, по направлению к дождевым стокам с парапета. Брызги сока и мякоть летят ему в лицо.
– Четверка! – кричит Парвати, показывая четыре пальца.
– По-хорошему, мяч не должен быть засчитан, потому что его просто швырнули, а не подали по правилам.
– Но у меня не получается этот переброс.
– Он несложный.
Кришан берет горсть абрикосов и показывает на них правильный и точный удар, балансируя свободной рукой. Мягкие фрукты упрыгивают в кустистый рододендрон.
– А теперь попробуйте вы.
Он бросает Парвати недозрелый абрикос. Она легко его ловит, обнажив рукав чоли. Кришан наблюдает за игрой ее мышц, пока Парвати пытается разогнаться, поставить подающую ногу и размахнуться в своей совершенно не спортивной, но такой элегантной одежде. Абрикос выскальзывает из ее пальцев и шлепается позади. Парвати бросается на него, обнажив зубы в гримаске раздражения.
– У меня никогда не получится!
– Давайте-ка я помогу.
Смысл слов доходит до Кришана уже после того, как они произнесены. Еще подростком на уроке он прочел в школьной сети, что все осознанное пишется в прошедшем времени. Если так, значит, все решения принимаются неосознанно и без чувства вины, а сердце всегда говорит правду, хоть и нечленораздельно. Его путь уже определен. Он заходит Парвати за спину. Кладет руку ей на плечо. Другой рукой берет за запястье. Женщина затаила дыхание, но пальцы ее крепко сжимают абрикос.
Кришан перемещает ее руку назад, вниз и поворачивает ладонью вверх, затем направляет вперед, еще дальше вперед, одновременно опуская левое плечо Парвати, а правую руку приподнимая.
– А теперь повернитесь на левой ноге. – В их своеобразном танце наступает рискованный момент, затем Кришан резко поднимает руку Парвати. – Бросайте! – командует он.
Абрикос вылетает у нее из пальцев, ударяется о деревянные плиты и лопается.
– Неплохая скорость, – говорит Кришан. – А теперь попытайтесь сами.
Он занимает позицию у черты, прицеливается лопатой-битой. Парвати отходит за дальнюю черту, поправляет одежду и разгоняется. Затем качается вперед и бросает абрикос. Вначале плод ударяется о настил, капризно отскакивает с вращением. Кришан шагает, выставив вперед лопату, абрикос ударяется о самый ее верх, отскакивает и разбивается о воротца. Неустойчивая фанера от такого удара разваливается. Кришан сует лопату под мышку и кланяется.
– Госпожа Нандха, вы обошли меня вчистую.
На следующий день Парвати знакомит Кришана с друзьями: Прекашами, Ранджанами, Кумарами и Маликами. Она раскладывает журналы, словно дхури на нагретом солнцем настиле. Сегодня утром воздух тяжел и недвижим, будто расплавленный металл, и прижимает к земле смог и шум уличного движения.
Весь прошлый вечер Парвати ругалась с мужем. Но ругань шла в его стиле: господин Нандха произносил сентенции, подкрепляя их многозначительными паузами, а на все ее возражения реагировал уничтожающе презрительными взглядами. Старая битва: его усталость и ее скука; его отчужденность и ее потребность в общении; его нарастающая холодность и подгоняющие ее яичники.
Парвати открывает журналы на самых ярких центральных разворотах. Идеальные ухаживания, роскошные бракосочетания и даже скандальные разводы. Кришан сидит со скрещенными ногами, зажав стопы ладонями.
– Это Соня Шетти, она играет Ашу Кумар. Она была замужем за Лалом Дарфаном – в реальности, а не в «Городе и деревне», – но прошлой весной они развелись. Я жутко удивилась: все думали, что они вместе навсегда, но Соня стала появляться в обществе Рони Джхутти. Она была на премьере Према Даса в таком милом серебряном платье, так что я уверена, что мы очень скоро узнаем о свадьбе. Конечно, Лал Дарфан говорит о ней всякие мерзости: и что Соня бездарна, и что попросту его опозорила… Разве не странно, что актеры могут быть настолько непохожи на своих героев из «Города и деревни»? Я теперь совсем иначе отношусь к доктору Прекашу.
Кришан листает толстые цветные страницы, источающие ароматы химических красителей.
– Но ведь они же ненастоящие, – возражает он. – Эта женщина в реальной жизни ни за кем не была замужем, и ни на какую премьеру ни с каким актером не ходила. Они просто обычные компьютерные программы.
– Ой, да знаю я, – отвечает Парвати. – Никто и не принимает их за настоящих. Знаменитости никогда не имели ничего общего с настоящестью. Но приятно притворяться. Это как если бы под «Городом и деревней» была еще одна история, гораздо больше похожая на то, как мы живем.
Кришан кивает.
– Извините за любопытство, но вы очень скучаете по семье?
Парвати поднимает глаза от глянцевых фотографий.
– А почему вы спрашиваете?
– Просто меня немного удивляет, что вы к нереальным персонажам относитесь, как к членам семьи. Вас так занимают их отношения, проблемы, их жизнь, если можно ее так назвать…
Парвати набрасывает на голову дупатту, спасаясь от солнечных лучей.
– Я каждый день думаю о семье, о маме. О, вернуться я ни за что соглашусь, ни на минуточку, но я думала, что тут будет так много людей, событий, в столице, как сотни новых миров. А здесь еще легче быть невидимой, чем в Котхаи. В городе я могу совсем исчезнуть.
– Котхаи – где это? – спрашивает Кришан.
Над ним сливаются, накладываясь один на другой, инверсионные следы двух самолетов, разведывательного и боевого, гоняющихся друг за другом на высоте десяти километров над Варанаси.
– В районе Кишангандж в Бихаре. Я вот из-за вас сейчас вдруг поняла одну странную вещь, господин Кудрати. Я каждый день пишу маме, и она пишет мне о своем здоровье, о Рохини и Сушиле, о мальчиках и обо всех наших знакомых из Котхаи, но никогда ничего не пишет о самом Котхаи.
Так что она рассказывает ему о Котхаи – и даже не столько ему, сколько самой себе. В воспоминаниях Парвати снова возвращается в тесные объятия потрескавшихся глинобитных домишек, сгрудившихся вокруг резервуаров с водой и колонок; может вновь пройтись по пологому склону главной сельской улицы с магазинами и навесами из рифленого металла, за которыми располагаются мастерские резчиков по камню. То был мужской мир – мир мужчин, подолгу просиживающих за чаем, слушающих радио, обсуждающих политические новости. Женский мир находится в полях и у источников, ибо вода – женская стихия. И еще в школе, где новая учительница из города, госпожа Джейтли, по вечерам вела уроки и дискуссионные семинары.