– Куда мы едем?
– Трафик, мэм, – невпопад отвечает шофер.
Саджида Рана откидывается на сиденье и смотрит в залитое дождевой водой окно. Неоновые огни, свет фар, яркая разноцветная иллюминация Дивали на грузовиках. Она нажимает кнопку коммуникационного устройства.
– Это не обычная дорога к Бхарат Сабхе.
– Да, мэм, – отвечает водитель и увеличивает скорость. Саджида Рана теряет равновесие, ее отбрасывает назад.
Она хватается за ручку дверцы, зная, что делает глупость, понимая, что дверца надежно закрыта. Берет палм, вызывает охрану, а мерседес разгоняется уже до ста двадцати.
– Говорит премьер-министр. Срочный вызов. Отследите мой сигнал по джипиэс. Меня похищают, повторяю, говорит Саджида Рана. Меня похищают…
В ответ шипение. Затем звучит голос начальника ее охраны:
– Премьер-министр, я не стану этого делать. Никто вам не поможет. Вы предали священный Бхарат, и Бхарат вас накажет.
Он замолкает. Мерседес поворачивает на развязку Саркханд, и тут же со всех сторон начинают кричать.
Часть пятаяЙотирлинга
46. Все вместе
Аэробус «Бхаратийя Вайю Сена» А-510 немного трясет, когда он прорывает гряду облаков над Варанаси. Ашок Рана, чувствуя, как его слегка подбрасывает в кресле, крепко хватается за подлокотники. Он всегда плохо переносил полеты.
Ашок смотрит в залитый дождем иллюминатор на яркие дуги огней, которые самолет оставляет за собой. Фюзеляж вибрирует, когда радиоуправляемые роботы сходят с подкрыльевых пилонов. На протяжении нескольких последних дней в воздушном пространстве над Варанаси не было заметно никакой активности авадхов. Но ВВС не полагаются на волю случая с новым премьер-министром. По углу падения капель на стекло, наверное, можно высчитать скорость, думает Ашок Рана. С тех пор, как ночью ему позвонил его секретарь Нарвекар, в голову Ашоку Ране приходят такие вот неуместные мысли.
Самолет снова делает рывок, пробиваясь сквозь муссонное облако. Ашок Рана включает персональный экран. Появляется изображение его жены и дочерей, сидящих в отсеке для прессы. Лицо Сушмиты искажается от страха при очередном толчке. Ануджа пытается ее успокоить, берет за руку. В своем премьер-министрском кожаном кресле Ашок Рана позволяет себе легкую, едва заметную улыбку. Как жаль, что перед ним нет камеры, чтобы они могли его видеть. Они не боялись бы так сильно, если бы увидели его.
– Господин премьер-министр.
Личный секретарь поворачивает к Ашоку свое кресло и передает ему распечатку с множеством исправлений.
– Черновик вашей речи на тот случай, если вы захотите ознакомиться с ее ключевыми положениями.
Аэробус премьер-министра делает последний рывок и выходит из облака. В иллюминатор Ашок Рана видит залитую лунным светом поверхность грозового облака. Внезапно пластиковая труба фюзеляжа наполняется звуками телефонных звонков. Все политики и государственные служащие встают с мест и собираются вокруг центрального стола. На лицах у всех напряженное ожидание. Это выражение держится на них с тех самых пор, как секретарь Нарвекар и министр обороны Чаудхури вышли из самолета ВВС Бхарата, приземлившегося в саду Ашока Раны, и затем проводили его самого и членов его семьи на борт. Председатель верховного суда принял у него присягу в отдаленном, но безопасном углу аэропорта, куда уже подогнали аэробус. Медсестра из полевого госпиталя в белых хирургических перчатках проколола Ашоку большой палец, приложила его к диагностической подушечке и еще до того, как Рана почувствовал боль, вытерла ранку медицинским спиртом и забинтовала.
– Для авторизации по ДНК, господин премьер-министр, – объяснил Тривул Нарвекар, но Ашок Рана не слушал: все его внимание сосредоточилось на офицере ВВС, который стоял за спиной у медсестры со вскинутым пистолетом, едва не касаясь стволом ее затылка. Потерять одного премьер-министра – трагедия. Потерять двоих разом – уже становится похоже на заговор.
Затем в поле его зрения появилось лицо председателя верховного суда Лаксмана.
– Господин премьер-министр, я передаю вам государственную печать. С этого момента вы наделены всей полнотой исполнительной власти.
А-510 плывет по направлению к огромной бхаратской луне. Ашоку Ране кажется, что он мог бы созерцать ее бесконечно, забыв о том, что там, внизу, под облаками, – пребывающая в хаосе, разорванная на части страна. Но присутствующие выжидающе смотрят на него. Он бросает взгляд поверх распечатки, которую держит в руках. Четко выверенные предложения, запоминающиеся сочетания слов с хорошо продуманными и отмеченными в тексте паузами, решительные фразы и вдохновенные призывы. Ашок Рана снова смотрит в маленький экран на свою семью.
– Тело моей сестры найдено?
Мгновенно все голоса, все палмы умолкают.
– Район занят войсками, – говорит секретарь Нарвекар.
– А мы можем доверять армии?
– Мы направили туда регулярные силы. На них мы можем положиться. Небольшая группа заговорщиков состояла из бойцов элитных подразделений, из числа которых набиралась личная охрана ее превосходительства. Ответственные за происшедшее уже находятся под арестом. К несчастью, некоторые высокопоставленные офицеры покончили с собой. Мы не успели им помешать. Вся личная охрана госпожи премьер-министра мертва, премьер-министр.
Ашок Рана закрывает глаза, чувствуя контуры стратосферы, облекающей его аэробус.
– Не авадхи.
– Нет, господин премьер-министр. Полагать, что авадхи могли бы пойти на заказное убийство, – простите меня за прямоту, несерьезно.
– Бунтовщики?
– Разбежались, господин премьер-министр. Ситуация в городе остается крайне неустойчивой. Я бы не рекомендовал вам в ближайшее время возвращаться в Варанаси.
– Я не хочу, чтобы их преследовали. С моральным духом дело обстоит плохо и так, чтобы еще использовать войска против населения. Но военное положение отменять не следует.
– Очень мудро, господин премьер-министр. Великодушие перед лицом национального кризиса; я думаю, это окупится. Господин премьер-министр, мне не хотелось бы давить на вас в минуты шока и горя, однако ваша речь… Очень важно, чтобы народ услышал вас, и как можно скорее.
– Через некоторое время, Тривул.
– Господин премьер-министр, она уже внесена в расписание трансляции, камеры и микрофоны в медиацентре настроены…
– Через некоторое время, Тривул!
Секретарь кланяется и отходит в сторону, но Ашок Рана видит отчетливую гримасу раздражения у него на лице. Он вновь бросает взгляд на луну, переместившуюся на запад, ближе к горизонту. Теперь она находится на краю серебристого моря, изливающегося с небес на его страну. Никогда больше Ашок не сможет смотреть на ленивую индийскую луну без того, чтобы не вспомнить эту ночь, мелодичный звон палма, разбудивший его, и ужас, мгновенно скрутивший внутренности от знания: сейчас он услышит самое худшее. Понимание пришло еще до того, как Ашок узнал страшную новость, сообщенную размеренным, хорошо поставленным голосом личного секретаря Патака, столь необычным после привычной мягкой фамильярности Шахина Бадур Хана. Еще до того, как до него донесся грохот приземляющихся самолетов, сбивавших ветки с деревьев. Еще до того, как его жена и дети начали поспешно одеваться и собирать вещи в полной темноте из страха оказаться удобной мишенью для той таинственной силы, что обрушилась на дом Ранов… Свет луны теперь для него всегда будет сопровождаться звуками, связанными с воспоминаниями об ужасе. И это – самое нестерпимое: они запятнали луну.
– Викрам, я должен знать, можем ли мы отразить агрессию Авадха?
Чаудхури наклоняет голову.
– ВВС готовы практически на сто процентов.
– Войну не выигрывают ВВС. Как насчет армии?
– Мы рискуем расколоть все командование, если начнем слишком далеко прослеживать корни заговора. Ашок, если авадхи захотят взять Аллахабад, мы мало что сможем сделать, чтобы помешать им.
– А что относительно наших ядерных и химических средств сдерживания?
– Господин премьер-министр, вы, конечно же, не являетесь сторонником использования их первыми? – вмешивается в их беседу секретарь Нарвекар.
И вновь Ашок Рана поворачивается к нему.
– Наша страна стала жертвой вторжения, наши города стоят нараспашку, моя собственная сестра была брошена… на растерзание… толпе ее же собственными солдатами. А вы знаете, что они сделали этим своим тришулом? Знаете?! Что мне делать, чтобы защитить нас? Что делать, чтобы обеспечить безопасность?
От криков Ашока Раны на всех лицах появляется мягкая, вежливо-равнодушная бесстрастность. Он сам слышит, что находится на грани истерики. Но позволяет словам литься. Переборка между конференц-залом и медиацентром украшена современной интерпретацией тандава-нритьи, космического танца Шивы. Бог в венке из чакры пламени, приподнявший одну ногу. В тени этой поднятой ноги, которая когда-нибудь разрушит и вновь возродит вселенную, Ашок Рана прожил все свои сорок четыре года.
– Извините, – говорит он. – Сейчас непростое время.
Политики бормочут что-то в согласие.
– Наши ядерные и химические средства находятся в полной боевой готовности, – говорит Чаудхури.
– Это все, что я хотел от вас услышать, – произносит Ашок Рана. – Теперь давайте речь.
Младший адъютант, отсалютовав, прерывает его:
– Господин премьер-министр, срочный звонок.
– Я же совершенно ясно сказал, что не отвечаю ни на какие звонки. – Ашок Рана подпускает немного льда в интонацию.
– Саиб, это Н. К. Дживанджи.
Все сидящие за овальным столом обмениваются напряженными взглядами. Ашок Рана кивает адъютанту:
– Переключите.
Он постукивает по экрану перед собой. В отсеке для прессы его жена и дети спят, прислонившись друг к другу. Их место на мониторе занимают голова и плечи лидера шиваджистов, подсвеченные неярким светом настольной лампы. У него за спиной что-то, напоминающее ряды книг на полках.
– Дживанджи. Вы дерзкий человек.