– Иисусе, Эль Дурнау. Гребаный почетный консул.
– Тебе больше нравился тот полицейский участок?
– Так же сильно, как тебе понравилось бы в заднице Темного лорда. Ты для них в космос летала.
– Только потому, что они не смогли найти тебя.
– Я бы не полетел.
Она вспоминает, как нужно на него смотреть. Томас беспомощно поднимает руки.
– Хорошо, я траханый лжец. – Человек, сидящий на противоположном конце их стола, поворачивается и с осуждением глядит на белокожего сквернослова. Лалл осторожно, почтительно касается каждой фотографии. – Мне нечего о них сказать. Извини, что тебе пришлось проделать такой путь, чтобы услышать это, но нечего. А тебе? Ведь здесь и твоя фотография. Единственное, что я знаю: там, где было две тайны, теперь осталась одна.
Лалл вынимает палм, находит украденную им фотографию головы Аж изнутри, мерцающую плавучими дийя белковых процессоров, и ставит рядом со снимками со Скинии.
– Думаю, мы можем заключить некую сделку. Помоги мне найти Аж, и я выдам тебе все свои соображения насчет Скинии.
Лиза Дурнау извлекает «Скрижаль» из мягкой кожаной сумки и ставит рядом с собственным изображением, полученным на Скинии.
– Ты вернешься со мной?
Томас Лалл отрицательно качает головой.
– Нет, не пойдет. Так и передай. Назад я не поеду.
– Но ты нужен нам.
– Нам? А сейчас ты скажешь, что мой долг как человека и гражданина не только Америки, но и всего мира, состоит в том, чтобы принести в жертву личные интересы ради столь эпохального события, как контакт с внеземной цивилизацией?
– Иди на хуй, Лалл.
Человек на противоположном конце стола снова таращит глаза, оттого что подобное исходит теперь из уст женщины. Судно дергается, столкнувшись с каким-то затонувшим объектом.
Сегодняшним дождливым утром кораблик, идущий на Патну, представляет собой контейнер для перевозки беженцев. Варанаси корчится в судорогах. Отголоски того, что произошло на развязке Саркханд, разошлись по всему городу, кристаллизовав застарелую вражду и ненависть. Теперь охотятся уже не только за ньютами, но и за мусульманами, сикхами, европейцами, американцами. Город Шивы бьется в конвульсиях, требуя все новых жертв. Американские морские пехотинцы сопровождали дипломатический автомобиль от полицейского участка через наспех возведенные бхаратскими военными пропускные пункты. Томас Лалл пытался понять, зачем из правого окна машины выставлен маленький американский флажок, трепещущий на ветру, пока джаваны и морские пехотинцы обменивались мрачными взглядами. Звуки сирен заполняли ночной город. Над головой тарахтел вертолет.
Конвой промчался мимо нескольких разграбленных магазинчиков. Их стальные ставни были вырваны с корнем или вдавлены внутрь окон. Мимо проехал пикап «ниссан», забитый молодыми карсеваками. Ребята наклонились, чтобы повнимательнее разглядеть, кто сидит в посольском автомобиле. Их глаза полны ненависти. В руках у них тришулы, садовые вилы, какие-то старинные кинжалы. Водитель бросил на них злобный взгляд, нажал на педаль и поехал дальше, истошно сигналя. Повсюду запах гари и воды.
– Аж где-то там, – говорит Лалл.
Когда судно вошло в док, шел сильный дождь, смешавшийся с дымом, но горожане потихоньку вылезали на улицы, выглядывали из дверей, поспешно проскакивали мимо сожженных «марути» и разграбленных мусульманских магазинов. По широким магистралям сновали фатфаты. Надо же людям на жизнь зарабатывать. Город, на несколько часов задержавший дыхание, теперь позволил себе медленный судорожный выдох. Неиссякаемый поток народа спускался по узким улицам к реке. С ручными тележками и целыми подводами, на перегруженных рикшах и в фатфатах, на сигналящих «марути», в такси и на пикапах мусульмане бежали из города. Томас Лалл и Лиза пробирались вперед среди бесконечных уличных пробок. Многие, отчаявшись, бросали средства передвижения и тащились пешком с драгоценными пожитками: компьютерами, швейными машинками, токарными станками, громадными тюками с постельными принадлежностями и одеждой.
– Я встречался с Чандрой в университете, – сообщил Томас Лалл, когда они наконец пробрались сквозь массу брошенных рикш и вышли на гхаты, где у самого края реки несколько отдельных потоков беженцев слились в единую громадную ведическую орду. – Анджали и Жан-Ив работали в лаборатории, занимавшейся изучением возможности создания интерфейса «человек-сарисин». Говоря точнее, включением матриц с белковыми чипами в нейронные структуры, прямым соединением компьютера с мозгом…
Лиза Дурнау изо всех сил старается не потерять Лалла в толпе. Его кричаще-голубая серферская рубашка, словно маяк, мелькает среди тел и вещей. Стоит споткнуться на каменных ступеньках – и тебя растопчут.
– …Адвокат дал Аж фотографию. На ней она после какой-то операции вместе с Жан-Ивом и Анджали. Я узнал место, где был сделан снимок, это Патна, новый гхат у дамбы. А потом я кое-что вспомнил. Кое-что с тех времен, когда я еще работал в пляжных клубах. Там было много эмотиков и людей, ими торговавших. Большая часть дури, конечно, привозилась из Бангалора и Ченнаи, но встретил я там и одного парня, который привез товар с севера, из зоны свободной торговли в Патне. У них все то же, что можно взять в Бангалоре, но за четверть цены. Тот парень ездил туда раз в месяц и как-то рассказал мне об одном то ли враче, то ли знахаре, который делает в Патне радикальные операции мужчинам и женщинам, не желающим больше быть мужчинами и женщинами, если ты понимаешь, о чем я.
– О ньютах, – кричит Лиза поверх множества человеческих голов.
Команда судна загородила и опечатала воротца, ведущие к пристани, а теперь принимает деньги из рук, просунутых сквозь решетку, и пропускает беженцев. Лиза прикидывает, что они находятся примерно на полпути к воротам, но она уже устает.
– О, ньютах, – отзывается Лалл. – Попытка рискованная, но если я прав, это как раз и есть отсутствующее звено…
Звено чего? – хочется спросить Лизе Дурнау, но толпа напирает. С каждой секундой на судно набивается все больше и больше народу. Беженцы стоят по пояс в воде Ганга, протягивают матросам маленьких детей, но те без всякого снисхождения отталкивают их шестами.
Томас тянет Лизу к себе. Им удается пробиться в начало очереди. Стальные воротца открылись, стальные воротца закрылись… Человеческие тела теснятся у загородки.
– Баксы есть?..
Лиза копается в сумочке и находит триста долларов в дорожных чеках. Лалл машет ими в воздухе.
– Доллары США! Доллары США!
Стюард манит его. Команда отбрасывает от сходней теснящуюся толпу.
– Сколько вас?
Томас Лалл поднимает два пальца.
– Заходите, заходите.
Они протискиваются сквозь щель, специально оставленную для них в воротцах, взбегают по трапу. Десять минут спустя до краев забитое судно отходит от берега. Лиза Дурнау смотрит в окно, и толпа начинает напоминать ей большой комок запекшейся крови.
В битком набитом салоне она открывает перед Лаллом свою «Скрижаль». Он листает страницы с данными.
– Что ж, и каково оно было в космосе?
– Вонюче. Утомительно. Большую часть времени в бессознанке и толком не видишь ничего интересного.
– Слегка напоминает рок-фестиваль. Значит, ты считаешь находку артефактом внеземной цивилизации? Но если Скинии семь миллиардов лет, почему же мы не встречаем повсюду инопланетян, ее создавших?
– Вариант парадокса Ферми: если инопланетяне существуют, то где они? Давай будем исходить из следующего: если мы предположим, что создатели Скинии распространялись по Вселенной со скоростью одной десятой процента от скорости света, через семь миллиардов лет они колонизировали бы пространство до галактики в созвездии Скульптора.
– Везде были бы сплошные они.
– Но всё, что мы находим, – это паршивенький астероидик? Не думаю. И дополнительный вопрос: если он действительно в два раза старше Солнечной системы…
– Откуда они знали, что мы окажемся на месте, чтобы найти их артефакт?
– Что это облако звездной пыли когда-нибудь породит тебя, меня и Аж… Мне кажется, можно отбросить теорию о пришельцах. Вторая гипотеза: это послание от Бога.
– Да брось, Лалл.
– Могу поспорить, что за молитвой перед завтраком в Белом доме такие шепотки ходят. Конец света близок.
– В таком случае это конец рационального взгляда на мир. Возвращаемся в Эпоху Чудес.
– Совершенно верно. А мне бы не хотелось считать, что моя жизнь ученого была пустой тратой времени. Так что я буду придерживаться теорий, которые сохраняют хоть толику рациональности. Третья гипотеза: другая Вселенная.
– Подобное и мне приходило в голову, – замечает Лиза Дурнау.
– Если кто-то и знает, что там, в поливерсуме, творится, то это ты. Большой взрыв раздул Вселенную до набора отдельных вселенных с немного отличными друг от друга законами физики. Виртуальная вероятность того, что есть по крайней мере еще одна вселенная с Аж, Лаллом и Дурнау, – сто процентов.
– И им по семь миллиардов лет?
– Другие физические законы. Время движется быстрее.
– Гипотеза номер четыре.
– Четвертая гипотеза: все это игра. Точнее, симуляция. В своей основе физическая реальность представляет собой некий набор правил и вариантов их применения – простых программ, из которых и возникает вся немыслимая сложность. Компьютерная виртуальная реальность выглядит точно так же… Я всего-то всю свою жизнь об этом и твержу, Эль Дурнау. Здесь и зарыта собака. Мы оба – подделки. Повторные прогоны на финальном компьютере в Пункте Омега в конце пространства-времени. Как ни крути, все шансы будут за то, что наша реальность – лишь реран, а не оригинал.
– И в системе появились баги. Наш таинственный астероид возрастом в семь миллиардов лет…
– …привносит в «Симс» [91] потенциальный поворот сюжета.
– Вряд ли тебе представится возможность увидеть Великого и Ужасного Гудвина, – замечает Лиза. – Мы определенно больше не в Канзасе.