Мéарана удивилась:
— Брошенные разобрали челноки в первые дни и использовали материал для постройки поселений. Двести лет назад они замостили первое посадочное поле и застроили его. Сентиментальность — не их конек. Я думала, ты сказал, что память важна.
Лицо Фудира вспыхнуло свирепостью.
— Я предпочту, чтобы прошлое замостили, чем чтобы в нем гнездились птицы.
Арфистка не стала класть ему на плечо руку для утешения — знала, что оттолкнет.
— Иногда, — сказала она, — предки пренебрегают потомками.
— Так и есть.
— И что ты выяснил, Донован, у ювхарри?
Человек со шрамами заглянул в стакан.
— Донован, он ничего не найти.
Вздох Мéараны был протяжным и уставшим.
— Значит, медальон завел в тупик. Нужно отыскать след матери каким-то иным способом. Возможно, посылка…
Фудир открыл было рот, но тут возле них раздался резкий и чуть грубоватый голос:
— Тут частная вечеринка или можно присоединиться?
Мéарана быстро спрятала посылку, а человек со шрамами обернулся, чтобы зарычать на незваного гостя, но застыл, потрясенный, и вместо этого воскликнул:
— Хью!
Словно ветер прогнал тучи десяти тысячелетий, и яркое солнце радости озарило его лицо. Но миг прошел, лицо омрачилось снова, и улыбка стала грустной. И все же арфистка была рада видеть ее, пусть совсем недолго.
Человек, обменявшийся с Фудиром рукопожатием, имел крепкое телосложение. У него была мощная челюсть и пыльно-красные волосы. На левой щеке белел едва видимый шрам.
— Должно быть, ты Маленький Хью О’Кэрролл, — сказала она, протягивая руку.
— Должно быть, — согласился Призрак Ардоу, низко поклонившись и поцеловав ей руку, — ведь больше никому не нужна такая черт’ва работенка.
Он подтянул кресло к левому краю стола. Сейчас судьба улыбнулась им в третий раз — в зависимости от того, что считать удачей.
— И как у тебя дела, Фудир? Все еще впереди закона?
— Я отошел от дел, — сказал Донован. — Закон запыхался гнаться за мной.
— Это печально, когда ты не нужен даже пасторам Иеговы.
— Донован много о тебе рассказывал, — вмешалась арфистка.
Хью ласково улыбнулся.
— Надеюсь, не только плохое. — Он ткнул в нее пальцем. — А ты, позволь угадать, маленькая Люси.
Арфистка прикрыла лицо.
— О нет! Меня так давно не называют.
— Наверняка, не слишком давно! Фудир, — произнес он, — как ты можешь пить эту дрянь? Позволь заказать тебе портер.
Он развернулся в кресле и щелкнул пальцами официантке.
— Фудир и я, — сказал он Мéаране, — корешились в старые дни. Я правильно сказал? «Кореш»? Наверное, он рассказывал об этом? В последний раз, когда я видел его, он вырубил меня и бросил у порога отеля в трущобах Чельвекистада. Я так с ним и не расплатился за это.
— Сдачи не надо, — пробормотал Фудир.
Хью рассмеялся.
— Ты не изменился.
На лице Донована последовательно отразились разные чувства. Спустя пару ударов сердца, под прикрытием слабой улыбки, он сказал:
— Хорошо выглядишь. Вел еще какие-то партизанские войны?
— Две. Нет, три.
Хью рассмеялся, увидев их реакцию, и, порывшись в карманах, достал значок.
— Все во имя добра, — произнес он. — Я теперь Щен Гончего, и два тирана с пиратским королем больше не станут нарушать мир Ардри.
Донован взял у него значок, и золотое свечение померкло, когда тот покинул руки Хью. Он передал его Мéаране.
— Я бросил тебя в дурной компании. Тебя совратили.
— О, все не так плохо. Я был чуть старше, чем предпочитала Свора, но обучение у Ориэля планетарному управлению привило мне навыки администрирования, а гражданская война на Новом Эрене дала, скажем так, тактические навыки. Кроме того, у меня была мотивация.
— Какая?
— Они пообещали, что моим первым заданием будет выследить тебя.
Фудир хмыкнул.
— Если найдешь, дай знать.
При этой шутке Méapana, всего на мгновение, положила руку ему плечо.
— Но ты не пошел, — сказала она, вернув значок. — Ты отправился на поиски приключений с моей матерью.
Хью кивнул и умолк, проведя пальцем по шраму на щеке.
— Да, так и было. В Разлом… К тому времени боль предательства притупилась. Нет, не говори мне, что это было для моего блага, старый друг. Судя по тому, что я слышал, это именно так. Но теперь оно больше не важно. Иногда… я вспоминаю те дни. Гулли Амира Нейта, скольжение с Январем и его командой — интересно, что же с ними стало, — или восстановление Нового Эрена, или… «Даешь Хадрамоо!».
Он стиснул кулак.
— Помнишь? — Хью вздохнул. — Жаль, что всего этого не вернуть, да?
Его взгляд стал печальным и далеким.
— Не знаю, — тихо сказал Фудир.
Спустя некоторое время, когда к нему вернулась толика хорошего настроения, он добавил:
— Поскольку ты больше не охотишься за мной, я желаю тебе удачи. Какое у тебя служебное имя? Не Маленький Хью. Ты больше не работаешь на Клан Ориэль и не можешь использовать их имена.
— Для тебя я все еще Хью. Но для Своры я — Ринти.
— Ринти. И кто твой песик?
Подошедшая официантка поставила четыре кружки. Хью расплатился.
— Грейстрок, — ответил он.
— Грейстрок! — Фудир рассмеялся и хлопнул по столу. — Ни один человек не умел так же хорошо растворяться в пространстве, как он. Кстати, где он?
— Здесь, — сказал Грейстрок, сидевший за четвертым краем стола.
Он вернул значок Хью, взял кружку и улыбнулся Доновану. Человек со шрамами покачал головой.
— Хотелось бы узнать, как ты это делаешь. — Он взял свою выпивку. — Я тебе не рассказывал, арфистка? Он настолько обычный, что его никто не замечает.
— Только когда он того хочет, — сказал Хью. — Иначе он может быть столь же заметным, как… да как ты.
— Вы отличная пара, — сказал Фудир. — Призрака Ардоу тоже нелегко найти.
— Это сослужило мне службу, — согласился Хью.
— Кстати, — произнес Грейстрок. — Мы только что закончили одно дело на соседнем Хлабаше и решили, что можем заскочить сюда и просеять информацию касательно бан Бриджит.
Он поочередно посмотрел на Донована, Мéарану и улыбнулся.
— Представьте только, что мы и вас тут нашли! Насколько я понимаю, вы заняты тем же.
На улице начинало темнеть, и они заказали ужин. Официантка принесла особые подушки для сидения, медные тарелки и чашечки с горьким кофе. Им подали МакЛуб — вареную курицу с жареными овощами и рисом. Иногда это называли «планетарным блюдом» Арфалуна, хоть оно пользовалось популярностью только в клифе на Мурф и соседних странах. Они вспоминали времена, когда гонялись за Танцором, и Фудир получил возможность объяснить, чем закончилась та история, и поведать о встрече с Равн Олафсдоттр.
— Все еще на свободе, я слышал, — сказал Грейстрок. — Надеюсь, она больше не охотится за тобой. По всей видимости, многие агенты вернулись домой. Какие-то проблемы в Конфедерации.
Гончий и Хью поведали о некоторых делах, которыми они занимались в последнее время, — тех, о каких можно рассказывать. Мéарана говорила о музыке и даже пообещала на следующий день сыграть для них. Когда Фудир сообщил, едва ли не с гордостью автора, о песенном цикле про Танцора, Хью беззаботно заметил:
— Не забудь сыграть о том, как Фудир вырубил меня.
Они говорили о матери Мéараны, восхваляя ее умения. Но Шелковистый Голос видел на лице арфистки лишь мысль, будто все они оплакивали умершую.
— Она была женщиной, в которую легко влюбиться, — сказал Грейстрок, — но одновременно и сложно.
— Да, — согласился Маленький Хью, — ее было легко любить, но ей любить было тяжело.
— Она использовала обольщение как оружие, — сказал Грейстрок.
Он поднес кофе к губам, но не отпил и вернул чашку на блюдце.
— От такого использования оно притупляется, — закончил он мысль. — Она становилась черствой, бесчувственной. Не ощущала заботы других.
Третье лицо. Прошедшее время.
— Иными словами, — произнес Фудир, — ты хотел, чтобы она любила тебя, но она не хотела.
— Или не могла, — возразил Гончий.
— Мы все трое этого хотели, — сказал Хью. — Разве не так? Мы хотели, чтобы она выбрала, а она просто желала, чтобы мы любили ее. Я не имею ничего против. Тогда я не мечтал, чтобы меня любили. Только не тогда.
— Нет, — сказал Фудир, — она хотела контроля, а не любви. Узы становятся поводком, когда они крепятся лишь на одном конце.
— Сколько в вас злобы! — вскрикнула Мéарана. — Вы треплетесь, пото’что получили от ворот поворот. Что еще она могла сделать — как Гончая? Чтоб любить кого’то, нужно отдаваться целиком. А она ня могла себе этого позволить. Крепкий поводок? Она держала его на сябе. Дома, со мной, все было иначе.
Она отвернулась и умолкла. Фудир обменялся взглядом с остальными.
— Странно, — наконец сказал он в тишине, последовавшей за вспышкой Мéараны, — это то, что я яснее всего помню о ней.
— Что же? — спросил Грейстрок.
— Вы могли бы подумать, что это… оружие, которое она испытывала на мне, — произнес Фудир. — Но яснее всего я помню тот флер, с которым она все делала. Она не всегда была веселой, но постоянно была исполнена радости. С ней ты чувствовал, что нет ничего невозможного.
Мéарана взглянула на него через плечо. Левый глаз, тот, который она могла увидеть, задрожал, и по щеке покатилась слеза.
— У меня было иначе, — сказал Хью. — Скорее, это походило на упражнение. Она расставила ловушку на мое сердце, но я увидел ее и попался по своей воле. Можно сказать, мы оба угодили в ловушку.
— Тогда, возможно, — сказал Грейстрок, — она любила каждого из нас по-своему.
Фудир поморщился.
— С Хью она отдыхала. Со мной ей могло нравиться мериться характерами. Но лишь богам известно, что она нашла в тебе, Грейстрок. Без обид, но у нее был флер и была артистичность, а они вряд ли входят в число твоих многочисленных качеств.
Гончий улыбнулся.
— Разве ты не слышал? Противоположности притягиваются.
Острота разо