Тренажер представлял собой беговую дорожку и мультипояс, генерирующий голографический пейзаж. Человек со шрамами бежал по городу, и пояс приспосабливался к его движениям, дергая вверх, вниз, заводя за углы. Он мчался с яростной целеустремленностью, не видя ничего, кроме симулятора и собственного тела. Мéаране показалось, что он немного крупнее обычного. Его лицо было более суровым. Руки и ноги как будто бугрились мышцами.
Но это была иллюзия. Физически он не изменился. Кожа оставалась той же, и мускулы — прежними. И все же Донован выглядел более крепким, словно крупный мужчина в одежде не по размеру. Арфистка опустилась на ближайший мат и скрестила ноги. В ее руки легла арфа.
Он запрограммировал пояс на создание случайных препятствий, поэтому на пути то и дело возникали машины, люди появлялись из боковых улочек и дверей или не спеша шли впереди него, и он уворачивался, а однажды даже изящно прокрутился, чтобы не столкнуться с матроной с тремя собачками на поводках.
Пальцы Мéараны перебирали струны в поиске мелодии, которая лучшим образом передала бы решимость этой бегущей машины.
Он обернулся! И сенсоры симулятора изменили направление ножного привода, так что он выбежал на улицу и будто бы ринулся прямо на арфистку. Мéарана резко откатилась в сторону, но, конечно, стремительное приближение было только иллюзией, созданной поясом.
Сердце человека со шрамами екнуло, и он начал замедлять бег. Он указал на нее пальцем, его лицо расколола ухмылка, и он рассмеялся. То был ужасный смех. Он напомнил Мéаране голоса людей, разговаривающих во сне. Она наиграла стаккато.
— Должно быть, ты Силач, — догадалась она.
Человек со шрамами кивнул, не переставая бежать.
— Донован и Фудир иногда жаловались на боль в мышцах по утрам, — продолжила она. — Они думали, это от старости. Теперь я понимаю причину.
Силач снова улыбнулся и махнул рукой.
— Кого они волнуют, да? Ты немой. Ты не контролируешь голос, так они мне говорили.
— Спя-ат, — простонал Силач.
— Когда Донован с Фудиром спят, ты можешь немного разговаривать. Должно быть, ты имеешь доступ к мозговому центру речи, иначе не смог бы общаться с ними.
Он повел плечами.
— Я-а-а-а не-э-э-э а-а-аю-у-у.
— Ты понятия не имеешь о мозге и параперцепции, верно? Ты создан для боя и физических упражнений?
Еще одна улыбка и поднятый кверху большой палец.
— Понимаю. Если это все, в чем ты хорош, по крайней мере ты хорош хоть в чем-то. Ты… не обижайся. Ты — звериная часть души Донована?
Силач нахмурился, и его глаза налились кровью. Он вскинул голову, словно лошадь или собака.
— Легче, дружок. Каждый из нас зверь — ощущения, восприятие, эмоции и действия. Есть понятие «я», — она дернула струну, — что лишь касается струн и слуха… «я», что не ведает музыки, а знает лишь звук. «Я», которое думает, запоминает и воображает, но лишено понимания. Я не слишком путано изъясняюсь?
Силач пожал плечами и улыбнулся. Он поднял правую руку и развел на дюйм большой и указательный пальцы.
— Но «я», которое только слышит звуки, и «я», которое понимает музыку… это одно «я». Звериная и человеческая сущности едины. Не могу представить, каково это, когда они разделены.
Силач поднял все пальцы и развел их.
— Разделены на десять частей? Донован говорил, их только семь.
Силач нахмурился и попытался сосчитать пальцы, потом покачал ими, словно хотел сказать: «Кто знает?» Внезапно его глаза потеряли фокус и черты лица исказила тревога. Он перешел на шаг, остывая. Симуляция вокруг него растаяла, и над платформой возникли цифры, на которые, впрочем, Силач не обратил ни малейшего внимания. Он снова пересчитал пальцы и уверенно поднял семь, будто ряд копий. Потом еще три и опять пожал плечами.
— Я не понимаю.
Пояс выключился, Силач спрыгнул с дорожки и присел возле нее. Мéарана вздрогнула и отодвинулась. Силач понурил голову.
Мéарана почесала ему затылок.
— Прости. Я не хотела. Но ты немного пугаешь.
Силач ухмыльнулся и покачал головой.
— Мы-ы-ы мно-ох-о-ох пуха-аи-им. Да-на-а-до, — простонал он.
«Мы многих пугаем. Так надо».
Арфистка улыбнулась в ответ.
— И верно, кто бы испугался пушистого кролика?
Силач затрясся от беззвучного смеха. Потом взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
Арфистка знала, что звериное тело обучено смертоносным искусствам и мышечная память вряд ли его подведет. Она понимала, что, если его что-то встревожит, он одним поворотом запястья сломает ей шею. На Дангчао жила семья Сяо, которая держала пару охотничьих пуделей. И однажды один из их четырех сыновей в детской невинности не так ткнул их, и преданные зверушки в мгновение ока превратились в убийц. То, что Силач мог немного разговаривать, отчего-то еще больше пугало.
— Бть-г-то-ова, — протянул он. — Н-во-о-олнуйся.
Но арфистка не поняла, что он хотел сказать.
Когда она провела его обратно в номер, то обнаружила, что остальные ждут в гостиной, вне себя от беспокойства. Стоило им войти, на них обрушились требования, тревога и упреки:
— Вот ты где! Ты где была? О! Хозяин не бросать Билли!
Билли бросился в ноги Силачу и обнял за лодыжки. Это разбудило человека со шрамами, и Мéарана заметила, как Силач посмотрел на нее, прежде чем утонуть в сознании Донована. Человек со шрамами гневно огляделся.
— Какого дьявола тут происходит?
— Это я и хотел спросить, — сказал Грейстрок.
Хью взял арфистку за руки.
— Мы волновались за тебя. Если… ты знаешь.
— Значит, в этот раз ты не сбежал, Донован? — осведомился Грейстрок.
— Если за нами шли с Арфалуна? — спросила Мéарана у Хью. — Маловероятно.
— Но вполне возможно. В обочинах дорог остаются окаменевшие изображения. Умный сможет отследить корабль, а по смещению синего спектра понять, где он вышел. Поэтому…
— Поэтому, — сказал Грейстрок арфистке и человеку со шрамами, — не пришло ли время рассказать нам все и передать работу профессионалам?
— Пока вас не поймали конфедераты, — добавил Хью.
Донован хлопнул Билли Чинса по голове.
— Прекрати или я действительно освобожу тебя! Жизнь, проведенная в пресмыкательстве, не стоит ломаного гроша.
Билли Чинс отпустил лодыжки Донована и поднялся на ноги.
— Простите, хозяин. Я не служить хорошо? Я еще служить вам?
— Служи, если должен. Но не теряй достоинства! Что я здесь делаю?
— Ты ходил во сне, — сказала Мéарана.
— Ладно, — бросил Грейстрок. — Каков твой ответ?
Донован кивнул на Мéарану.
— Ответ должна дать она. — И добавил, обращаясь к арфистке: — Это разумный ход. Я говорил тебе это с самого начала.
— Знаю. Но… Профессионалы искали ее два года и бросили охоту.
Маленький Хью вздернул подбородок.
— Грейстрок и я не бросили. И никогда не бросим, пока не узнаем, где и как она…
Щен помедлил и закончил другим голосом:
— Пока не узнаем.
— Тогда ты должен понять. Я не могу просто сидеть на Дангчао и ждать.
— Вспомни ювхарри с Арфалуна, — сказал Хью.
— Я помню. И это еще одна причина, почему я не могу уйти. Я в долгу перед ней.
Хью подавил улыбку.
— Тебя припугнули, но не спугнули?
Донован покачал головой.
— Мы все устали. Сейчас глубокая ночь — а ночи на Даме необычайно долгие. Давайте выспимся, и утром… — Он не сказал, что могло принести с собой утро.
Все разбрелись по номерам. Донован обернулся, чтобы закрыть дверь, и увидел, что Грейстрок стоит в его комнате. Он покачал пальцем.
— На две вахты, да?
— Я неотступно следую за тобой.
— Ты знаешь, что это. Поэтому давай с этим покончим.
Гончий прошел к рабочему столу и умостился в кресле, махнув Доновану на кресло для чтения в углу.
— Она не понимает, — сказал Грейстрок, когда человек со шрамами тоже сел. — Она не знает, насколько опасно дело.
— Именно молодые ловят скользящую змею.
Грейстрок наклонил голову.
— Перестань вести себя как загадочный терранин.
— Терранская пословица. Молодые совершают опасные поступки в своей невинности.
— Итак, какое у нас оправдание? Забудь. Это больше не просто вынюхивание у Лафронтеры. Не просто случайное везение в диких переселенческих мирах и проживание в дорогих отелях за счет Своры. Это больше не хренова шутка!
— Она понимает.
— Ты думаешь? Здесь рыщет агент Названных. Это не банда ’лунской деревенщины. Это… да судьба его подери! Она ведь ее дочь!
— Тогда, возможно, ты понимаешь, почему она не сдается.
Грейстрок собирался что-то сказать, но передумал и скрестил руки.
— Когда я вспоминаю то, что случилось двадцать лет назад…
Его глаза загорелись при виде голограммы на зеркале туалетного столика.
— Что ж… — Гончий помолчал. — Ты останешься с ней?
— Я пообещал Зорбе.
— Нет, это он пообещал тебе. Я знаю его методы. Но я не хочу, чтобы ты помогал лишь потому, что под угрозой твоя шкура. Такой человек, скорее всего, испарится, как только сочтет, что для него это безопаснее. И что тогда ждет ее?
— Есть и другие, — сказал Донован, — которые не могут бросить ее оттого, что не помогли первыми.
На невзрачном лице Гончего вспыхнул гнев.
— Она пришла к тебе, — произнес он.
И Донован задался вопросом, что же стало причиной гнева — его насмешка или ее выбор.
— Не волнуйся, Гончий, — сказал Донован. — Все зависит от того, как решат боги.
— Боги, — бросил Грейстрок, — просто деспотичны. Но за богами стоит судьба, а вот она смертоносна.
— Как она могла прийти к тебе или к Призраку за помощью? Она нуждалась в ком-то… необремененном.
Грейстрок фыркнул, подумал, достал из кармана накопитель и бросил его Доновану. Человек со шрамами поймал устройство, посмотрел на него, затем на Грейстрока.
— Здесь один из моих личных кодов, — объяснил Гончий. — Если я тебе понадоблюсь, зашифруй сообщение с помощью этого устройства и отправь в Свору. Они передадут его мне по Кругу, где бы я ни был. Мы с Ринти прибудем так быстро, как только сможем.