Само собой, без подписи. Одно его существование служило наилучшей подписью.
— Что в сообщении, сахб?
Донован покачал головой.
— В нем говорится: «Только не бросай меня в терновый куст, б’ат Лис». — Он улыбнулся Билли и смял послание в кулаке. — Кто-то хочет заплатить мне, чтобы я сделал то, чего мне делать неохота.
— В чем дело? — спросила Мéарана.
Она вышла из своей комнаты с мокрыми глазами и красным, опухшим лицом. К груди, словно щит, она прижимала арфу.
Донован бросил смятое сообщение, и оно медленно улетело в камин, где сгорело дотла.
— Предложение выкупить твой медальон за двойную цену.
Арфистка склонила голову набок и наиграла пару случайных нот.
— Щедрое предложение? — спросила она.
Донован кивнул:
— Очень.
— Тогда, полагаю, нам лучше все-таки найти их…
Донован вздохнул, закрыл глаза, и…
…Стол — темное дерево, в длину больше, чем в ширину, очень вычурный, несмотря на то что воображаемый. Комната, посреди которой он стоит, расплывчатая, углы скрываются в тенях, горят тусклые лампы, их мутные отражения мерцают на отполированной поверхности стола. Вокруг него — десять мягких стульев с высокими спинками, на столе перед каждым лежит блокнот из умной бумаги и световая ручка.
Семь стульев заняты.
Донован оглядывается.
— И чья это затея?
«Педанта», — говорит Ищейка. Он похож на борзую собаку, настолько худощавый, что выглядит выше товарищей. У него тонкий орлиный нос, в пронзительных глазах читается настороженность, а выступающий квадратный подбородок выдает решительный характер.
— Всегда было интересно, как ты выглядишь, — говорит Донован.
«Иронизируешь, — отвечает Ищейка. — Хочешь, я опишу тебя?»
— Зачем? Мы же один человек, верно? Хоть и с разной внешностью.
«Значит, важна только внешность. Вспомни, что у человека лишь некоторые гены такие же, как у шимпанзе. Но это говорит не о том, как похожи человек и обезьяна, а о том, как мало в важных делах значат гены».
Донован думает, что узнал бы Педанта даже без его тяжеловесных фраз. Его тело кажется тучным, а лицо лоснится, как у только что плотно отужинавшего человека. Серые водянистые глаза придают ему мечтательный, задумчивый вид. Педант заходится смехом.
«Аристотель сравнивал акт познания с актом поедания. В обоих случаях ты принимаешь что-то внутрь и оно становится частью тебя».
Такое раздражающее «фактословие», словно радий, излучает Педант, если не пребывает в состоянии угрюмости, когда он будто удаляется в частный клуб, члены которого никогда не общаются друг с другом.
Донован внутренним взором окидывает одну личность за другой.
— Итак, какой план и к чему эта визуализация? — Он смотрит на Фудира, который обычно контролирует зрительную кору, но аферист сидит за дальним концом стола, и выражения его лица не разобрать.
— Ты возьмешь взятку? — в лоб спрашивает Фудир.
— Двести киловекселей? — Донован смеется. — Почему нет?
Справа, чуть дальше за столом, зарокотал Силач. Эта версия Донована выглядит такой же крупной, как Педант, но крепкой и твердой и одновременно гибкой и спортивной. Твердость читается даже в его глазах.
«Не нужно от нее убегать, — говорит он. — Нас можно так задешево купить?»
— Не так уж дешево. Денег хватит, чтобы спаивать Фудира, сколько он захочет.
Фудир качает головой.
— Это тебе нужно притуплять страх алкоголем.
— Или для того, — отвечает Донован, — чтобы успокаивать духов.
— Как мило! Каких еще духов?
— Духов прошлого, которые преследуют тебя в настоящем.
— Мерзавец!
— И дело не в том, что мы бросим ее, Силач, а в том, что мать бросила ее.
«Méapaнa никогда не бросит мать». — Рядом с Силачом сидит закутанная фигура, говорящая шелковистым соблазняющим голосом.
— Ты так думаешь? Она прямо сейчас стоит на грани возмездия. Малейший толчок…
«Возмездия? За что?»
— Как часто бан Бриджит бросала арфистку? Почему бы ей не отплатить той же монетой?
«Если она бросила ее, это не значит, что и мы имеем моральное право поступить так же».
«Бан Бриджит была на заданиях, — говорит Ищейка. — Она не бросала ее».
— Какая трогательная вера в логику, Ищейка. Но дело не в том, как это было, а в том, как воспринималось. Я никогда не говорил, что она намеревается оставить поиск. Я говорил, она чувствует себя вправе так поступить.
С дальнего края стола отзывается Фудир:
— Откуда тебе знать, что она чувствует, Донован? Тебе самому нужны чувства, чтобы распознать их в других.
Донован склоняет голову.
— Думаю, тебе стоит попросить Педанта стереть те воспоминания. Их призраки, похоже, до сих пор тревожат тебя.
— Это не его воспоминания, и не ему их удалять. Как насчет твоих призраков? Это ведь тебя пытали Названные. Я все проспал. Неудивительно, что ты в страхе сбежал.
Маленькая копия Донована, с большими глазами и торчащими ушами, соскальзывает с кресла и бежит к стене. Из темноты доносится звонкий щелчок закрывающегося дверного замка.
«Курьер нас пока не догнал, но нужно запереть двери».
— Это же не настоящие двери, Ребенок, — посмеивается Донован.
«И Зорба… Зорба выследит нас, если мы бросим ее!»
— Если мы доставим ее в целости, у Зорбы не будет повода жаловаться.
— А что с бан Бриджит, — говорит Фудир, — и ее находкой? Разве Зорбе они не нужны?
— Его угроза относилась только к арфистке, — отвечает Донован. — Если он хотел более широкого контракта, надо было уточнять условия. Брось это, Фудир. Бан Бриджит больше нет. Зорба это понимает. В итоге поймет и Мéарана. И что бы она ни открыла — или думала, что открыла, — лучше оставить все как есть. Оружие, которое спасает мир, способно разрушить его.
«Не будь так уверен».
— Уверен в чем, Ищейка? Что она мертва? Или что это ужасное оружие не стоит искать?
«Что курьер отстал от нас».
— Ах-х! Пусть сообщение не пугает тебя. Ты слишком много читаешь между строк.
«Это и означает интеллект. Inter legere, на мертвом рамавасийском языке. „Читать между строк“».
«Определенно, человек достаточно умный для того, чтобы разослать сообщения на каждый корабль, достаточно умен, чтобы узнать, где оно найдет свою цель».
— Ты ведь не думаешь, что они и впрямь заплатят? — говорит Фудир. — Двести тысяч векселей, чтобы просто вернуться домой и пить? Мы привыкли делать это бесплатно. Скорее всего, нас ждет нож в ребра, а не векселя в ладони.
«Если Названные знают, — говорит Ребенок, — что бан Бриджит искала некое оружие против них, то зачем Им бросать поиск, даже если его бросим мы, даже если его бросит Мéарана, даже если бан Бриджит потерпела неудачу?»
— Какая разница? Мы выйдем из игры, вернемся на Иегову, а арфистка на Дангчао. Подальше от ока бури.
«Нет. Если бан Бриджит нашла оружие до того, как Они убили ее, то Они уже получили его. Но если Они убили ее прежде, чем она нашла оружие, — или если она погибла, когда добралась до него, — тогда Они пока не знают, где оно».
Донован отвечает:
— То, что она погибла, когда нашла его, не самый лучший аргумент, чтобы продолжать поиск.
«Подумай хорошенько, Донован. Если с помощью арфистки легче всего отыскать бан Бриджит, а вместе с ней и оружие, то когда Названные придут за ней? И кто тогда защитит ее?»
Все замолкают, и Фудир наконец отпускает замечание:
— Зорбе это не понравится.
— Что, мы будем стеречь ее весь остаток ее жизни?
«Похоже на логичный вывод».
«Иразве мы не связаны долгом?»
— Тут нет доказательств. Если арфистка заварила кашу, то приглядывать за котлом ей, а не нам. Она не ребенок, чтобы уходить от последствий своих решений.
— О, если бы мы ушли от последствий своих!
— Спиральный Рукав — жесткое место. Тут никто не обещал безопасности или успеха.
«Ты ведь не всерьез!»
— Думаешь? Кто за то, чтобы взять деньги, поднимите руку.
Призрачные образы подняли руки: Донован, Внутренний Ребенок, Ищейка.
— Ищейка! — восклицает Фудир.
«Это рациональный курс».
— К черту логику! Но тогда у нас четверо против.
Он, Силач и Шелковистый Голос поднимают руки — и все взоры обращаются на Педанта.
Но тучное тело качает массивной головой:
«Я — факты, а на вопрос, стоит брать взятку или нет, невозможно ответить одними фактами. Ни логика, ни страх, ни сантименты, ни грубая сила, ни любая другая часть того, кем мы были прежде, не может дать ответ. Скорее, наоборот».
«Три к трем, один воздержался».
Фудир трет кулаком стол.
— Вопрос спорный. Мы ничего не можем сделать, пока не доберемся до Сигги О’Хары. Я предлагаю сопроводить ее до Круга. Все, что узнаем, мы сможем передать Грейстроку и Хью.
Донован вздыхает.
— Я помню время, когда мы должны были сопроводить ее только до Верховной Тары.
Силач рокочет:«Один вопрос — кто-то удивился пустым местам за столом? Педант, ты все начал. Зачем десять стульев?»
На лоснящемся лице отражается тревога.
«Я не понимал…»
«Я понимал».
Как и Силач, Ищейка обладает доступом к сенсорным входам.
— Почему десять воображаемых стульев важнее семи? — спрашивает Донован.
—