Ему следовало быть более холодным миром, чем он есть на самом деле. Но его солнце горячее прочих и свою отдаленность компенсирует темпераментом. Частично дело и в том, что Гатмандер — крупная планета и стискивает свое ядро, подобно женщине, обнимающей себя, чтобы согреться. Ее сердце клокочет в объятиях гравитации, и кое-что иногда прорывается на поверхность. А водяной пар в воздухе улавливает и распределяет тепло, которое ее звезда и ядро приносят сверху и снизу. Почти половину года пар этот оседает в виде снега и неохотно тает летом, которое скорее похоже на весну. Флора и фауна, занесенные сюда древними терраформирующими ковчегами, приложила все усилия, чтобы адаптироваться с достойной уважения скоростью. Повадки животных изменились, эволюция видов приобрела новые цели, и новые свойства возникли в мгновение ока, когда бог Ламарк пробудил дремавшие «мусорные гены», дабы организмы смогли выжить в суровых климатических условиях.
В общем и целом это мир тусклых тонов. Тундра в северных широтах, тайга в умеренной полосе, дубы и клены в районе тропиков. В паре десятков крупных городов живет всего миллион человек, и еще около двух миллионов в разбросанных по всему материку Канда поселках и деревнях. Другой континент, Зобиир, пролегает через Северный полюс, и на нем не сыскать ничего, кроме массивных ледников да небольшой исследовательской базы возле Южного залива. Люди здесь вполне дружелюбны, но таят в себе своеобразный воодушевленный фатализм. Вся их литература ориентирована на страдающих от одиночества женщин, мечтающих о горячих, но таких далеких возлюбленных.
Арфистка и человек со шрамами, а также их слуга и телохранитель прибыли в наземный космический порт возле Гудсги, которая могла сойти за планетарную столицу. Гатмандер имел единое правительство в основном потому, что не видел причин иметь их больше. Так было в теории. На практике же каждый город управлял окрестными поселками и деревнями и посылал пару-тройку парней в Гудсгу заседать в совете, который назывался здесь верная ширка.
Пассажиры спустились из челнока и вышли к терминалу. Было утро, солнце светило в спину, и на летное поле падали сизые тени. Небо постепенно светлело, из кромешно-черного становясь свинцово-серым.
Терминал представлял собой огромный навес, на входе не было никого. Гаты не собирались препятствовать людям, достаточно безумным, чтобы явиться сюда, и достаточно здравомыслящим, чтобы убраться отсюда. Вывеска гласила: «Добро пожаловать на Гатмандер: конец пути». Мéаране стало интересно, понимает ли кто-нибудь, как двусмысленно это звучит. Ведь здесь Дорога из желтого кирпича и Проспект Горького, слившись в Большой перекресток, заканчивались, и кораблям приходилось облетать Черную Бриллиантовую Звезду, чтобы выйти на Глухую Дорогу, что вела в Глушь.
Теоретически Гатмандер должен был стать оживленным портом, пропускавшим через себя целые компании переселенцев, которые пили бы местную ваугу, покупали сувениры и искали услад. Планета вполне могла бы называться «Последним Шансом». Только она стала тупиком Электрического авеню. Миры Глухой Дороги были более развитыми, чем те, что находились в коридоре Гансу. Там обитало множество людей, и, хотя технологии у них были примитивными, колонизировать их планеты оказалось бы проблематично.
Билли обнаружил нечто похожее на отель, именовавшийся «Койка и завтрак». Гостиничная индустрия была не слишком развита на Гатмандере. Для иномирян здесь не имелось развлечений, а местные слыли домоседами. В итоге некоторые семьи зарабатывали тем, что сдавали комнаты постояльцам и кормили их.
На следующее утро семья принесла им завтрак, или как они выразились в любопытной местной манере: «Что касается вас, есть оказия позавтракать». Мéарана сразу догадалась, почему комната и пропитание были такими дешевыми. Им подали кашу из злаков грубого помола под названием «стойкость», щедро сдобренную маслом с патокой и политую жирным молоком, которое звалось чача. Мéарана предположила, что злаки назывались «стойкостью» как раз потому, что человек нуждался в этом качестве, чтобы их съесть.
В своей привередливости она оказалась одинокой. Билли привык к любой еде, а Фудиру, как всегда, было без разницы. Теодорку блюдо даже понравилось, и он попросил добавки. Мéарана запомнила на будущее избегать родной кухни Дикаря.
Их хозяева, сахб и мемсаиб Дуковеры, вели себя нейтрально. Они улыбались, когда требовалось, и говорили приятные формальности, но все их гостеприимство сводилось к гатмандерскому девизу радушия: «Гости случаются».
— Эти гаты — друзья, — сказал Билли Чинс, когда они отправились в торговый район, — они много-сильно весело болтать.
Теодорк засмеялся и указал на боковую улочку:
— Магазин в той стороне.
Промозглый порывистый ветер, несущий морось, продувал темные узкие дорожки между складами. Долгая гатмандерская зима подошла к концу, а весна не успела наступить. Почки цветов недоверчиво выглядывали из земли и горшков, крунсаусы искали тень. Мир вращался по длинной орбите, и они расцветут еще не скоро. Когда компания свернула на улицу Чендлера, ветер взвыл с такой мощью, что даже укутанная в одолженный «снежный плащ» Мéарана вздрогнула.
Или она вздрогнула от надежды? Теодорк пообещал, что они узнают название мира, откуда появился медальон, а владелец магазина мог не сказать даже этого, но, несмотря на все разочарования, она ожидала большого прорыва.
Теодорк остановился перед оружейным магазином и с тоской уставился в голоэкранное окно.
— Вспомни, что я говорил, детка, — сказал он. — Я не могу быть телохранителем без оружия.
— Позже, Тедди, — ответила арфистка. — После того, как проведешь нас в магазин.
Она пошла дальше, и Дикарь поплелся следом. Фудир нерешительно замер. Педант хотел рассмотреть оружие, и Силач с ним согласился. Тот, кто жаждал знания, и тот, кто рвался в бой, нашли точку соприкосновения. Оба одновременно повлияли на память и тело, так что человек со шрамами забыл, куда шел, и повернулся к витрине.
На стендах и стойках красовалось разнообразное оружие: пневматические винтовки, пневматика револьверного типа, электрошокеры, нервно-индукционные парализаторы, кастеты, кинжалы и ножи самых невероятных форм и размеров. К краю витрины прислонился двуручный меч с украшенным драгоценными камнями навершием. Под оружием лежали карточки с написанным от руки миром происхождения: Женгу Шуай, Акраманапиче, КанТу, Эньрун. Миры, о которых он раньше даже не слышал. Миры Глуши. Там для людей создание оружия было настоящим искусством. С вычурной, филигранной, броской отделкой, гравированное и отполированное, некоторое оружие, казалось, могло применяться только для церемониальных целей. К примеру, та сабля. Этот автомат. Но вот форма других целиком соответствовала их назначению.
«Прекрасно», — вздохнул Силач, неизвестно, восхищаясь мастерством или функциональностью.
«Все пневматическое оружие с Акраманапиче или Кан, — сказал Педант. — Утилитарное лезвийное оружие — с Эньруна, как и то, что заряжается с дула, с кремневым замком. Электронное оружие только с Женгу Шуая».
«Ты знаешь, что это значит, — прошептал Ищейка. — Элементарная дедукция».
Только, не в силах постичь ее, человек со шрамами просто смотрел на экран.
«Ты всегда должен хвастаться?» — спросил Педант.
«О, кто бы говорил! А ты уверен, что ты память, а не эго?»
«Это твоя работенка».
Ищейка фыркнул и удалился, и человек со шрамами осознал, что смотрит на каталог оружия. Затем ушел и Педант, и он позабыл, что увидел в том каталоге.
— Ненавижу, когда эти идиоты пререкаются, — пробормотал Фудир.
«Можешь попробовать вести себя с ними учтивее».
Они начали оборачиваться, но взгляд Внутреннего Ребенка прикипел к витрине.
«Оно может ранить нас, если мы окажемся у него на пути».
— Ты должен быть осторожным и подозрительным, — прорычал Донован, — а не парализованным от страха. Ты бесполезен.
В этот раз ему удалось обернуться, и оказалось, что рядом стоит Билли Чинс.
— Сахб давать Дикарю много-сильно оружия? Кто охранит нас от охранника?
— Билли, — произнес человек со шрамами, — мы правда потрясены глубиной твоего доверия.
— Доверие лучше скрываться под осторожностью, — ответил слуга. — И сколько самбай, в смысле, что мочь сломленный старик-друг, я и ликлик мери, если мышцы обратятся против нас?
— Я больше волнуюсь, что он попробует сбежать от нас. Он не атангку, простой контрактный рабочий. Для одних Дикарей «честь» значит все. Для других она не значит ровным счетом ничего. — Он положил руку на плечо Билли. — У них в ходу такила: если ты не из их племени, они будут притворяться твоими друзьями, будут смотреть тебе прямо в глаза и врать напропалую.
— Тогда хозяину-сахбу повезти, — с широкой ухмылкой сказал Билли. — Глаза принадлежать тебе, никогда не смотреть прямо, чтобы смотреть в них!
Донован отвесил Билли шутливую оплеуху, Мéарана оглянулась и махнула им из боковой улочки.
— Тедди нашел то место!
«ИМПОРТ-ЭКСПОРТ ЧЭН-БОБА СМЕРДРОВА, СПЕЦИАЛИСТА ПО ДИКАРСКИМ РАБОТАМ» был огромной, похожей на сарай деревянной постройкой. В ящиках и на полках здесь хранилось невероятное количество безделиц и побрякушек. Сам Чэн-боб с кустистой бородой и красноватыми щеками походил на медведя. Его веки чуть морщились в уголках, нос был длинным и прямым. Он широко улыбнулся новоприбывшим.
Импортер восседал на высоком стуле за деревянной стойкой, положив тяжелые руки на отполированную столешницу.
— Что касается меня, — говорил он Мéаране, когда вошли Донован и Билли, — то нет оказии воспоминания. Многие разные товары с многих разных миров проходят через это здание. Импорт-экспорт — мое занятие, а не оценка предметов искусства.
Теодорк ткнул пальцем в свой медальон.
— Ты продал мне эту побрякушку с полгода назад. Не помнишь разве?