— Разве ты не чувствуешь себя стесненно?
— О нет, Люси! Я ведь могу играть со всей вселенной — от маленьких форм нитей до целых галактик и всего, что лежит между ними. Да, мир намного больше этого — кто станет отрицать? Есть любовь, справедливость и красота, а еще ненависть, предрассудки и уродство.
— Нет, Дебли, последних трех понятий не существует. Есть только названия, которые мы используем. А противоположность справедливости не предрассудки, но судьба, противоположность любви не ненависть, но безразличие. И нет ничего, что не было бы по-своему красиво. Ты сам мне так сказал.
— Да, верно, — удивившись, произнес Софвари.
Ветер усилился, и он вздрогнул.
— Влажный воздух холоден на закате. — Он приобнял арфистку за плечо. — Вот, возьми мой плащ.
— Погоди, Дебли. Погоди. Смотри. На восточном горизонте. Там виден Спиральный Рукав. Как они его называют?
— Нукеру ноорин. Река Света.
— Дангчао кажется таким далеким. Словно в другой вселенной.
Софвари замялся.
— Ты знала… что Донован — твой отец?
Мéарана удивленно обернулась к нему.
— Он тебе это сказал?
— Нет. Он никогда не рассказывал о своем прошлом. Можно подумать, у него и не было прошлого. Я проверил его и твои маленькие формы нитей…
— Я думала, они передаются только от матери к дочери!
— Те, что из могучих кондриан, — да. Но есть иные формы нитей. Если ты думаешь, будто в небе таится великая Вселенная, то она ничто по сравнению с великой вселенной внутри каждого из нас.
— Если Вселенная бесконечна, думаю, естественно, что и люди в ней такие же. А почему ты думал, что я не знаю?
— Просто вы не ведете себя как отец и дочь. Только иногда, когда смотрите друг на друга.
— Между нами история. Или, скорее, ее отсутствие.
— О?
— Остального тебе знать не нужно.
Они прошлись немного по грязи.
— Я смотрю на эти руины… — Софвари пнул выступавший из тины обломок. — Я — собиратель костей. Мне не суждено открыть ничего нового. Лишь находить забытое старое. Все, что я могу узнать, узнали до меня еще века назад.
— Возможно, было бы лучше, если бы мы забыли все полностью, — сказала Мéарана. — Все легенды, все чудеса, ибо мы обретаемся в их тени.
Она прижалась к валлаху.
— Нет. Как бы это ни было больно, неведение — не лучший вариант. Там хватало и другого, помимо чудес. Упадок, войны и разруха. Мы можем только лишь повторить славу минувших дней, но зато можем не повторять тех же ошибок.
Они услышали Ревущее ущелье задолго до того, как увидели его. То была узкая расселина у отрогов Кобберджоббла, из которой доносились вой и стенания, словно внутри затаился исполинский зверь. Слоофи затрясся от страха, и даже Софвари встревожился. Но потом он рассмеялся и сказал:
— Ущелье, будто мегафон, усиливает шум водопада.
Рулевой услышал его и сказал:
— Все так, но рев водопада может скрывать рев настоящего дракона.
Он засмеялся, даже не позаботившись взглянуть, напугал ли кого-то. Остальные лодочники тоже расхохотались, но от Мéараны не укрылось, что они косились на пассажиров, облизывая губы и жадно потирая руки. Предвкушение, но без примеси страха. Они не впервые проходили ущелье и знали, что никаких драконов там не водится.
Река заметно сузилась, течение ускорилось. Гребцы проложили вдоль бортов доски для ходьбы. Затем, по двое за раз, они отложили весла и взяли шесты, хранившиеся на внутренней стороне бортов. Шесты длиной не уступали лодке. Двое кормовых гребцов встали на доски и погрузили шесты в воду.
— Дно! — крикнул один, и загребающий подтвердил.
Они уперлись плечами в обтянутые кожей толстые концы шестов и пошли, толкая лодку вперед. Следом за ними двое баковых гребцов подняли свои весла и взялись за шесты, теперь уже четыре человека шли от носа к корме, борясь с течением. Один из баковых гребцов низким злым голосом сказал что-то рулевому, и тот яростно замахал руками, указывая на берег. Мéарана посмотрела туда, но не заметила ничего необычного.
Она взяла арфу и стала наигрывать первые пришедшие на ум мелодии: джигу, таараб, халай. Девушка подобрала ритм для ходивших с шестами мужчин, рулевой ухмыльнулся и стал отбивать ладонью по ручке рулевого весла в такт музыке. Правый баковый гребец, достигнув края доски, оглянулся на гребца напротив и едва заметно покачал головой. Товарищ ответил ему тем же, и они снова уперлись плечами и толкнули.
Они разбили лагерь на песчаной отмели восточного берега, где от склона холма осталась лишь груда камней. Река исчезала в дымке брызг от водопада. Как ни удивительно, в каньоне рев оказался тише, чем у отрогов, но им все равно приходилось чуть ли не кричать, чтобы быть услышанными.
Донован последним сошел с лодки.
— Это песчаная змея? — спросил он. — А, нет, просто ветка, застрявшая в грязи.
Разыгранный спектакль показался Мéаране забавным, она ни на миг не сомневалась, что это был именно спектакль, ведь Донован ничего не делал без веской причины. Она развернула палатку. Лодочники успели привыкнуть к палатке, которая сама себя поднимает, и больше не толпились вокруг нее с открытыми ртами, когда Мéарана включала снаряжение.
К ней подошли Билли Чинс и Донован, болтая на конфедеративном маньярине. Донован присел и заглянул в палатку.
— Где Тедди и Поули? — спросил он.
— Вернулись к лодкам за провиантом.
— Софвари, — сказал Билли, — сходи за ними.
Ученый-валлах посмотрел на Донована, и тот кивнул ему.
— Что происходит? — спросила Мéарана, когда Софвари ушел.
— Проблемы, — ответил Билли.
— Мы надеемся, ничего серьезного, — произнес Донован.
— Спасибо за предупреждение, что бы оно ни означало.
Мéарана достала арфу. Она все еще настраивала ее, когда вернулись остальные. Все собрались, и Донован сказал, что Билли считает, будто лодочники что-то замышляют.
— Я подозревал это еще до того, как мы отчалили, — сообщил конфедерат. — Старый хозяин таверны слишком сильно хотел доказать, что в Ревущем ущелье нам ничего не грозит, и слишком сильно пытался показать, что его не интересует наше золото и серебро.
— Я ему верю, — сказал Донован. — О песчаной змее я сказал на галактическом. Но кое-кто из наших «друзей» встревоженно оглянулся. Я притворился, будто не заметил, и не думаю, что они обратили на это внимание.
— У них есть уховертки, — сказала Мéарана.
— Или сами выучились. В любом случае — зачем им скрывать это? Они хотят знать, о чем мы говорим, но не давая нам понять, что они знают.
— Я видел, как ты проверял их, — сказал Билли. — Отреагировали только четверо.
Донован кивнул.
— Уховерток здесь вряд ли много. Но у каждого загребающего есть. — Он взглянул на Теодорка. — Приведи сюда Слоофи.
Дикарь поднялся и ушел.
— Не хочу проявить неуважение к Билли, — продолжил Донован, — но я сомневаюсь, что хозяин таверны в Раджилуре смог бы нанять пятнадцать человек. Мы миновали пограничный холм на речном берегу, так что мы перешли из Раджилура в Джебельсанмéеш.
В палатку вошел Слоофи, следом за ним Теодорк. Дикарь ослабил ремешок на ножнах. Переводчик улыбнулся.
— Чего хозяева хотят от Слоофи? — Его улыбка медленно погасла, стоило ему увидеть их лица. — Я чем-то прогневил вас?
Донован заговорил с ним на чистом гэлактическом:
— Когда они планируют напасть?
Переводчик побледнел. Он попытался притвориться, будто ничего не понимает, но Билли покачал головой.
— Так не пойдет. Мы все знаем. Тебе нужно просто сказать остальное.
Подобное обращение неизменно вселяло ужас в сердца, но со Слоофи оказалось бесполезным.
— Мой товарищ, — сказал Донован, разъясняя положение вещей, — практикует искусство, которое заставляет других отвечать на вопросы.
Теперь Слоофи задрожал.
— Нет а’йайх. Я просто фигура на доске для шадранеха в игре сильных мира сего.
— Раз ты такой бесполезный, — заметил Билли, — по тебе скучать не станут.
— Думаю, — ласково сказала Мéарана, — тебе лучше все нам рассказать.
Слоофи обернулся к ней, словно к избавительнице.
— Да, о сади. Я ничего не утаю!
— Тебя нанял райе Джебельсанмèеша? — задал вопрос Донован.
— Моему хозяину ведомо все. Его люди передали мне монеты, чтобы нанять лодочников, и пообещали мне больше, когда… все… будет сделано.
Мéарана повернулась к отцу.
— Лафеев казался вполне дружелюбным.
— Но райе Джебельсанмèеша, — сказал Донован, — заведует торговлей драгоценностями. А мы ищем источник лучших его товаров.
— Но нас не интересуют драгоценности, — сказала Méaрана. — Мы ведь ищем мою мать.
— Лафеев представить не мог, что кто-то отправится на столь безумные поиски. Он решил, что это прикрытие для настоящей цели — вытеснить его с рынка торговли драгоценностями.
— Настороженный разум на всех взирает с подозрением, — сказал Билли.
— Когда они планируют напасть? — снова спросил у переводчика Донован.
Слоофи, запинаясь, заговорил:
— Они убьют меня, если я скажу.
— А если не скажешь, убьем мы, — произнес Билли и беспомощно развел руками.
— Ну и дилемма, — отметил Теодорк.
— Но подумай вот о чем, — продолжил Билли, — от наших рук ты будешь умирать намного дольше. Ты протянешь много дней, прежде чем шакалы и коршуны найдут тебя.
— Похоже, долгая жизнь ему не по душе, — сказал Поули.
Донован ласково спросил:
— Все лодочники в сговоре?
— Нет. Трем не сказали, потому что они не кровные родственники. Как и этому гнусному Дьямосу, чья мать — шлюха из ущелья. Когда молот упадет, этим четверым предоставят выбор — присоединиться к лодочникам или пойти с вами на корм рыбам.
— Нелегкий выбор, — согласился Поули.
Донован бросил взгляд через плечо.
— Теодорк?
— Да, босс. Я найду его.
Дикарь вынырнул из палатки. Донован продолжил допрашивать Слоофи:
— Когда они собираются напасть?
— После того как мы попадем в Джебельсанмèеш, ибо нападение оскорбит квайзара Раджилура, немного глубже в Ревущем ущелье, так, чтобы всю вину возложить на народ ущелья. — Слоофи тяжело сглотнул. — Скорее всего, этой ночью, когда вы уснете, а они отдохнут от гребли.