Услышав это, Борис почувствовал неприятный холодок внутри, вспомнив, что сам не раз обращался к Двузубовой с просьбой. И тоже испытал на себе коварство ведьмы: и когда Лера ему опротивела, и когда богатство свое потратить не мог. Еще неизвестно, чем обернется последнее желание, но Борис решил, что больше ни о чем не станет просить колдовку, как бы тяжко ни пришлось. «Поскорее бы проснуться в своей реальности и забыть этот жуткий сон!» — подумал он и понял, что ему совсем не хочется раскрывать мрачные тайны села Кудыкино. Но легче на душе почему-то не стало — недоброе предчувствие тяготело над ним, пробуждая страх, и не давал покоя то и дело возникавший в голове вопрос, обращенный к самому себе: «А не слишком ли глубоко ты во всем этом увяз?»
Во дворе дома скрипнула калитка, послышался тяжелый топот чьих-то ног — вначале на крыльце, потом в сенях, — и входная дверь распахнулась, впуская внутрь бородатого мужчину богатырского телосложения. Весь он был густо вымазан в грязи, а с сапог прямо на цветастый половик в прихожей потекла черная жижа. Видно, это его не смутило: не разуваясь, он прошел дальше, в кухню, тяжело рухнул на табурет напротив женщины и, шумно выдохнув, только тогда нагнулся и принялся стягивать обувь.
— Вымотался сегодня! — глубоким приятным басом произнес он, и Борис сразу узнал его по голосу. Когда он был в прошлом сне у Звонаря в гостях, то не смог толком его разглядеть: дело было поздним вечером, и весь дом освещался крошечной свечкой.
— Доброго здоровьичка, дядя Юра! — произнесла хозяйка, шумно высморкавшись в мятый платок, и пытливо глянула на него. — Нашел хоть след какой?
— Ничего. — Скупой ответ погасил блеск надежды в глазах несчастной матери. Борис понял, что она спрашивала о детях. Наверное, этот человек занимался их поисками.
— После паводка земля, как тесто, никакой след на ней не держится, — Нина понимающе кивнула. — Далеко ходил-то?
— Далеко теперь не уйти: река со всех сторон. Всего-то и осталось у нас, что земли кусок да гнилой лесок, а дальше — везде вода, и конца-края ей не видать! Куда ступить можно было, везде, кажись, ступил. Нет нигде сорванцов твоих. — Звонарь говорил, низко опустив голову — наверное, трудно ему было смотреть в глаза убитой горем женщины.
Нина снова зашлась в рыданиях. Звонарь в сердцах ударил кулаком по столу и гневно пробасил:
— Проклятая ведьма! Совсем распоясалась! Раньше хоть звон колокольный ее сдерживал, а как пропал колокол, теперь ей воля вольная! И люди что творят! Не понимают будто, что силу ее умножают, принимая колдовские дары!
В клетке тонко запищала крыса.
Наверное, Звонарю было известно о перевоплощении мужа хозяйки, потому что заговорил он, глядя прямо в маленькие крысиные глаза:
— Держись сосед. И мне плохо. Чую, что-то я неправильно сделал.
— Это я, я одна во всем виновата! — сокрушаясь, покачала головой Нина. — Не слушала мужа, все к Двузубовой бегала, вот он на нее поэтому и кинулся! Но знаю: не убил бы! И на болоте это не он ее топил! Он не убийца, мой Щукин! А ведьма-то на него думает, вот и мстит!
— Любопытно все ж, и кто старуху из того болота вызволил? — Звонарь вдруг повернулся к Борису, будто только что его заметил, и глянул так, будто знал ответ. — А ты здесь какими судьбами? Чего в тот раз исчез, не прощаясь?
— Спешил, — ляпнул Борис, не зная, что еще сказать, и поежился, старательно скрывая испуг. Страшно представить, что будет, если они догадаются, чья это заслуга. Он уже приготовился к неприятным вопросам, но Звонарь сменил тему, обратившись к Нине:
— Как у тебя с продуктами?
Она пожала плечами, отвечая:
— До будущего урожая не растянуть. Потоп все попортил, спасти удалось лишь малую часть.
— Эх! Если не уйдет вода, и следующего урожая не будет. А помощи ждать неоткуда. Многие из-за голода в артель подались — считай, пропали. Скоро все туда уйдут. Так и сгинет наше Кудыкино. Победила ведьма!
Бориса так и подмывало спросить, почему люди, вступившие в артель, «пропали» — выглядели они вполне здоровыми, упитанными и счастливыми. К тому же, эти люди не делали ничего ужасного, всего лишь ловили и ели рыбу. Но благоразумие подсказывало, что лучше держать язык за зубами.
В кухне повисла тягостная тишина. Даже хруст, все это время доносившийся из темного угла за печкой, прекратился. Все трое сидели молча, не шевелясь. Притихла и крыса, лишь нервно подрагивал кончик ее лысого хвоста.
Внезапно откуда-то снизу послышалось чавканье. Оказалось, человекообразное существо, поедавшее из помойного ведра картофельные очистки, бесшумно подобралось к столу и теперь пробовало на зуб валявшийся на полу сапог Звонаря.
— А ну, пошла прочь! — взвизгнула Нина и замахнулась платком на то, что еще недавно было ее мужем.
Звонарь выхватил из цепких рук свой сапог и тоже замахнулся. Существо с недовольным рычанием мгновенно ретировалось обратно в угол, часто перебирая всеми четырьмя конечностями. Глядя на это дикое зрелище, Борис непроизвольно поморщился и подумал о том, что в немилость к ведьме лучше не попадать.
— Надо бы его в сарае закрыть, не то он тут все у тебя погрызет! — Звонарь от греха подальше поспешно надевал сапоги, посыпая пол комьями грязи. — Я тут немного напачкал, — извиняющимся тоном добавил он, наконец-то заметив то, что натворил.
Нина скользнула безразличным взглядом по заляпанному полу и сказала:
— Дверь-то сломана в сарае.
— Ничего. Неси гвозди и молоток, наглухо заколотим, — нашелся сосед.
Борису пришлось помочь Звонарю выволочь упирающегося человека-крысу из дома под горестные всхлипы хозяйки. Дверь приладили на место и забили досками. Нина попросила выломать внизу кусок доски, чтобы можно было подкармливать заколдованного мужа — по крайней мере, пока не кончится еда. Из дыры под дверью тотчас высунулись грязные пальцы и нервно заскребли по земле. Борис отвернулся и поднял взгляд к темнеющему небу. «Сон. Просто сон. Скоро я проснусь дома», — успокаивал он себя, начиная опасаться за свой рассудок.
Звонарь великодушно предложил переночевать у него, и Борис с радостью согласился. Они попрощались с Ниной и отправились в соседний дом — ветхую лачугу, дохну́вшую на них сыростью болота из отворенной двери. Наверное, после потопа где-то что-то подгнивало и плесневело, потому что хозяин вовремя не озаботился проветриванием жилища.
Звонарь загремел крышкой закопченной кастрюли, стоящей на печке, и предложил поужинать, но Борис, хотя и ощущал зверский голод, все-таки вежливо отказался, вспомнив недавний разговор об иссякающем запасе продуктов. Душу согрела мечта о сытном завтраке в ресторане: как только он проснется, сразу отправится в лучшее заведение города и закажет все, что понравится, не глядя на цену. Тем более, если верить обещаниям Двузубовой, проблем с финансами у него больше не возникнет. Только вот… не вскроется ли и в этот раз очередной подвох?!
Знакомый диван защелкал так, будто в его ватных недрах вместо железных пружин скрывались челюсти, полные острых зубов, и, укладываясь, Борис старался сильно не ворочаться, опасаясь, что острые клыки прорвут обивку и вопьются в тело. Тяжелое сырое одеяло, под которым он скорчился, укрывшись с головой, не то что не согревало, а, скорее, отнимало тепло, зато приглушало звуки: Звонарь в кухне, растапливая печь, гремел заслонкой и кочергой, а за окном с порывами ветра носилось протяжное стенание — не то волчий вой, не то русалочий плач. А может, это странная внучка Двузубовой горевала над своей неразделенной любовью. Из-за этого Борису никак не удавалось уснуть — казалось, что промозглое, насквозь провонявшее рыбой село Кудыкино не желает отпускать его на волю.
Вдобавок ко всему кто-то настойчиво постучал в наружную дверь, а затем в кухне раздался незнакомый мужской голос:
— Не спишь, Юрий? Тут такое дело… Говорят, там к берегу снова кого-то принесло! Катер, кажись. Наши хотят пойти посмотреть. Вот, за тобой послали.
— Во-он чего! Иду, иду!
Звонарь, судя по звукам, всполошился: зашуршала одежда, заскрипели половицы под его тяжелыми шагами, потом хлопнули одна за другой две двери — в сенях и входная, лязгнул засов на калитке, и стало тихо. Даже бередящий душу вой за окном прекратился. «Спать, спать, спать», — мысленно твердил Борис, пытаясь вызвать сон с помощью самовнушения. Он так отчаянно старался, что вскоре, как бывало уже не раз, в теле появилось ощущение полета, а перед глазами начали одна за другой сменяться картины сновидений: дом Звонаря далеко внизу, грязная узкая улочка, бугристый берег, громоздкая ржавая баржа, буксир, а рядом — новенький патрульный катер речной полиции (слово «полиция» значилось на ярко-синей полосе, тянущейся вдоль белого борта от носа до кормы).Только что высадившиеся на берег люди выделялись среди серой кучки однообразно одетых кудыкинцев ярко-оранжевыми спасательными жилетами и эмблемами на рукавах. Здесь же была и Двузубова-старшая. Она жестикулировала, если можно так сказать о трепыхании растопыренных ладоней на согнутых в локтях и прижатых к бокам руках, — наверное, приглашала к себе, потому что то и дело поворачивалась всем корпусом и указывала в сторону терема. Вдруг перед ней появился Звонарь и начал что-то говорить, судя по выражению лица — спорить. Борису стало любопытно, и он захотел приблизиться к собравшимся на берегу, но его вдруг отнесло назад, к селу.
Он полетел над пустынной улицей и снова увидел дом, где остановился на ночлег. Одно из окон было распахнуто — то самое окно в комнате с диваном. Это было странно, ведь Борис хорошо помнил, что оно было закрыто. Из проема выглянул мужчина, — не сразу, но Борис узнал его — человек в красной футболке с логотипом газировки! Как он там оказался? Решил украсть что-то, воспользовавшись отсутствием хозяина? Перебравшись через подоконник, незваный гость повернулся к окну и подхватил высунувшийся оттуда мешок. Следом за мешком показалась голова в женской вязаной шапке с меховым помпоном, но лицо было отнюдь не женским. Борис вспомнил, что видел этого человека на барже в одной компании с «красной футболкой». Подельник поддерживал ношу с другой стороны, и вскоре стало ясно, что это не мешок с картошкой, как показалось вначале, а… человек с мешком на голове! Волнение охватило Бориса. На жертве похитителей была до странности