— Не видел моих родителей? — спросил он после короткого приветствия.
— Нет. Наверное, они ушли в безопасное место, когда начался пожар.
— А почему его никто не тушит? Где, вообще, все люди?
— Да прячутся, кто где. Тут, кроме пожара, еще одна беда. Наверное, ты еще не видел, иначе бы не спрашивал.
— Что за беда? — Колька испуганно вытаращился.
— Ты не поверишь, пока не увидишь, так что почаще под ноги смотри. Где сильно горит, там их нет, а вообще, все село ими кишит.
— Да кем кишит-то?!
— Рыбами какими-то, вроде угрей, только больше гораздо. Кидаются под ноги и кусаются. Если упадешь, то вряд ли потом встанешь.
— Кидаются? Вот, блин! А я в поле Зяблика обглоданного видел, у него сапоги были рыбой забиты, только та рыба по-другому называется… Забыл! А, вспомнил: минога!
— Эта рыба в сапоги не влезет,— сказал Борис с усмешкой. — Такая тварь может сапог целиком проглотить!
— А как она без воды здесь очутилась? Летающая, что ли?
— Ползает, как змея. Так что под ноги смотри, не забывай!
В этот момент в комнате, в которой они стояли, лопнули стекла сразу в двух окнах, и под звон посыпавшихся осколков внутрь повалил дым.
— Надо выбираться! — опомнился Борис, хватая Кольку за рукав и увлекая к выходу. В сенях мальчишка притормозил, сорвал с вешалки что-то большое и шуршащее и, накинув на Бориса сверху, тоже нырнул под жесткую ткань.
— Батин брезентовый плащ! — пояснил он.
Прижимая полы плаща каждый со своей стороны, они выбежали из дома, промчавшись прямо сквозь пламя, полыхнувшее на них из распахнувшейся двери.
На улице кто-то кричал «Помогите!» жалобным старческим голосом. Борис приподнял над лицом край плаща и оглянулся: в дыму между заборами маячила человеческая фигура. Несмотря на плавящийся от жара воздух, Борис ощутил озноб, узнав ведьму Двузубову. Она ползла по земле, как заморенная улитка, и стонала. Заметив его взгляд, старуха остановилась и протянула руку, взмолившись о помощи. Колька тоже увидел ее и понял, кто это.
— Пошли отсюда! — сказал он Борису, увидев, что тот колеблется.
— Она сгорит или задохнется, — возразил тот, не двигаясь с места. А потом неожиданно потянул Кольку в другую сторону от выхода с улицы, к бабке. — Давай поможем ей. Хоть и ведьма, а тоже человек!
— С ума сошел?! — воскликнул Колька, заходясь в кашле от дыма, но послушался: деваться было некуда, ведь брезентовый плащ был один на двоих, а длинные языки пламени тянулись к ним от заборов с обеих сторон.
Двузубовой здорово досталось: на лице вздулись волдыри, а платье покрылось прожженными дырами, сквозь которые было видно черную обугленную кожу. Старуха хрипела, задыхаясь.
Они подхватили ее под руки и с трудом, но все же поместились втроем под спасительным брезентом. Пока бежали к выходу с улицы, ноги Двузубовой волочились по земле. Оказавшись в поле за околицей, где гореть было уже нечему, они остановились и, сбросив плащ, огляделись вокруг.
Кудыкино пылало. Пожар достиг такого размаха, что со стороны было видно: в селе не уцелеет ни один дом. Ярче всех горел терем. Пламя над ним как-то по-особенному сияло, переливаясь всеми оттенками красного — от густого алого до бледно-оранжевого. Наверное, огню пришлись по вкусу свежие сосновые бревна, покрытые капельками смолы, и он разгулялся на них вволю. Черные струи дыма вились над крышами, и казалось, что небо над Кудыкино тоже заполонили речные гады. К счастью, пока этих тварей поблизости не было — Борис убедился в этом, тщательно осмотрев землю под ногами. А потом оглянулся назад, боковым зрением заметив движение на Кудыкиной горе, и дернул Кольку за руку.
— Смотри! Вон где все люди!
Оказалось, спасаясь от огня, кудыкинцы собрались на вершине горы, столпившись вокруг звонницы. Несколько человек поднимались вверх по склону. Какой-то мужик карабкался, перемещаясь на четвереньках, и Колька узнал в нем своего отца. А потом увидел и мать, идущую рядом.
— Они там! Они еще даже не знают, что Лешка нашелся! Вот я их сейчас обрадую!
Издав радостный вопль, Колька помчался к горе, оставив Двузубову на попечение Бориса — та повисла на нем всем весом и вдруг прохрипела в самое ухо:
— Снова ты меня от смерти спас! Можешь еще три желания загадать!
Борис дернулся, будто его ужалили, и, отклонив голову подальше от бабкиного рта, ответил:
— Уж спасибо! Как-нибудь сам теперь.
— А ты хорошо подумал? — Она сдобрила свой противный вкрадчивый голос ехидным хихиканьем. — Ведь жениться надумал, а для семьи много чего может понадобиться!
— Что ты мелешь, бабуля?! С чего взяла?! — Борис был уверен, что Двузубова шутит, но, услышав ее следующие слова, помрачнел.
— Ну как же! Нюрка моя похвасталась, что ты ее к себе в дом взять обещал! Разве это не женитьба? Я слыхала, у городских сейчас не принято шумные свадьбы устраивать. Стали жить вместе — значит, поженились! — Она мерзко хихикнула и снова забормотала: — Говорила же, что Нюрка красавицей станет! Радуйся, что тебе досталась. Ну да, можешь не благодарить. Я, конечно, не отпустила б вас с ней, если б не пожар, но теперь-то ничего не поделаешь. На пепелище жизнь новую строить — плохая примета, счастья-то не будет. Поэтому, так и быть, я тоже вместе с вами в город переселюсь.
Борис чуть не задохнулся от возмущения. Хотел что-то возразить, но только нервно фыркнул и стряхнул ее со своего плеча. Та медленно осела на землю, словно куча перекисшего теста, и жалобно ойкнула. Пришлось поднимать ее на ноги, чтобы не вступать в спор с внутренним голосом, который укоризненно выговаривал где-то внутри: «Позор! Пусть даже тебе не нравится, что она болтает, но разве это повод, чтобы так обращаться со старой женщиной?!» Борис взвалил Двузубову обратно на плечо и поволок в гору, поклявшись себе, что не будет больше с ней разговаривать. Ни за что.
Сверху послышались недовольные возгласы:
— Ты зачем ее сюда притащил?!
— Пусть бы сгорела вместе со своими гадами!
— Проваливай прочь, ведьма проклятая!
Борис поднял голову: десятки негодующих взглядов были устремлены на него и старуху. Враждебно настроенные кудыкинцы образовали заслон у них на пути.
— Забыли, как мою рыбу трескали? — огрызнулась Двузубова. — Неблагодарные! Ведь всех кормила, всем помогала!
— Погляди на свою помощь! — злобно выкрикнули из толпы. — Все нажитое дотла сгорело, в пепел обратилось!
— Сами свое добро сожгли, а меня виноватой назначили?! — завопила старуха.
— Ты гадов напустила, всех погубить хотела! Мы-то, от смерти спасаясь, хаты пожгли!
— Ладно вам! — Гулкий бас перекрыл людской гомон, и Борис узнал Звонаря. Тот шел навстречу и, приблизившись, подхватил Двузубову под руку с другой стороны. Вместе они поднялись на площадку перед звонницей, в которой, к своему удивлению, Борис заметил подвешенный к верхней перекладине колокол. Вспомнил, как Звонарь сокрушался и сожалел о его утрате. Откуда же тот появился?
Двузубова, все еще висевшая на его плече, вдруг затряслась, как в лихорадке, и зашипела что-то нечленораздельное. Проследив за ее взглядом, Борис понял, что появление колокола напугало ее до смерти. Старуха высвободилась из поддерживающих ее рук и медленно двинулась к звоннице, шевеля губами. Изодранный и обгоревший подол платья волочился за ней подобно хвосту дохлой рыбы.
Борис едва успел вздохнуть с облегчением, радуясь, что избавился от неприятной ноши, как вдруг кто-то налетел на него, обхватив руками за шею и обдав ароматом хвои и молодой травы. Услышав радостный смех, он не поверил ушам — этого никак не могло быть на самом деле! И снова закрался страх, что все происходящее окажется сном — ведь неизвестно, какая реальность ожидает его на этот раз.
Это была Маша. Она обнимала его и смеялась сквозь слезы. Бормотала что-то своим волшебным голосом. Потом поцеловала в щеку. Борис стоял, как истукан, и молчал, не веря в происходящее. «Все думали, что ты утонул!» — прошептала она, всхлипывая, и тогда он понял, что Маша — настоящая.
Успокоившись, она начала рассказывать о том, как не верила в его гибель и вместо того, чтобы улететь с матерью в Швецию, отправилась в речной порт, где угнала моторку у какого-то рыбака, но на этом месте замолчала, услышав громкие крики. Людей снова что-то взбудоражило, и на этот раз их голоса звучали не гневно, а тревожно.
— Ползут! Ползут! Смотрите!
Борис сразу понял, о чем идет речь, и посмотрел вдаль, куда устремились все взгляды.
Показалось, что земля перед горой вздымается и перекатывается хаотичными волнами, будто превратилась в жидкое черное тесто. Но все знали, что это обман зрения и, если присмотреться, можно увидеть отдельные змеевидные тела, наползающие друг на друга, острые морды, мутные глаза на них и разинутые пасти, полные желтоватых острых зубов. Угри не вернулись в реку! Они покинули горящее село и, возможно, шли к горе под прикрытием высокого берега, двигаясь по запаху к тому месту, где собралась их не пойманная добыча. Несколько особенно резвых особей уже ползли вверх по склону. Борис проследил взглядом за движением рыбьего потока: у подножия тот разбивался надвое, огибая гору вокруг. Возгласы людей «Они повсюду!» подтвердили его опасения: хитрые твари окружили их, отрезав пути к отступлению. «Еще полчаса максимум, учитывая скорость их движения и прожорливость, — и в Кудыкиной горе прибавится немало костей!» — подумал Борис с ужасом, а Маша потрясенно вымолвила:
— Что ж это такое?! Хоть фильм ужасов снимай! Гиблое местечко!
Мощный удар колокола с гулом прокатился над горой, отвлекая всех от жуткого зрелища. Люди оборачивались, выражение на их лицах менялось с тревожного на благостное, кто-то начал креститься. Во взглядах вспыхнула надежда: вот сейчас, как и раньше, зазвонит колокол и прогонит прочь все недоброе, нечистое и неправильное. Пробудятся уснувшие светлые боги и спасут всех от страшной погибели.
Звонарь стоял под колокольной чашей, держа в руках веревку, прикрепленную к колокольному языку, и… Борис присмотрелся к его лицу, сомневаясь в том, что все правильно понял. Раздался еще один неуверенный удар, потом еще, совсем слабый… Звонарь отпустил веревку, упал на колени и обхватил голову руками. Его могучие плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Борис не ошибся: Звонарь плакал.